Сказание о чёрном Соколе

По трясинам и болотам смерды  потекли,
В трещотки затрещали, в колокольцы зазвонили,
Абы птицу на крыло поднять,
По воздуху её распустить.
Да страшно птице от земли подняться,
Камыши да травы покинуть.
Попрятались утицы и перепёлки,
Кулички в трясинах сгинули.
А белому лебедю нигде не спастись.
Велик он, чтобы в осоках таиться,
И бел, еже бы перо своё в грязи марати.
И расправил лебедь крылья,
Побежал водою и крикнул, да так,
Что другие птицы обмерли, и смерды зазябли.
Взмыл он в небо, под глаз соколиный,
К смерти своей поплыл.
Белый пух, равно облако, взметнулся
И не успел он упасть на травы болотные,
А уж птица смерть приняла, и, свергнутая с неба,
У ног лошадиных распласталась.

                                                   Сказание о князе Игоре
                                                Автор: Владимир Глушков

Поглядел Христос во тьму земную И спросил угодника Николу: «Кто это лежит там, у дороги, Пьяный, что ли, сонный, аль убитый?»

«Нет,— ответил Николай угодник,— Это просто Васька Калужанин О хорошей жизни замечтался».

Тут Христос, мечтателю мирволя, Опустился голубем на землю. Встал пред Васькой, спрашивает Ваську:

«Я — Христос, узнал меня, Василий?»

Васька перед богом — на колени, Умилился духом, чуть не плачет.
«Господи!— бормочет,— вот так штука! Мы тебя сегодня и не ждали!
Что ж ты не сказался мне заране? Я бы сбил народ тебе навстречу,
Мы бы тебя встретили со звоном
Всем бы нашим, Жиздринским уездом!»

Усмехнулся Иисус в бородку, Говорит он мужику любовно:
«Я ведь на короткий срок явился, Чтоб узнать: чего ты, Вася, хочешь?»

Васька Калужанин рот разинул, Обомлел от радости Василий, И потом, слюну глотая, шепчет:

«Дай же ты мне, господи, целковый, Знаешь, неразменный этот рублик,
Как его ни трать, а — не истратишь, Как ты ни меняй — не разменяешь!»

— «Денег у меня с собою — нету. Деньги у Фомы, у казначея, Он теперь Иуду замещает...»

… Дьякон, на вопрос Клима: что же сделал Васька Калужанин с неразменным рублём?— задумчиво рассказал:

— Вернулся Христос на небо, выпросил у Фомы целковый и бросил его Ваське. Запил Василий, загулял, конечно, как же иначе-то? Пьёт да ест Васяга, девок портит, Молодым парням гармоньи дарит, Стариков — за бороды таскает, Сам орёт на всю Калуцку землю:

«Мне плевать на всё — земные люди.
Я хочу — грешу, хочу — спасаюсь!
Всё равно: мне двери в рай открыты,
Мне Христос приятель закадышный».

                                                            Стихи Дьякона. Из «Жизни Клима Самгина». (Отрывок)
                                                                                  Писатель: Максим Горький

Слушайте, о  домашние волки..

люби, говорю, люби, говорю, не кусь,
спиной шерстяной прижимайся ко мне, люби,
так ночь наступает, а я в любовь облекусь,
и буду гладить, и спрячусь в её глуби.

а он отвечает кусь, говорит я есть,
я, может быть, не любовь, а благая весть,
я, может, вообще не чтобы я сам любить,
а чтобы вот так среди ночи с тобой говорить.

я есть, говорит, посмотри, я совсем другой,
и нос у меня непохожий на твой, и шерсть,
живот мой роскошен, как поле поздней весной,
и розов мой рот, и уши остры, я есть.

я есть, я радость небесная, я другой,
так гладь моё горло и уши мои тереби,
учись понимать язык полуночный мой,
люби, говорит, люби, говорит, люби.

                                                 Автор: Анна Долгарёва

.. Артём ещё оставался сидеть у костра. Он был трезвее своих товарищей и потому не особо его клонило в сон. Наоборот, не хотелось ему спокойствия. Если бы сейчас он находился в баре или в каком-нибудь клубе, обязательно затеял бы с кем-нибудь драку. Но здесь, на берегу водохранилища, драться было не с кем. Поэтому Красавчик решил просто прогуляться вдоль берега. Он встал на ноги, почувствовал, как кровь, подогретая алкоголем, разносит тепло по всему телу. Из-за облака выглянула полная луна. Её бледный лик в окружении звёзд отображался в тёмных водах. Неожиданно в кустах за палаткой раздался хруст лежащих на земле веток. Молодой мужчина силился разглядеть, кто из его товарищей ещё не спит.

-Петрович!-позвал он,-это ты?

Ответа не было.

-Олег?

Молчание.

-Влас?

И вновь никто не ответил. Но кто-то продолжал наступать на ветки. Артём был не из трусливых, к тому же желание подраться никуда не делось. Он, немного шатаясь, пошёл в сторону, откуда доносился звук.

  Артём зашёл за палатку и остановился как вкопанный. Его пьяные глаза различили тёмный силуэт. Приглядевшись, Красавчик понял, что это женщина, одетая в какие-то лохмотья и стоящая к нему спиной. Луна ярко освещала стоянку рыбаков, и Артёму показалось, что у женщины неестественно костлявые руки. Мужчина решил, что перед ним лицо без определённого места жительства. Он достал из кармана небольшой фонарь.

-Эй!-крикнул рыбак подозрительной гостье,-вам чего тут надо? Может, помощь нужна?

Женщина издала какой-то стрекочущий звук, что немало удивило Артёма.

-Я к вам обращаюсь, дамочка!-сердясь крикнул он и направляя на неё включённый фонарь,-если я могу вам чем-то помочь, скажите. Если вам помощь не нужна, проваливайте отсюда!

Женщина начала медленно разворачиваться к мужчине лицом, но лица её он так и не увидел. Вместо лица у загадочной женщины оказалась отвратительная морда! На серой коже зияла окровавленная пасть с острыми клиновидными зубами. Женщина таращила на Артёма единственный глаз, располагавшийся во лбу. Рыбак дико закричал, но закашлялся от собственного крика. Он отскочил назад, споткнулся о еловый корень и упал. Чудище приблизилось к нему и протянуло свои костлявые руки. Воздух наполнился отвратительным смрадом, от которого Артём чуть не потерял сознание. Он почувствовал, как из его груди вытекает что-то невидимое, как будто внутренние силы покидали его. Ужасная женщина открыла свой кровавый рот, показав свой чёрный раздвоенный, как у змеи, язык.

-Что ты такое?!-заорал Артём,-пошла вон!

Он отчаянно шарил руками по земле. Его дрожащие пальцы нащупали палено. Артём схватил палено и запустил его в чудовище. Послышалось ужасающее рычание.

