Рассказать вам спойлер, что ль? Я пишу мужскую роль! Коль писателем назвался - Только истину глаголь!
А мужчина – что за гусь? Изучать матчасть возьмусь! И за правильным советом Прямо к другу обращусь!
И пускай мне этот друг Подсобит из первых рук: Пусть расскажет как мужчины Носят галстук и сюртук.
Мужская роль (Отрывок) Автор: Знатная Жемчужина
Как трудно женщину понять. Она всегда противоречива. То говорит: "Мне не звони опять" Сама же ждет звонка и плачет беспричинно. То говорит, что больше не люблю. В душе надеясь на признание в любви. То говорит, что от тебя уйду Сама же ждёт, что вдруг удержат и поймут. Как трудно женщину понять, Но думаю понять возможно. Она лишь хочет подтвержденья вновь и вновь, Что любят, дорожат и это всё серьёзно!
Окончен бал, погасли свечи, И смерть, учтивый мажордом (*), Лишит нас разума и речи, Но водевиль лишь виден в том. Автор
Я многого б у жизни не просил – Всего одну, в копейку, малость: Когда лишусь, вконец, последних сил, Не проявляйте к старцу жалость,
А пожелайте встретить смерть легко, Как хэппи-энд в спектакле жизни, Где пьют друзья вино «Вдова Клико» На лучшей, прямо скажем, тризне.
Что наша жизнь? – всего лишь водевиль, С большими, малыми ль ролями, Актёрских навыков набор, и стиль, Где б мы гляделись мастаками
По части нами выбранных идей Иметь регалии, награды – В мирском всеядном скопище людей Мы все лицу фортуны рады.
Но непреложность жизни такова, Что та закончится финалом, Теряют вес где речи и слова В том водевиле, чтим что балом…
Водевиль Автор: Анатолий Бешенцев __________________________________________________________________________________________________________________________________________________________
(*) учтивый мажордом - В эпоху раннего средневековья — министр королевского двора, управитель королевских дворцов, высший придворный и государственный сановник. В эпоху раннего средневековья — министр королевского двора, управитель королевских дворцов, высший придворный и государственный сановник, заведовавший королевской дружиной, доменами и вассалами. Домоправитель, старший лакей, дворецкий в богатых барских домах. ___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________
Горное ущелье, через которое мне предстояло перебраться, казалось издали чем-то вроде воронки, образованной крутыми и обнажёнными гранитными скатами двух соседних вершил. Склоны горы поросли густым кустарником, смешанным с низкорослыми деревьями, — от его терпкого запаха кружилась голова; солнце, ещё незримое, поднимаясь из-за гор, окрашивало их верхушки розовым и словно запылённым цветом, а его пламя рассыпалось брызгами, отбрасывая в пространство длинные снопы света.
Нам предстояло в тот день пройти пешком часов пятнадцать — шестнадцать; поэтому мой проводник пристроил нас наподобие каравана к небольшому отряду горцев, который направлялся по тому самому пути. Мы шли гуськом, быстрым шагом, не говоря ни слова, поднимаясь по узкой, затерянной в чаще тропинке. Последними шли два мула, навьюченные продовольствием и тюками с грузом. Корсиканцы, проворные молодцы с ружьём на плече, останавливались по своему обычаю у каждого родника: они выпивали по нескольку глотков воды и снова пускались в путь. Однако по мере приближения к вершине горы их шаг мало-помалу замедлился, и они начали перешёптываться на своём, непонятном для меня, наречии. Меня удивило неоднократно произнесённое ими слово «жандарм». Наконец караван остановился, и рослый черноволосый молодец скрылся в чаще. Через четверть часа он вернулся; караван тихим шагом двинулся дальше. Пройдя метров двести, он остановился снова; в чащу нырнул второй человек. Заинтересованный, я спросил у проводника, в чём дело. Он ответил мне, что они ожидают «друга».
