Дом у трамвайных линий
Давайте не откладывать любовь:
Забросим суету тревожных будней,
Обиду на судьбу свою забудем…
Давайте не откладывать любовь.
Давайте оправдаем Новый год:
Мы столько себе счастья пожелали!
Желанья все записаны в скрижали;
Давайте оправдаем Новый год!
Давайте все полюбим тишину…
Улыбками общаться и глазами,
И рук теплом, оно всегда ведь с нами…
Давайте все полюбим тишину.
Но главное, но главное – Любовь…
Как жаль, что нет любовного ликбеза!..
Тогда б не пели громко «Марсельезу»,
А – шёпотом: - да здравствует Любовь…
ДАВАЙТЕ НЕ ОТКЛАДЫВАТЬ ЛЮБОВЬ
Муз. и исп. Елены Чичериной
Я лез в очередную западню. Чем больше влечения, чем больше человек нравится, тем выше устанавливаем мы планку, через которую ему прыгать. И, как результат, отсев кандидатов. Это в лучшем случае. Если вы ещё не поженились, если нет детей, когда ещё идут, главным образом, тренировки, отборочные соревнования, а не олимпийские игры.
Куда надёжней был выбор наших прародителей для своих чад лет сто или двести назад. Планки не устанавливались тогда для побития мировых рекордов, от которых зависела вся наша будущность. Просто подбиралась пара для устойчивой семейной жизни и возрастания постепенного. Некоторые мне возразят, и я не буду с ними спорить: «Бывают случаи семейного счастия и по любви». То ли люди умные, без планок обходятся, то ли так случилось, что и он, и она умудряются перемахивать через рекордные высоты. Или вместе, с разбегу, держась за руки. Или поодиночке. То она, то он. Оп-ля. А я всё влюблялся, потом устанавливал планки, потом мы сбивали их в полёте.
Месяца три спустя после возвращения с первой полевой производственной практики, на которой была сбита планка молодой и симпатичной замужней женщиной, я встретил девочку с географического. Как-то так получалось, что приём заявлений происходил не только в солнечные дни, но и в пасмурные, даже с грозой. Я не успевал отойти от одного, а за углом уже поджидало другое. И по виду очень даже не хуже… Высокая, может, даже выше меня. Почти худенькая, с разнесёнными остренькими плечами, распущенными тонкими волосами, она летела вдруг проснувшейся к зиме чёрной порхающей бабочкой то по бордюрам тротуара, то по вокзальным переходам, взмахивая слегка согнутыми в локтях голыми озябшими руками, вылезшими из коротких рукавов пальто. Большие, почти чёрные, виноватые глаза. Густые короткие ресницы добавляли виноватым глазам ещё и строгости. Словно смотрела она на меня с немым укором: «Зачем бедную мучаешь?». Это наводило меня на размышления и несколько смягчало бесповоротное и окончательное падение в виноватый омут, из которого самому не выбраться.
Осень поздняя. Уже без листьев. Прозрачно. Просторно. Грустно?
Один, один… «То, как играющий зверёк, с высокой кручи на песок скачусь. То берегом реки …» иду. Трава на лугу желта. Вода блестит, тихо шепчет под обрывом. Зовёт, притягивает:
«Ну, подойди, слышишь? Моя последняя песенка». – «Слушателей не осталось? Ладно», - приблизился: «Тихо поёшь даже рядом». Лучше буду разглядывать. Вот дно. Вот отвалившиеся от подмытого крутого бережка куски земли. Торчат из воды, ещё с травой, потихоньку превращаясь в подводные и становясь обителью уже других существ, из другого мира. Вот между ними из глубины на мель выскочили друг за другом одинакового роста пескарь и окунь. Зазвенели водой. Оба маленькие, подростки. Окунь хочет всё-таки проглотить пескаря. «Неужели сможет? Ведь одинаковые». Вот ты. Такой же. От себя не убежишь. Смотри – не смотри. Бежит, струится….
Пахнет болотом от старых заросших проток. По низким берегам нашей Маленькой речки, под почти таким же солнцем, стоит цепляющаяся за растянутые на коленях синие спортивные штаны (с начёсом) жёлто - зелёно - коричневая череда, маленькие плоды которой с двумя усиками - зацепками можно растереть зубами. А в рот не попало. Боками старой телогрейки, кедами, фуражкой, глазами, шеей – собираешь по крупицам солнышкино тепло. Млеешь в тепле. Поутру всё обелено: и трава, и песок среди изумрудных противных колючек у берега. Но снега ещё не было. Луг пуст и свободен. Отдыхает. Церковка и цветные домики вокруг неё в посёлке Отрожка на горизонте – как в бинокль. В два раза ближе. Игрушечные.
Ещё ближе к жилью, на сбегающих в долину буграх, которые затянуты дымом, ползущим от огородов станции натуралистов, чужие с соседних улиц, один знакомый, спрятались за невысоким пригорком. Лежат на боку трое, молчат. Завозились. Спички затарахтели. Облачко вверх пыхнуло. Ещё одно поменьше. Иногда что-то скажут вполголоса. Куда - то вперёд смотрят.
Метров за тридцать поставили на подстилку принесённые с собой клетки с пойманными до этого божьими птахами и слегка рассыпали зёрнышки. Поглядывают, слегка приподнявшись, на землю и кусты рядом с клетками. На перелетающие туда - сюда и подпрыгивающие на рельефе, как крылатые ракеты, подсвистывающие стайки птичек. Подошёл. Присел. «Ложись! Только тихо!». Ловят щеглов и синиц, растянув рядом с просыпанным зерном невидимую петельку для лапок, конец которой держат в руках. Можно и в пустую клетку с открытой дверцей. На продажу. Посидел, полежал, послушал. Стряхнул песок, ушёл по своим делам. Птичек я не ловил. И рыбу часто выпускал.
Да нет уже всего этого! С бугров я не скатываюсь и про родной луг забываю. Я ведь учусь в университете и живу не у реки, а в доме отчима, на Клинической, остановка «Леваневского». В низинке, под бегущими наверху рельсами, по которым гремят, переламываясь, красно - жёлтые трамваи.
Железнодорожный роман (Отрывок)
Автор: Георгий Прохоров