-Эй! Что случилось? -донёсся из палатки голос Власа, разбуженного шумом.

Чудище моргнуло глазом, зашипело и стало удаляться к лесу. Сердце Артёма колотилось, его трясло. Ужас выгнал весь хмель из головы. Жуткая женщина скрылась за деревьями. Красавчик не мог встать, так как ноги его налились свинцом. Он на четвереньках пополз к палатке.

-Мужики! Мужики! -орал он,-просыпайтесь! Чудовище!
-Ты что, спятил?-недовольно проворчал Влас,-что орёшь посреди ночи?
-Там жуткая тварь! Там, в лесу!
-Что у него, «белка» что ли?-сонно пробормотал Олег,-и пили ведь не так много...
-Придурки, вставайте!-истерично вопил Артём,-сюда что-то приходило из леса!

Влас и Олег вылезли из палатки, прихватив с собой фонари и ругаясь.

-Где твоё чудище?-спросил Влас.
-Вот за теми деревьями скрылось,-указал Артём на высокие сосны.
-Пойдём, Олег, посмотрим, что за диво дивное здесь бродит,-сказал Влас.

Мужчины, включив фонари, принялись обшаривать опушку леса. Петрович настолько был пьян, что даже громкие вопли молодого товарища его не разбудили.

-Да нет там никого!-вернувшись к палатке сообщил Влас.

Олег покачал головой и сказал:

-Слушай, Тём, давай спать. Никаких чудищ в лесу нет, по крайней мере в этом месте. Если страшилище и было, то только в твоём воображении.
-Тебе пить точно нельзя,-сказал Влас.

Артём сел на бревно у потухшего костра. Друзья постояли у палатки какое-то время, потом им удалось уговорить Артёма залезть внутрь. Все трое укутались в спальники. Мужчины прислушивались к ночным шорохам, пока их не сморил сон.

  Страшная ночь подходила к концу. Тусклый свет коснулся макушек деревьев.

                                                                                                                                                            Лихо для лиходея (Отрывок)
                                                                                                                                                       Автор: Светлана Катеринкина

Холодная сталь Инь

Украдкой встречаюсь с любимой
В зарослях Южной долины.
Когда же болтун - попугай
Перестанет на каждом шагу
Выдавать мои тайны. (©)

... в лесах у основания Большой Южной Горы, сидел человек в густом подлеске под огромным деревом. Его руки охватывали мерцающий красный свет, который прижимался к нему, когда он раскачивался взад и вперёд.

Внезапно, тело этого человека затряслось, и он издал мрачный стон. Он опустил блестящий красный объект в его руке, показав его истинный облик. Это был на самом деле высшего качества тонкий лазурный нефрит. Мало того, что этот прекрасный нефрит был совершенно чистым, также слабые следы красного света виднелись в глубинах нефрита. Увидев это, любой прохожий мог бы понять, что этот нефрит не был обычным объектом и имел значительную ценность.

Этот человек медленно снял лазурный нефрит с живота и поднял голову, чтобы посмотреть на небо. Это был Хань Ли, который исчез из Цзя Юань.

Хань Ли опустил голову и посмотрел на предмет в руке. Его лицо не смогло не выдать весёлое выражение.

С тех пор, как он получил этот драгоценный нефрит Ян, он непрерывно извлекал холодный яд Инь из тела. В результате, яд был полностью извлечён только после половины месяца. Тем не менее, это не было легко. При извлечении яда, Хань Ли сильно страдал от зуда, который вторгался в кости. Он всё ещё чувствовал трепет каждый раз, когда он вспоминал это.

Тем не менее, этот драгоценный Нефрит Ян был действительно находкой. Он на самом деле содержит духовное Ци и изгоняет яд с большим эффектом и с большой легкостью. Он боялся, что если бы он не приобрёл его, ему бы потребовались десятки дней, чтобы полностью удалить яд тела.

Думая об этом, Хань Ли вернул драгоценный нефрит в деревянный ящик рядом с собой, который он затем тщательно спрятал.

Когда Хань Ли встал и двинул свои затёкшие конечности, его мысли вернулись к его опыту за эти последние два месяца.

После того, как Хань Ли закончил подготовку, он пошёл в особняк Мо на следующий день и получил информацию о Оуян Фэйтяне и Вилле Гегемона. Затем он уехал на лошади, драгоценном подарке от особняка Мо и поспешно отправился в путь, в конце концов, прибыв к Вилле Гегемона в течение десяти дней.

После нескольких дней непрерывного шпионажа, Хань Ли приобрёл прекрасную возможность и использовал свой драгоценный талисман на Оуян Фэйтяня, который любовался полной луной в одиночестве. Жертвуя применением меча - талисмана, он отсёк ему голову.

Всё прошло исключительно гладко. Не возникла волна волнений, что почти заставило Хань Ли подозревать, что человек, которого он убил, возможно, является не тем человеком. Затем он осмотрел труп в нескольких местах, обнаружив шрам и родинку Оуян Фэйтяня, что подтвердило, что он убил того человека. Хань Ли вздохнул и принёс голову в Цзя Юань.

После того, как он вернулся в особняк Мо и отдал отрезанную голову Оуян Фэйтяна госпоже Ян для осмотра, она сказала ему, что Оуян Фэйтянь практиковал верхнюю оборонительную технику Цзян Ху, «Броня властителя.» Он давно тренировал всё тело, пока не стал невосприимчив к мечам и копьям, делая острый край лезвия чем-то вроде грязи; у него было бы трудно вызвать даже малейшее рану. Тем не менее, она не ожидала, что Хань Ли на самом деле принесёт его голову.

Только теперь Хань Ли понял, что этот Оуян Фэйтянь, скорее всего, считал его меч - талисман скрытым оружием. В результате, он не увернулся, позволив Хань Ли убить его в таким лёгким способом.

Остальные вопросы были простыми. После того, как госпожа Ян закончила удостоверение личности отрубленной головы, она принесла драгоценный нефрит и обменяла его на антидот Хань Ли. Хотя Хань Ли получил драгоценный нефрит, госпожа Ян уговаривала его остаться. Он был не в настроении для обмена любезностями с народом из особняка Мо. Затем он сразу же покинул Цзя Юань ещё раз и бросился к Большой Южной Горе.

     из книги Ранобэ: Путешествие к бессмертию. Глава 126. Большая Южная Гора, Большая Южная Долина и молодежь. (Отрывок)

Дыхание XII знака

На коленях...кричу шёпотом, слезы высушили глаза,
Кто за нас решил, что есть истина и как можно жить, как нельзя?!
Кто задумывал встречи наших душ, кому эта, а кому тот?..
Ещё бьёмся под сердцем матери, а Он знает кого, что ждёт!