«Друг» не являлся; поэтому, как только вернулся посланный ему навстречу человек, мы двинулись дальше. Вдруг, наподобие игрушечного чёртика, выскакивающего из коробочки, из чащи вынырнул какой-то черномазый коренастый человечек. Как у всех корсиканцев, у него висело за плечами заряженное ружьё, и он подозрительно покосился на меня. Он был некрасив, узловат, как ствол оливкового дерева, и, разумеется, очень грязен; из-под кровоточащих век глядели чуть косящие глаза. Его окружили, радостно приветствовали, засыпали вопросами; казалось, каждый любил его, как брата, и почитал, как святого. Потом, когда улеглось первое радостное возбуждение, караван снова двинулся в путь ускоренным шагом; один из горцев шёл метрах в ста впереди нас в качестве разведчика.
Я начинал понимать, в чём дело: в течение последнего месяца мне прожужжали уши историями о бандитах.
По мере того как наш караван приближался к горному перевалу, всех как будто охватывала какая-то боязнь. Наконец мы достигли седловины. Два больших ястреба кружились над нашими головами. Вдали, позади нас, смутно виднелось море, ещё подёрнутое дымкой, а впереди уходила вдаль бесконечная долина без единого дома, без единого куска обработанной земли, покрытая густым кустарником, низкорослыми деревьями и зеленеющими дубами. Мне показалось, что лица наших спутников повеселели. Мы начали спускаться вниз… Затем, приблизительно через час, таинственный незнакомец, так неожиданно к нам присоединившийся, радушно попрощался с нами, пожал всем руки, даже мне, и снова прыгнул в чащу.
Я спросил у своего проводника, что это за человек. Тот простодушно ответил:
— Он не любит жандармов.
Я попросил его рассказать мне пообстоятельнее о корсиканских бандитах — они сейчас держат горы в своих руках — и узнал, что тем горным ущельем, где мы только что прошли, часто пользовались жандармы, как мышеловкой: они ловили там тех поставленных вне закона беглецов, которые пытаются пробраться в Сартенский округ, обычное убежище разбойников.
В настоящее время насчитывается около двухсот сорока таких молодцов, издевающихся над жандармами, судом и префектом. Это отнюдь не грабители, так как они никогда не ограбят путешественника. Соверши они что-нибудь подобное, не исключена возможность, что их подвергли бы суду, приговорили бы к смерти и казнили собственные их собратья, люди, крайне взыскательные в вопросах чести. Дело в том, что этих бедных малых почти всегда толкает в горы преувеличенное чувство чести.
Из-за того, что жена изменила своему мужу, из-за того, что девушку заподозрили в падении, из-за того, что лучшие друзья поссорились за игрой, и по множеству других столь же незначительных поводов, на которые в цивилизованном обществе смотрят сквозь пальцы, здесь убивают жену, девушку, любовника, друга, отца, братьев, родственников, истребляют весь род; потом, выполнив своё дело, спокойно уходят в горные чащи; и в этом краю, где человека уважают тем больше, чем больше число убитых им людей, местные жители дают беглецу средства к жизни, и жандармы тщетно его преследуют, нередко попадая под пулю, к великой радости горцев - крестьян; всякий корсиканец инстинктивно ненавидит жандармов, ибо и он в любой день может стать бандитом.
Помимо этих несчастных, которых толкнул на убийство их буйный нрав и которые живут чем бог пошлёт, ночуя под открытым небом, непрестанно травимые жандармами, на Корсике имеются и бандиты богатые, счастливые, благоденствующие, мирно проживающие на своих землях среди крестьян, своих подданных; таковы братья Беллакосчья (что значит Красивая Ляжка).