Я не спорю, я просто женщина, мне бы только узнать ответ:
Почему тот мужчина ласковый, не шагал со мной столько лет?!
Я случайно его увидела, растворилась в нём с головой...
А потом рассвет удивительный аж до тёрпкости голубой!..

И гостиничный номер бережно нас скрывающий от молвы...
Пальцы тонкие, губы нежные и из вечности только - мы!..
На коленях...склоняю голову, - Ты всё знаешь, за нас решил...
Вот скажи мне, какими нитками эту встречу нашу прошил?

Что нам ждать от Тебя - ненастья или звёздных ночей даль?!..
Нам бы выпить глоточек счастья с одной чашки на пополам!
Нам бы вместе одной дорожкой, так, чтоб прямо шажок в шажок...
До без меры нацеловаться и обняться ещё разок!..

                                                                                                  На коленях...
                                                                                     Автор: Коломиец Еленушка

В тёмной комнате Глеба раздался чрезвычайно противный звук. Это был телефон. Он гудел своим протяжным монотонным рёвом. Однако Глеб продолжал лежать, широко раскинувшись на кровати. Ему было холодно, одеяло, по - видимому, сползло после того, как он заснул. Потерев глаза левой рукой, Глеб бросил расплывчатый сонный взгляд на электронные часы на стене, чьи белые цифры сияли в кромешной тьме. Сейчас было без четверти пять, время, когда всё и ещё… и уже… спят. Тем временем телефон проревел уже раз десять. Глеб был бы рад, если бы он сейчас же перестал звонить.

— Кто же это может быть? — Прошептал сам себе Глеб. Ему стало интересно и он, сняв трубку и сказав «алло», снова распластался на кровати.

В трубке было чьё-то дыхание.

— Да, я слушаю, — пробормотал Глеб, — чёрт знает что… — он положил трубку на кровать и сказал сам себе, — если что, услышу что-нибудь. Он не знал, почему сразу не повесил трубку. Просто, может, кто-нибудь что-нибудь да скажет. Но в трубке по-прежнему слышалось дыхание. Это дыхание было спокойным.
— Да ну и ладно. — Глеб положил трубку теперь уже на петли телефона и закрыл глаза. Сон не заставил себя долго ждать, учитывая, что Глеб сегодня ночью лёг только в половину четвёртого утра: до трех часов что - то праздновал с друзьями. Но, как обычно, к концу гуляний, всем было абсолютно всё равно, что они там отмечали и зачем столько выпили. В головах была одна мысль: добраться до дому, если была вообще. Сейчас он был пьяным, уставшим, даже измождённым и легко уснул.

Ему приснилась какая - то девушка, которая через миг оказалась его любимой. Она тихо лежала на постели, спокойно дышала, прислонив к уху трубку телефона, откуда слышались невнятные слова Глеба. Его взгляд немного отдалился. Она лежала на постели, укрытая тонким шёлковым одеялом. Тусклый свет ночника освещал мягкие контуры её лица и тела. Но вот почему - то комната её была без окон и без дверей. Но обращать на это внимание не хотелось. Во сне мучила совесть, хотя любимая и знала, где он и с кем.

Столкнув случайно рукой подушку на пол, Глеб проснулся. Его голова всё ещё гудела, но уже меньше. Из окна на ноги Глеба падали косые лучи согревающего золотисто - жёлтого света.

Глеб встал и сунул ноги в нагретые солнцем сланцы. Несмотря на несильную головную боль и сухость во рту, настроение было на редкость хорошее.

Он встал с кровати и отправился в ванную комнату, чтобы привести себя в порядок. Как только он вошёл туда, в зеркале за раковиной ему предстал двадцативосьмилетний мужчина. Глеб встретился с ним взглядом, провёл рукой по своей щетине и произнёс: «Ну, доброе утро. А ты ещё даже ничего! — Глеб потрогал шрам на виске, полученный ещё в детстве, в результате неудачной игры, или падения с велосипеда — Хотя здесь следовало бы отрастить бакенбарды».

Он умылся, тщательно выбрился, почистил зубы, вытерся полотенцем, сделал ещё кое - какие личные дела, не стоящие описания, и вышел из ванной взбодрённый.

Он жил один, но временами в его доме обосновывались его друзья, девушки, хотя довольно давно, и, однажды, даже страховой агент, обратившийся за помощью, однако на этот раз в доме не было никого, кроме его самого.

Пройдя обратно в спальню, он взглянул на настенные часы и весьма удивился, что было только девять часов. Сегодня у него был выходной. Он сам для себя так решил, потому что был писателем и сейчас не был настроен, так как чувствовал, помимо легкого похмелья, ещё и отсутствие желания что - либо писать. Недавно он завершил работу над психологическим романом под названием «Кусок», не имевшим определённой сюжетной линии. Он написал его от нехватки ощущений и сомневался, что «Кусок» понравится здравым умам России. Это был роман о многом: о неспокойной жизни, о веселье в клубах, связанных с массовостью, о своей теории стержня, пронизывающего всю нашу жизнь каким -то одним символом и прочее. В принципе, если считать его урбанистической философией, тогда он будет отлично продаваться как представитель своего замысловатого жанра.

Глеб щёлкнул пальцами, — так я и сделаю!

Он включил компьютер, стоящий в зале, чтобы послать по Интернету «Кусок» и за одно записать его как урбанистическую философию.

— Письмо? — Он открыл электронный почтовый ящик и увидел там одно послание. Дата отправления значилась сегодняшняя, даже время 10:00. По-видимому, письмо пришло только что. Он открыл его. Ничего. Чистый, пустой документ. На секунду Глеб задумался: что бы это могло значить? Но вскоре вернулся к осуществлению своего плана.

Отправив «Кусок», Глеб выключил компьютер и направился в кухню. Сегодня он хотел отдохнуть от столь активной жизни, посидеть дома, хотя бы до семи вечера, выпить на мансарде чашку горячего кофе, любуясь неровными зелёными холмами, покрытыми дачами, домами, протянувшимися до горизонта и освещёнными летним солнцем. Да! Вот чего ему сейчас хотелось.

Он жил в небольшом одноэтажном особнячке (коттедже, если угодно), белого камня с плоской крышей — мансардой. По её краям стояла условно мраморная балюстрада. Сам дом располагался на окраине Смоленска, среди других частных коттеджей. Достался он Глебу совершенно недавно, от богатого дяди, у которого не было своих детей за что, собственно говоря, ему спасибо. Далеко не каждому перепадает такая удача. Нет, дядя не умирал, как вы сначала подумали, он просто купил дом своему любимому племяннику, а уж откуда у дядюшки водятся такие деньги, Глеб не знал. Да и зачем ему это, как говорится: меньше знаешь — крепче спишь.

Глеб решил позвать кого-нибудь, чтобы с ним разделить радость свободного дня. Он, к тому же, просто не хотел надолго оставаться наедине с самим собой. Как я уже говорил ранее, это его всегда мучило.

На мобильном он набрал номер своего друга Алика Манукяна.

— Да! — Ответил звонкий голос в трубке. — У аппарата Алик.
— Что это ещё за «у аппарата…»? — Спросил Глеб.
— Да, ничего, бывает.
— Ну да ладно… Здорово! — Перебил его Глеб, — давно не виделись, старина. Приезжай ко мне, пообщаемся.
— Да, согласен, давно. И я даже приеду, вот только знаешь, — у Алика был армянский акцент, да и, откровенно говоря, он и сам был армянином. — Э… Знаешь, у меня тут в городе дела, я приеду спустя часа два, ещё вина возьму.
— Вина? — Почесал затылок Глеб, — думаю, не стоит. Что-то не хочется сегодня. Третий день подряд всё - таки. — Сегодня хочу сделать себе выходной от работы и от этого дела тоже.
— Мы по граммуличке… К тому же, это же вино…
— Не, не траться.
— Хорошо, как скажешь, друг, наше дело — предложить. Жди!

— Ну, давай, жду. — Глеб завершил вызов, небрежно обронив телефон на стол, запустил руку в кухонную конторку, достав бутылку коньяка, отхлебнул оттуда и, ощутив приятный пряно - шоколадный вкус согревающей жидкости, поставил обратно. Затем он посмотрел на кофеварку, убедился, что там ещё есть кофе и ушёл немного вздремнуть; как ни странно, он не был голоден.

Звонок в дверь разбудил Глеба, как он и рассчитывал. Он, немного повалявшись, встал и пошёл открывать. Послышался другой звонок — телефона на тумбочке в спальне позади Глеба. Он распахнул входную дверь. Там, на пороге, стоял человек суровой внешности примерно тридцати лет, кавказской национальности, с волосами чёрными как смоль, и карими глазами. Он имел коротенькую жиденькую бородку вертикальной полоской. Лицо у него было вытянутое, узковатое и смуглое. Одевался он всегда весьма приметно: оранжевая кепчонка, далеко не дешёвая оранжевая футболка, бежевые лёгкие брюки.

— Ах, знаешь, я с пустыми руками, неудобно… — Сказал человек, улыбаясь.
— Да всё в порядке, Алик, проходи. Сначала в кухню. — Ответил ему Глеб и поспешил в спальню, ответить на телефонный звонок.
— Ну, хорошо… — Алик цокнул языком, — войду просто так.
— Алло. — Поднял трубку Глеб.

Там было слышно чьё - то спокойное дыхание.

У Глеба пробежал будоражащий холодок по спине. На этот раз вздохи были… близко… Глеб огляделся, не произнося ни слова. Он чувствовал, будто это дыхание здесь, в спальне. Глеба охватил панический ужас. Он стал искать что-то глазами в этой комнате. Он бегло смотрел, ни на чём не задерживая взгляда. Он не мог знать, что вызвало его страх. В его голове промелькнула мысль: набрать номер АТС и узнать, кто ему только что звонил. Но он боялся. Просто боялся взглянуть в глаза правде, какой бы она не была. Его взгляд метнулся на часы и не уловил ни одной цифры, что горели на них, затем устремился на Алика, который стоял в дверном проёме, замерши в ожидании.

— Эй, Глеб, с тобой всё в порядке? — Спросил он и этим привлёк его внимание, — что говорят?

Глеб опомнился, он больше не чувствовал дыхания в комнате, он лишь слышал его в трубке и немедленно бросил её на петли телефона.

— Так что сказали? — Повторил Алик, захлопывая за собой входную дверь. — Что-то случилось?
— Да ты проходи, чего стоишь! — Глеб словно выдохнул дух страха. — Ничего… В том то и дело.
— Ну, ничего — значит балуются..

                                                                                                  из книги Луки Птичкина - Чёрный океан. Глава I. Переломный момент (Отрывок)

Моя испанская книга

Это такая игра.
Отключить номера,
Не выходить на связь,
Пропасть.
Это не спортлото,
Нам не выпадет шанс
Куш сорвать,
Поэтому я рыба,
А ты мой лёд.
Я на карниз,
Ты в полёт.
Сдали в камеру обещания,
Так мы храним молчание.
И белые простыни стелим
В знак отчаяния.

                    Усталость из цикла «Девочка с драмой в крови. Стихи без рифмы»
                                                   Автор: Полина Табагари

Постепенно ходьба захватила меня, душа моя оживилась, и мне страстно захотелось поскорее прийти, увидеть тёплое каменное крылечко и постучать в окно, не нажимая кнопки звонка. И мать, и бабушка — обе были на пенсии и негде им быть, кроме как дома.

Я шла, уже спеша, уже радуясь знакомым домам и палисадникам, вдыхая с удовольствием запах цветущей сирени, забивающий запах бензина и пыли.

Вот он, наш переулок, наш садик со старательно окопанными вишнёвыми и яблоневыми деревьями — подопечными бабушки, вот и двор, залитый утренним светом, и молчаливое тёмное окошко комнаты, выходящее на балкон крылечка, комнаты, которая, как я знала, теперь служила спальней бабушки. Я легонько постучала по стеклу.

Тотчас же, как будто меня давно ждали, в окне показалось бледное пят-но бабушкиного лица, еще через полминуты ее сухонькие руки об-ни-ма-ли меня и мягкий, со знакомыми придыханиями голос говорил:

— Ну наконец -то, а то мы уже и надеяться перестали!

Её слова чем-то задели меня, каким-то непонятным смыслом, и вопрос уже слетал с моего языка, как в дверях кухни появилась мама.

Бледное, озабоченное лицо её поражало. Нездешним светом отсвечивало оно, и свет этот подчёркивал глубину тёмно - карих глаз и синеватый абрис (*) рта. Она поцеловала меня.

— Слава богу, а то совсем заждались!

Только за чаем выяснилась истина. Оказывается, они писали мне и просили приехать. Однако я не получала письма, хотя две недели — срок более чем достаточный.
Рассказав о письме, они обе, тем не менее, уклонились от объяснений причин вызова, только мама торжественно и строго промолвила:

— Потом. Тебе всё растолкует бабушка.

То есть разговор предстоял нешуточный, а пока мне предложили принять ванну и отдохнуть — приём, ставший традиционным при каждом моём приезде домой.

Бабушка и мама были очень пунктуальны в том, что касалось личной гигиены, недаром они принадлежали к врачебному сословию. Но надо сказать, что привычка ежедневно принимать душ мало чем помогла мне в жизни, как и доверчивое отношение к людям, привитое с детства.