Корсиканские бандиты (Отрывок) Автор Ги де Мопассан, пер. М. П. Столяров
Я не делаю портреты, я крашу людей в их домах. Эдуар Вюйар (1868–1940) — французский художник-символист
“Сыплю вопросами даже во сне. Их так легко задавать в тишине…“
На многие вопросы нет ответа. Но мы их будем вечно задавать. Куда девалось солнечное лето? И почему всю ночь скрипит кровать? За что закон карает правдолюба? Откуда в нашей жизни - это зло? Я удивлён, что кто-то "рухнул с дуба", а тот другой "отпущен быть козлом". Как мне добыть лекарственное средство? Раз умерев, нельзя ли вновь ожить? Я так влюблён в девчушку по соседству и верю - дружбой нужно дорожить. Коварен Бог - такая есть дилемма. Как обмануть коварную судьбу? Я весь горю. И вечные проблемы придут ко мне наверно и в гробу. Но жизнь во мне пока ещё струится, и солнце светит, освещая день. Пусть Бог моё усердие заметит. Но может быть ему вдруг станет лень? Я задаю себе вопрос вопросов. Но тут же вновь рождается другой. Там в небесах с меня конечно спросят за всё, что предначертано судьбой.
Войти в доверие, в сознание врасти, В твои привычки, стать твоею тенью, Как будто бы случайно на пути Встречаться, удивляясь совпаденьям, Знать назубок твой распорядок дня – Получше, чем какой-нибудь диспетчер Подстраивать – когда бы от меня Зависело хоть что-то! – наши встречи, Болтать о повседневном, о ненужном… …Любовь, смирись и притворяйся дружбой…
Автор: Баринова Елена
«Холодно. Наверное, опять температура поднялась» - подумала я и ощутила порыв ветра. Два чёрных глаза внимательно смотрели. Вопль ужаса застрял в горле. Я стояла на носу гигантской медведицы посреди заснеженной тайги.
- Не бойся, не упадёшь, я тебя держу мысленно! – услышала я тихий рык.
«Спасибо! Успокоила!» - с раздражением подумала и попросила:
- Отпусти меня на землю, пожалуйста. - Не получится. Внизу, голубые волки.
Послышался вой. Мурашки нового страха пробежались по спине. Дрогнувшим голосом спросила:
- Голубые волки из моей сказки?!
Глаза медведя прищурились:
- Из твоей, ли?!
Я присела на корточки и подумала: «Наверное, это сон? Вон, я такая ловкачка!». Страх перед высотой и медведицей исчез, а появилась досада.
- Ну, я же их придумала, хотя и не закончила… А кто ты такая? И почему я сижу на твоём носу? - Ота. Я твоя хранительница. И та, которая тебе вправит мозги или съесть тебя. Выбор за тобой! - Чудесно! – буркнула я и огляделась.
Заснеженные верхушки деревьев завораживали. Если учесть, что я впервые в лесу, да ещё на ком? На носу медведя! Моя и без того, расшатанная психика плачет горючими слезами. То, двойной мир, то это. И что хуже - неизвестно. На близком, тёмном небосклоне уже зажигались первые звёзды.
- Нам не о чем говорит… Если ты моя хранительница, то почему со мной происходит такое… Почему я вижу два мира? Почему я такая совсем «особая»? Я так устала от всего… - Я думала, тебе нравится… А как же Эдуард и его братья? Они каждый день навещают тебя в лазарете? Неужели, для тебя это ничего не значит…
Действительно, Эд, Антон, Ник, Макс и Стас постоянно навещали, приносили бананы, йогурты и другие сладости. Братья смешили меня, заставляли читать стихи, иногда читали мне сами. Вопреки мнению, что творческие люди не от мира сего, братья постоянно доказывали мне обратное. В этом мире без мамы я болела почти каждую неделю, и ребятам приходилось привозить и увозить меня на коляске. Отношения с сиделкой не сложились, а остальным я была в тягость. В этом мире у меня было только беспокойное семейство Оливок. Как-то я спросила у Антона:
- Почему вы так заботитесь обо мне?
Рыжий Антошка оседлал стул, и причмокивая доедал йогурт, который сам же мне и принёс.