Две эти женщины, как я поняла потом, с годами, были не просто честны, они были скрупулёзно честны, они были люди долга во всем и, странно, это не мешало им жить, то есть они не были страдалицами, как не были и борцами. Жизнь обтекала их, как большие утесы, своим течением, они радовались ей и любили её с детской непосредственностью.

Мне повезло меньше, а может, я просто была другой, их гены перемешались во мне с генами отца, утонувшего, когда я была еще в пелёнках.
Во всяком случае, меня здорово подкидывало на каждой рытвине житейской дороги и, наконец, выкинуло из Москвы в этот провинциальный украинский городок, из которого я так удачно сбежала в юности.

Я была молода, в моём послужном списке числились  работа в небольшой московской газете, книга стихов и скорое замужество, с чего, собственно, и начались все мои несчастья.
Первые месяцы после свадьбы крутилась прежняя жизнь: я много работала, писала, муж знакомил меня со своими друзьями, он то -же был журналист, притом коренной москвич, знавший всех и вся.

Но однажды, когда мы кутили на квартире у его приятеля, я, толкнув незапертую дверь ванной, увидела своего любимого в известной позе с хозяйкой квартиры. Я остолбенела настолько, что не могла сдвинуться с места.

Пока я с тупым вниманием разглядывала парочку, через моё плечо заглянул сам хозяин дома, и разразился скандал.

Из путаных объяснений я поняла одно: муж изменял мне давно и не только с этой своей приятельницей. Он страстно любил женщин и с амплуа Дон Жуана не расстался и после женитьбы. Однако в остальном человек был порядочный и устроил мне комнату своей дальней родственницы, с пропиской, тем более что я была беременна.

От душевной боли я очерствела и в быстрое время оказалась почти в полном одиночестве, общаясь разве что с редакторшей -подругой. Впрочем, крутой поворот событий мало меня волновал: живот рос, ребёнок ворочал-ся и стучал ножками, просясь наружу. Вся моя любовь была направлена теперь на него. Родился он мертвеньким...

Я скрыла беременность от матери и бабушки, жаждая удивить их приятным сюрпризом. Они и до сих пор ничего не знают, разве только о факте развода, мало обеспокоившего их, привыкших обходиться в жизни без мужчин.

Москва опротивела мне. Еще несколько месяцев я барахталась, пытаясь оживить себя, куда-то ходила, что-то писала, с кем-то встречалась, наталкиваясь раз за разом то на равнодушие, то на ложь и насмешку — мир как будто повернулся ко мне, как волшебная избушка, не передом, а задом. Я стала капризной, необязательной, и газетная работа всё больше и больше вызывала отвращение.  Наконец я решилась бросить все и уехать назад, на Украину.

Через два часа ко мне в комнату постучалась бабушка. Надо сказать, что небольшая эта комната оставалась в том виде, в каком она была тогда, когда я живала  в ней постоянно. Я любила, приехав домой на каникулы, покопаться в ворохе старых фотографий, перечитать свои детские стихи и дневники, которые вела с пятого класса, внося в них откровения созревающей души, весь тот невнятный сумбур мыслей, который со временем становится малопонятным даже владельцу.

Бабушка пригласила меня «к Пушкину».

Отношения в нашей женской семье были не лишены некоторой церемониальности. Так, мама и бабушка обращались друг к другу на «вы», и мне ничего не оставалось, как следовать их примеру. В детстве это страшно нравилось, «вы» отличало нас от других и я ощущала себя чуть ли не королевских кровей.

Повзрослев и приобретя привычку к иронической оценке окружающего, я, как и многие молодые, повела себя дерзко и решала все свои дела, не испрашивая совета ни у мамы, ни у бабушки, но, тем не менее, в редких письмах к ним обращалась с привычным «вы», каждый раз обнаруживая в своей душе прежний детский трепет.

Надо бы объяснить, что значило у нас приглашение «к Пушкину». В бабушкиной комнате над тахтой, широкой и уютной, где она устраивала себе ночной сон, висел портрет Пушкина. Этот портрет с детских лет ввергал меня в раздумья: он ничуть не походил на глянцевые, цветные изображения поэта, помещенные в учебниках и книгах.

Её Александр был грустен, стар, в уголках губ чудилась тень сарказма, взгляд был устремлен не на зрителя, не в романтическую даль, а в себя, притом мне всегда казалось, что выражение лица поэта менялось в зависимости от моего настроения. В минуты грусти он сопереживал мне, в минуты легкомыслия добрая усмешка трогала его губы.

Портрет был писан маслом, помещался под стеклом, и подпись мастера была столь заковыристой, что невозможно было разобрать даже инициалы. Достался он бабушке в наследство от её матери, уроженки Каменец -Подольского, где она, по рассказам бабушки, трудилась в качестве народной учительницы. Портрет и был её вознаграждением за труды от благодарных учеников.

                                                                                                                                                                Особняк в переулке (Отрывок)
                                                                                                                                                                      Автор: Галина Ушакова
____________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*) абрис - Абрис.

1. Контурный рисунок, набросок
Предполагалось с Льва Николаевича написать лишь голову да сделать абрис фигуры, для остального сделать этюды: это ускоряло дело. – М. В. Нестеров, «О пережитом. 1862–1917 гг. Воспоминания»
Синонимы: брульон, кроки, эскиз, набросок.

2. Внешние очертания, общий вид кого-, чего-либо
Войдя, Евгения сощурилась, пытаясь разглядеть что-нибудь, кроме абриса гигантской статуи, и включила верхний свет. – Елена и Валерий Гордеевы, «Не все мы умрём»
Синонимы: конфигурация, силуэт, контур.

Дама пентаклей (*)

(*) Дама пентаклей - Карта Таро Королева Пентаклей - это добрая и щедрая женщина, внимательная правительница (или, в современных терминах, менеджер), обладающая и разумом, и интуицией. Подобно Королю, она может быть благосклонна или безразлична к Вопрошающему. Она притягательна и умеет убеждать; она знает, как достигнуть своего. Если эта карта не олицетворяет определённого человека, то символизирует надежность, мудрость, благоразумие, богатство и даже изобилие.

Всё сказано,
Всё спето,
Всё примечено…
Поэтов хор разновелик и множен,
И нет страстей, которых не изведано,
И нет любви, которой не изложено
И не описано её изгибов в стихах,
Комедии, трагедии и драме,
Прозе, дневнике, письме и эпиграмме
И музыке волшебной (вместилище всех человеческих комедий)…

                                                      Всё существует, все на свете есть (Избранное)
                                                                      Автор: Тамара Квитко

Окна светятся мягкими, влекущими огнями, они показывают самые заветные мечты - то, что есть или то, что могло бы быть. Ты открываешь окна так, словно закрываешь глаза, но какая разница, если весь мир становится только твоим? Светлые улыбки и обещания, цветы раскрывают лепестки в считанные мгновения.