- Доброта в причинах не нуждается. Мы хотим тебе помогать, вот и всё! Ты, конечно, глупая, но хорошая!
Только Антон мог отвечать так туманно и загадочно, и это меня раздражало. А после того, как он стал моим куратором, учёба зависла. Можно сказать так, мы учились вместе: я писать, он учить. Но всё-таки Антон был классным другом.
- Благодарю за ответ. Дай хоть банан! - Два банана за десять минут – рекордсменка! - Жадина!!!
Мы постоянно шутили друг над другом, и над Эдом. Было весело и как-то легко…
- Ты прекрасно знаешь, как я привязалась к ним за этот месяц, но жить на два мира просто нельзя… А если они меня обмануть? Я не должна им доверять, особенно в такое время… - вздохнула я и робко добавила, - Я должна быть взрослой. - А разве счастливой ты не должна быть? Ты же любишь Эда? А если он твоя судьба? - спросила медведица.
Глубокий и мудрый взгляд проникал в душу, и почему-то дрожать.
- Да, люблю. Очень. И именно поэтому я должна уйти. Оставить его. И потом, кто я, а кто он? Он настоящий принц, а я никто. За тридцать лет я даже не научилась чай себе наливать… Какая из меня жена будет? - Милая, ты не права. У тебя есть дар. Ты умеешь любить и быть верной, мудрой, нежной. Научись слушать свою душу…
Моя медведица стала исчезать в сумерках тихой ночи.
Открыв глаза, я увидела Эда, заснувшего на стуле. За окном светило солнце. В большой палате лазарета лежала только я. Белые стены, запах лекарств не помогали поправляться, а угнетали. Врача не было видно. Повернув голову, увидела плюшевого Михаэля, которого накануне принесли ребята.
- Пусть он тебя охраняет! Смотри, какой прикольный! Специально для тебя выбирали! - Макс, я уже большая для игрушек!
Никита сунул мишку мне в руки:
- Так, даренному медведю в зубы не смотрят! Держи! В следующий раз подарим сковородку!
Чем дольше я смотрела на спящего Эда, тем больше я любила его. Иногда для любви достаточно взгляда. Эдик зевнул и потянулся:
- О, спящая Иля проснулась! - Ты всю ночь тут посидел? - Нет. Утром забежал и, представляешь, заснул! Посмотри, что я тебе принёс, - проговорил он, достав из пакета плюшевого льва, - Этот чудик почему-то напомнил мне о тебе. Держи.
Я хотела взять, но почему-то стало стыдно.
- Иль, стыдно воровать и обманывать, а любит игрушки… Перестань думать стереотипно! Ты же знаешь, что я этого не люблю. Держи.
Улыбнулась и взяла.
Ещё один плюс Эда, в том, что он не пытается быть идеальным, по - крайней мере со мной. С другими Эдуард как-то играл, пытался угодить, а у нас всё было иначе. Эдик любил слегка поворчать.
- Почему ты с остальными девушками ведёшь себя иначе? - Ну, просто с другими всё как-то сложнее. Я конечно, великий актёр, но нельзя же играть всю жизнь. Так что моей будущей жене будет несладко. - Значит, ты тренируешься на мне?
Он хмыкнул и кивнул:
- Получается, что да. Но я не специально. Смотри, кажется, тут нужно поменять слова на более точное.
Мы сидели в комнате отдыха. Я правила рассказ, Эд проверял документы и иногда давал ценные советы.
- Назову его Эд, - проговорила я, дотронувшись до чёрного носа. - Хочешь, чтобы я был с тобой всегда?! – ехидно заметил Эдик. - Тогда назову, Зануда! - со смехом заявила я.
Когда он ушёл, я долго рассматривала смешного львёнка.
Кристина: Ты пел со мной во сне И на яву. Твой голос звал к себе, Манил во тьму. И в полуночной мгле я жду тебя - Я знаю, Призрак Оперы живёт за гранью сна.
Призрак: Ты пела для меня, Но не со мной. Я лишь иллюзия, Кошмар ночной. Прими же власть мою, отбрось свой страх - Признай, что Призрак оперы живёт в твоих мечтах.
Кристина: Отвергнут Небом ты И Адом был. Мой мир загнал тебя...
Призрак: Во тьму могил.
Кристина и Призрак: И в полуночной мгле я жду тебя / ты ждёшь меня Я знаю / Признай, что Призрак Оперы живёт за гранью сна.
Призрак: Тобой отравлен я И обречён. Ты - маска для меня
Кристина: Я - голос твой.
Кристина и Призрак: Я в полуночной тьме зову тебя - Со мною / С тобою Призрак Оперы всегда в моих / твоих мечтах.
Кристина: Он здесь, он рядом, Призрак Оперы...
ПРИЗРАК ОПЕРЫ (ТHE PHANTOM OF THE OPERA) Представлено: Орловой Василины
Джулии не понравились ни слова, произнесённые Долли, ни то, как она их произнесла. Но она никак не выдала своей тревоги.
– Какая нелепость! Том – друг Роджера. Конечно, я с ним выезжаю. Я почувствовала, что мне надо встряхнуться. Я устала от однообразия, только и знаешь – театр и забота о самой себе. Это не жизнь. В конце концов, когда мне и повеселиться, как не сейчас? Я старею, Долли, что уж отрицать. Вы знаете, что такое Майкл. Конечно, он душка, но такая зануда! – Не больше, чем был все эти годы, – сказала Долли ледяным тоном. – Мне кажется, я – последняя, кого можно обвинить в шашнях с мальчиком на двадцать лет моложе меня. – На двадцать пять, – поправила Долли. – Мне бы тоже так казалось. К сожалению, ваш Том не очень-то осторожен. – Что вы хотите этим сказать? – Ну, он обещал Эвис Крайтон, что получит для неё роль в вашей новой пьесе. – Что ещё за Эвис Крайтон? – О, одна моя знакомая молодая актриса. Хорошенькая, как картинка. – Он просто глупый мальчишка. Верно, надеется уломать Майкла. Вы же знаете, как Майкл любит молодежь. – Он говорит, что может вас заставить сделать всё, что хочет. Он говорит – вы пляшете под его дудку.
К счастью, Джулия была хорошая актриса. На миг сердце её остановилось. Как он мог так сказать? Дурак. Несчастный дурак! Но она тут же овладела собой и весело рассмеялась:
– Какая чепуха! Да я не верю ни единому слову. – Он очень заурядный, вульгарный молодой человек. Вы так с ним носитесь, ничего удивительного, если это вскружило ему голову.
Джулия, добродушно улыбаясь, посмотрела на Долли невинным взглядом.
– Но, милочка, надеюсь, вы не думаете, что Том – мой любовник? – Если и нет, я единственная, кто так не думает. – Но вы думаете или нет?
Долли молчала. С минуту они, не отводя глаз, смотрели друг на друга; в сердце каждой из них горела чёрная ненависть, но Джулия по - прежнему улыбалась.
– Если вы поклянетесь, что это не так, конечно, я вам поверю.
Голос Джулии сделался тихим, торжественным, в нём звучала неподдельная искренность.
– Я ещё ни разу вам не солгала, Долли, и уже слишком стара, чтобы начинать. Я даю вам честное слово, что Том никогда не был мне никем, кроме друга. – Вы снимаете тяжесть с моей души.
Джулия знала, что Долли ей не верит, и Долли это было известно. Долли продолжала:
– Но в таком случае, Джулия, дорогая, ради самой себя будьте благоразумны. Не разгуливайте повсюду с этим молодым человеком. Бросьте его. – Не могу. Это будет равносильно признанию, что люди были правы, когда злословили о нас. Моя совесть чиста. Я могу позволить себе высоко держать голову. Я стала бы презирать себя, если бы руководствовалась в своих поступках тем, что кто - то что - то обо мне думает.