Небеса, чередуя звёзды и рассветы, проплывают бурным течением над твоей головой. В широко - распахнутых глазах вспыхивают горячим огнём и тихо гаснут отражения разноцветных картинок, словно острые грани разбитых стёклышек под скользящим лучом солнца или тающие в вечернем воздухе пушистые фонтаны фейерверков. И стрелки часов крутят бешеные спирали где - то в застывшей серой не - реальности, там, где ты забыл своё тело.

  В какой-то момент понимаешь, что нужно вернуться, нужно сосчитать пульс, выпить воды, полить чахлые цветы, опутавшие своими вялыми стеблями стены и потолок, впившиеся в несокрушимую плоть гулкого бетона и медленно крошащие в труху неуступчивый камень твоей темницы. Они опутывают ноги и руки, вплетаются в волосы, обвивают всё тело, они готовы врасти в твои вены и пить твою кровь...

Человек за стеной, чертыхаясь, вырывается из проводов. Он нервно выдирает тугие резиновые трубки из портов компьютера, но всё же невольно - бережно сдерживает себя, чтобы не повредить Ма-шину. Я давно наблюдаю за ним - тихо, тайно, прищурившись. Я всё равно что сплю и - вполне возможно - он мой сон. Потому что он единственный, у кого есть дверь. Где-то там, далеко...потерявшись в клубке узких коридоров, словно в сплетении стенок кишечника, она ждёт.

Говорят, что её можно найти, привязав красную нить к ноге Ма-шины и идти, осторожно распутывая, клубок. Нить будет питаться твоей кровью и светиться, и Ма решит, что это один из её проводов. Я не знаю, умеет ли Ма думать. Многие говорят, что она не отпускает, но на самом деле ей всё равно. Она просто есть. Также как и дверь. Как и человек за стеной. Как и я.

Многие пытаются бежать через окна. Они не верят, что Ма всё равно, и плетут целые паутины историй про то, как Ма наказывает беглецов - и не верят в эти истории также искренне, как и не верят вообще ни во что...нельзя сказать, что я сильно от них отличаюсь, потому что тоже почти не верю в их существование, также как и они не совсем верят или почти не верят в существование меня и друг друга. Иногда мы все вместе сомневаемся и в существовании Ма. Но я верю в человека за стеной. Вполне возможно, что он существует. А если он существует, то и дверь тоже есть. Он ходит к ней. Каждый раз, когда он вырывает провода, встаёт и уходит туда, в глубь, к ней - моё сердце сжимается. И я ненавижу его, потому что он может не вернуться. И как тогда найти дверь?

   Имя человека за стеной - Секрет. Потому что никогда не скажу про него ни в одно, даже самое доверенное, окно. Я не знаю, есть ли кто-то в окнах живой, но я знаю, что Мы - в окнах делаем вместе. Всё начинается так невинно, совсем незаметно...Однажды ты смотришь в окна  и фейерверков становится слишком много, слишком много лёгких, невесомых бабочек с радужными крыльями и слишком яркие, слишком счастливые улыбки. Ты смотришь в окна - и слишком красная, слишком красная кровь и слишком тихие самые громкие крики, и слишком нежные самые жестокие, разрывающие плоть в кровавые ошмётки, удары, и даже становятся сонными чьи  -то звериные завывания и почти бесчувственной боль.

И уже шутки про ножи и детей становятся слишком мягкими, а кончики пальцев - немеют. И тогда в тебе просыпается волчья, голодная тоска - она похожа на ощеренную челюсть из мёртвой кости. Тоска по живому. Вдруг ты понимаешь, что из всего живого в этом каменном муравейнике на огромной высоте среди ярких электрических огней и пластика, и усыхающих растений в пластиковых горшках, и странно - пахнущей воды из очистителя, и сухого тепла от железных труб - из всего живого здесь у тебя есть только ты.  И тогда окна начинают смотреть на тебя. Тысячи - тысяч твоих отражений смотрят на тебя, и ты перестаёшь понимать, кто из них смотрит на тебя, а кто из них - ты. Нас становится всё больше, но не все из нас существуют. Может быть, никого из нас не существует, и есть только окна...   

  Всё может начаться с неосторожности. Мне захочется рассказать. Не про Дверь - про Дверь я не скажу. Я знаю, что она есть. Но мне нужно верить, что человек за стеной существует.

Несмотря ни на что - мне нужно верить, что он есть. Ведь если его нет, то и двери нет. Однажды я начну сомневаться, и тогда я захочу про него рассказать. Чтобы он был. Я подолгу смотрю на него из под опущенных ресниц. Он красивый. Он знает, где дверь. Я люблю его за это. Может быть, он и не красивый, но он красивый, потому что я его люблю. Он мой лучший друг. Или любовница. Или мать. Или брат. Или сестра. Или отец. Или муж. И я рассказываю про Секрет.

У Секрета - самые изящные пальцы в мире и самые красивые глаза. Секрет знает выход, Секрет может меня спасти. Я рассказываю про него, и мне отвечают. Мне завидуют и меня поздравляют, меня закидывают фантиками вопросов, меня окружают вихрем конфетти. Мне говорят, что его не существует и что он есть, что его видели буквально минуту назад. Он фантом, он призрак, он фантазия, и он недавно проходил мимо, шелестя юбками и оставляя тонкий запах кубинской сигары.

Он двоится, множится, распадается на части, и вот - он уже за чьей-то стеной. Кто-то говорит, что смотрит на Секрет сквозь стёкла солнцезащитных очков, и что Секрет прекрасна, и что у Секрета есть дверь. И растут паутины узоров, и клубки красных пульсирующих светом нитей расплетаются в темноту, и тысячи отражений Секрета смотрят друг на друга, и тысячи дверей прорастают в пустоте. Одна из них настоящая и один из них знает, где она. Однажды я найду его. Потому что этот человек - вовсе не секрет, я просто не знаю, кто он. Между нами стена. Но он знает, где дверь. И однажды он покажет мне выход. Поэтому я люблю его. Потому что Секрет спасёт меня.

                                                                                                                                                               Закрытые двери, открытые окна...
                                                                                                                                                                     Автор: Строчка Радужная

Тревожная прогулка на тот конечик

Тепло, беспокойно и сыро,
Весна постучалась ко мне.
На улице тают пломбиры,
И шапки упали в цене.

Шатаюсь по улицам синим
И, пряча сырые носки,
Во всех незнакомых гостиных
Без спроса читаю стихи.

Чужие курю папиросы
И, пачкая пеплом ладонь,
На стенах сегодня без спроса
Окурком рисую мадонн.

Я занят веселой игрою —
Я солнечных зайцев ловлю,
И рву васильки на обоях,
И их васильками кормлю.

Красивая женщина моет
Окно на втором этаже.
Я занят весёлой игрою.
Мне нравится этот сюжет.

Киваю случайным прохожим,
По лужам иду напрямик.
А вечером спрячусь в прихожей,
Поплачусь в чужой воротник.

                                 Тепло, беспокойно и сыро
                                           Автор: rupoezia

Алексей Алексеевич и то, что было подобно женщине и что он называл Прасковьей Павловной, шли по дорожке через полянку к прудам. Воздух был влажен. Над садом поднялась луна. Её седой свет озарял всю широкую поляну. Отсвечивала кое - где паутина, уже протянутая пауками в густо - синей траве. Белеющими пятнами обозначались цветы, блестела обильная роса. Вдали над прудами поднимались испарения серебристым сиянием.

Алексей Алексеевич шёл молча, сжав рот и глядя под ноги. Зато Прасковья Павловна, глядя на висящий над пышными грудами рощи светлый шар луны, говорила не переставая…

— Ах, луна, луна! Алексис, вы бесчувственны к этим чарам.'

Холодный её голосок сыпал словами, как стекляшечками, и невыносимым звуком всё время посвистывал шёлк её платья. От этих стеклянных слов и шелкового свиста Алексей Алексеевич стискивал челюсти. Сердце его лежало в груди тяжелым ледяным комом. Он не дивился тому, что рука об руку с ним идёт то, что час назад было лишь в его воображении.

Болтающее жеманное существо, в широком платье с узким лифом, бледное от лунного света, с большими тенями в глазных впадинах, казалось ему столь же бесплотным, как его прежняя мечта. И напрасно он повторял с упрямством: «Насладись же, насладись ею, ощути…»- он не мог преодолеть в себе отвращения.

Дойдя до пруда, до скамьи, где утром он говорил с Марией, Алексей Алексеевич предложил Прасковье Павловне присесть. Она, распушив платье, сейчас же села.

— Алексис, — прошептала она, улыбаясь всем ртом лунному шару, — Алексис, вы сидите с дамой бесчувственно. Надо же знать — сколь приятна женщине дерзость.

Алексей Алексеевич ответил сквозь зубы:

— Если бы знали, сколько я мечтал о вас, не стали бы делать этих упрёков.
— Упрёки? — Она рассмеялась, словно рассыпалась стекляшечками Упрёки… Но вы все только руки жмёте, и то слабо. Хотя бы обняли меня.

Алексей Алексеевич поднял голову, всмотрелся, и сердце его дрогнуло. Правою рукой он обнял Прасковью Павловну за плечи, левой взял её руки. Глубоко открытая её грудь, с чуть проступающими ключицами, ровно и покойно дышала. Он близко придвинулся к её лицу, стараясь уловить её прелесть.

— Мечта моя, — сказал он с тоскою. Она слегка отстранилась, усмехаясь, покачала головой и взглянула в глаза ему - поблескивающими лунными точками, прозрачными глазами. — Я, как во сне, с вами, Прасковья, — наклоняюсь, чтобы напиться, и вода уходит,
— Обнимите покрепче, — сказала она.

Тогда он сжал её со всей силой и поцеловал в прохладные губы, и они ответили на поцелуй с такой неожиданной и торопливой жадностью, что он сейчас же откинулся: омерзением, гадливостью, страхом стиснуло ему горло.

После некоторого молчания она проговорила, сладко потягиваясь:

— Мне сыро, есть хочу.

Тогда он быстро поднялся и зашагал к дому, когда же услышал за собой шелест платья, прибавил шагу, даже побежал, но Прасковья Павловна сейчас же догнала его и повисла на руке.

— Алексис, у вас претяжёлый характер.
— Слушайте, — крикнул он, останавливаясь, — не лучше ли нам расстаться!..
— Нет, совсем не лучше, — она перегнулась и заглянула ему в лицо, — мне с вами приятно.
— Но вы омерзительны мне, поймите! — Он дёрнул руку и побежал, и она, не выпуская руки, полетела за ним по тропинке.
— Не верю, не верю, ведь сами сказали, что я мечта ваша…
— Всё - таки вы отвяжитесь от меня!
— Нет, мой друг, до смерти не отвяжусь…

Они об руку влетели в дом. Алексей Алексеевич бросился в кресло, она же, обмахиваясь веером, стала перед ним и глядела весело.

— Много, много, мой милый, придётся над вами потрудиться, чтобы обуздать ваш характер… Вы себялюбец. — Она сложила веер и присела на ручку кресла к Алексею Алексеевичу. — Дружок, мне ужасно чего - то всё хочется, не то есть, не то пить… А то будто вода бежит по моему телу…

Алексей Алексеевич сорвался с кресла и, подойдя к двери, потянул за большую бисерную кисть звонка.

— Вам принесут еду, питьё, всё, что хотите, — успокойтесь.

Далеко в доме брякнул колокольчик, и послышались мягкие шаги Федосьи Ивановны.

                                                                                                              из повести Алексея Николаевича Толстого - Граф Калиостро

Угнанный сценарий

Дух Я долго спал, но вот проснулся.
Зачем ты к знаку прикоснулся
Сказав при этом заклинанье?

Маг Решится смело на призванье
Меня заставило решенье
Найти забытое селенье.

Дух Тогда зачем тебе я нужен?
Со знанием дорог не дружен
И в картах я не разбираюсь.

Маг Я объяснить все постараюсь
Лишь дай мне несколько минут.
Когда сказания не лгут
В том поселении живут
Отшельники, жрецы и маги.
У них же древние бумаги
Хранятся с тайнами Земли.
Когда бы только мне могли
Они довериться любезно.
Я время бы провел полезно
За чтением упорным книг

Дух Да, вещи мудрые б постиг
Твой ум, но вот не понимаю
Зачем же тут легко витаю
В волшебном круге целый час?

Маг Твоим могуществом сейчас
Хочу перенестись туда,
Где открываются врата
К далеким землям мудрецов.
Ведь позабыли мир отцов
Своих они из - за желанья
Объятий едкого страданья
Избегнуть тонкою натурой.
Но безопасной и нетрудной
Дорога будет мне с тобой.
Ты не позволишь силе злой
Ко мне приблизиться тайком.
Об одолжении таком
Молю тебя я, дух защиты!

Дух Есть заклинанья и молитвы
От злых, неистовых существ.

                        Дух защитник - диалог в стихах (Отрывок)
                                                Автор: Азгор

"По хорошему сценарию можно снять плохую картину, но никогда ещё не удавалось сделать наоборот"

                                                                                                                                                                                      Александр Червинский

За спиной бармена переливалось всеми цветами радуги объёмное изображение текущей даты: 31 декабря 2514 года. Сегодня был канун Нового года – пожалуй, самого древнего праздника, сохранившегося на Земле. Голографические искрящиеся снежинки медленно кружились вокруг немногочисленных посетителей, подчиняясь плавному ритму мягкой мелодии.