Долли сунула ноги обратно в туфли и, достав из сумочки помаду, накрасила губы.
– Что ж, дорогая, вы не ребёнок и знаете, что делаете.
Расстались они холодно.
Однако две или три оброненные Долли фразы явились для Джулии очень неприятной неожиданностью. Они не выходили у неё из головы. Хоть кого приведет в замешательство, если слухи о нём так близки к истине. Но какое всё это имеет значение? У миллиона женщин есть любовники, и это никого не волнует. Она же актриса. Никто не ожидает от актрисы, чтобы она была образцом добропорядочности.
«Это всё моя проклятая благопристойность. Она всему причина».
Джулия приобрела репутацию исключительно добродетельной женщины, которой не грозит злословие, а теперь было похоже, что её репутация – тюремная стена, которую она сама вокруг себя воздвигла. Но это бы ещё полбеды. Что имел в виду Том, когда говорил, что она пляшет под его дудку? Это глубоко уязвило Джулию. Дурачок. Как он осмелился?! С этим она тоже не знала, что предпринять. Ей бы хотелось отругать его, но что толку? Он всё равно не сознается. Джулии оставалось одно – молчать. Она слишком далеко зашла: снявши голову, по волосам не плачут; приходится принимать всё таким, как оно есть. Ни к чему закрывать глаза на правду: Том её не любит, он стал её любовником потому, что это льстит его тщеславию, что это открывает ему доступ ко многим приятным вещам и потому, что, по крайней мере в его собственных глазах, это дает ему своего рода положение.
«Если бы я не была дурой, я бы бросила его. – Джулия сердито засмеялась. – Легко сказать! Я его люблю».
И вот что самое странное: заглянув в своё сердце, она увидела, что возмущается нанесенной ей обидой не Джулия Лэмберт – женщина; той было всё равно. Её уязвила обида, нанесенная Джулии Лэмберт – актрисе. Она часто чувствовала, что её талант – критики называли его «гений», но это было слишком громкое слово, лучше сказать, её дар – не она сама и не часть её, а что - то вне её, что пользовалось ею, Джулией Лэмберт, для самовыражения. Это была неведомая ей духовная субстанция, озарение, которое, казалось, нисходило на неё свыше и посредством неё, Джулии, свершало то, на что сама Джулия была неспособна. Она была обыкновенная, довольно привлекательная стареющая женщина. У её дара не было ни внешней формы, ни возраста. Это был дух, который играл на ней, как скрипач на скрипке. Пренебрежение к нему, к этому духу, вот что больше всего её оскорбило.
Трагикомических Актрис не так уж много, А вот у Нас - Одна Такая всё - ж Была. Служила Прима Мельпомене С Чувством Долга, И вне театра Жизнь Достойную Вела.
Играть Цариц и Королев не просто...право, А Бабу Русскую...в порядки...тяжелей. За Чудо Чуриковой - Бис - Поклон и Браво, И Благодарность От Простых Живых Людей.
Такой Марфуши не сыскать на белом свете, И Таня Тёткина - Останется Одной. За Пашу Строганову - Память На Планете, За Асю Клячину...Слыть - Грешной и Святой.
Не грех Смеяться... и Курьер...и Ширли - мырли, И Тот Мюнхгаузен поможет... если что. Раз Самый Лучший День - На Небе - Утвердили, Знать будет дальше Жить Надёжно и Светло.
Трагичность - Нужность Человеческого Сердца, Без Милосердного Участия - Жизни нет. И Баба Русская в войну Спасает немца, После душевной - смерти ... от врага скелет.
И Пелагея - Мать... о том Секрете знала, Умела Чурикова - Душу - Рассказать. Так как Она... Играла Роли - Проживала, Так никому и никогда уж не сыграть.
Трагикомических Актрис не так уж много, А среди Нас - Одна Великая Жила. Земным Поклоном Провожаем Её К Богу, Аплодисментам нет ни края ни конца.