Сидя на высоком стуле перед стойкой, Пит с сожалением думал о том, что нынешняя встреча с Джоном, скорее всего, последняя. Честно говоря, они вообще не должны видеться, как друзья. Ведь Джон Бентон по сценарию являлся его антагонистом, то есть, злейшим врагом. Но правда состояла в том, что Джонни, пожалуй, единственный из всех персонажей его окружения, с кем Питеру Грею было интересно и приятно общаться.

Эх, если бы не эти дурацкие законы, предписывающие каждому жить строго по сценарию, они могли бы дружить в открытую. Но приходилось скрывать взаимную симпатию, лишь изредка тайком встречаясь в уютном баре под названием "На краю Вселенной", где по какой-то необъяснимой причине отсутствовали объективы камер слежения. Как предполагал Пит, хозяин платил кому - то "наверху" – отсюда и довольно-таки высокие цены. Но никто из завсегдатаев не роптал, ценя возможность расслабиться и хоть немного побыть самим собой…

Давным - давно отгремели последние войны. Более четырёхсот лет назад освоенные планеты объединились в Союз Государств, столицей которого единодушно признали Землю. Тогда, устав от политических интриг, военного противостояния и бессмысленного кровопролития, народы выбрали лидеров, которые разработали и приняли конституцию человечества.

Игра случая или невероятный каприз Вселенной – но все эти лидеры оказались страстными поклонниками голливудского кинематографа. Никто и не заметил, как законы сценария для кино превратились в Конституцию человечества - основной закон, имеющий высшую юридическую силу. Он гласил следующее: "Человеческая жизнь — это цепь событий, в которой причины и следствия не всегда ясны, что приводит к непредвиденным конфликтам и трагедиям. Во избежание нежелательных ситуаций всё в жизни человека должно быть логически связано: одно вытекает из другого; все лишнее, не имеющее отношения к действию, обязано отсекаться. Логическая последовательность действий со счастливым финалом — это и есть сюжет жизни человека".

Вначале все горячо приняли закон. После мрачного периода тотальных войн люди хотели мира и счастья. Никто и глазом не успел моргнуть, как наступила диктатура кинематографа. Начиная с двадцатипятилетнего возраста, девяносто процентов жизни каждого человека проходила под прицелом тысяч вездесущих объективов. И лишь десять отводилось для сугубо личных нужд, которые каждый был волен использовать по собственному желанию, естественно, не нарушая закон. Тех, кто вздумал бунтовать, безжалостно подвергали жёсткому остракизму. Куда девались изгнанники, никто не знал, да и не решался спрашивать.

Некоторые пытались вяло возражать, что роль антагониста, то есть, отрицательного героя не может привести его к счастливому финалу. На что было получено разъяснение, что по завершении своих отрицательных ролей все антагонисты получат новые - положительные. Таким образом, будет соблюдено право каждого на личное счастье.

Так незаметно частная жизнь каждого человека превратилась в одну из многочисленных сюжетных линий бесконечного сериала под названием "Жизнь человечества", где все роли были заранее расписаны.

Для строгого соблюдения закона было создано Управление Планирования Личной Жизни, сокращённо – УПЛЖ. В народе говорили просто Управление – и все понимали, о чём идёт речь.

УПЛЖ назначило Питеру Грею друга-соратника – вялого, слабохарактерного Неда Хвостовски, чьи разглагольствования отдавали вычурной книжностью, а в глазах плескался океан равнодушия.

Подругой или по сценарным определениям "объектом" по решению Управления стала некая Китти Адамс – недалёкая, капризная блондинка, изводившая его своим постоянным нытьём и недовольством по любому поводу. Её единственным искренним увлечением были бесконечные вечеринки под грохот дёрганых ритмов.

Скучная рутинная работа в ремонтном доке космических челноков, блёклое окружение, серые будни – всё это угнетало и раздражало Пита. Единственным лучом света в тёмном царстве его жизни стал, как это ни странно, враг-антагонист Джон Бентон. С ним было легко и приятно. Можно было говорить на любые темы. Джонни оказался великолепным рассказчиком и внимательным слушателем. Он много знал и при этом имел собственные суждения, которые не всегда совпадали с официальными. Пит любил в свободное время покопаться в архивах общественных библиотек (как по старинке называли кристаллотеки информации). К своему удивлению он убедился, что и Джон здесь частый гость.

Для классической внешности злодея Джону не хватало мощного телосложения. Он скорее казался хрупким, хотя при этом обладал на удивлением хриплым грубоватым голосом. Да ещё эта странная тяга к украшениям – Джонни носил на шее золотой обруч с самоцветами… Впрочем, после нескольких встреч Питер перестал обращать на это внимание – ему было просто хорошо и интересно в обществе своего официального врага.

Увы, странное беспокойство, овладевшее им в последнее время, подвигло Питера на поступки, грозившие перевернуть всю его жизнь. Это было связано с большим риском: он решил бросить вызов существующей системе.

В дебрях общественных библиотек Пит неожиданно наткнулся на короткое упоминание о зоне свободных поселений, именующих себя – Новая Земля, расположенных за туманным облаком астероидного пояса на краю системы звезды Бетельгейзе. Эти поселения оказались весьма труднодоступными для службы безопасности Управления. А смелые люди, обосновавшиеся там несколько столетий назад, наотрез отказались подчиняться законом Союза Государств.

Они предпочитали жить так, как многие века жили их предки – сами выбирая себе друзей, влюбляясь, воспитывая собственных детей, созидая и отстаивая у природы своё право на существование. По причине чрезвычайной удалённости и труднодоступности попытки подавить мятеж силой успехом не увенчались. Тогда было подписано соглашение о взаимном невмешательстве во внутренние дела и ограниченном экономическом сотрудничестве. Дело в том, что на планетах Новой Земли обнаружились огромные залежи пластичной марцелиновой руды, крайне необходимой для производства многопрофильных роботов, подготавливающих вновь открытые планеты для заселения. А жителям Новой Земли как раз нужны были такие роботы, которые производились лишь на материнской планете, для благоустройства своих собственных миров.

Так и получилось, что две системы, не признающие друг друга, вынуждены были поддерживать экономические связи при помощи автоматических грузовых кораблей, доставляющих роботов на Новую Землю, а обратно – марцелиновую руду.

                                                                                                                               из книги Анатолия Валевского  - «Жизнь по сценарию»

Талант к возлежанию в хрустальном саркофаге

По - чеховски,
С тростью бамбуковой,
Гуляю в окрестном лесу.
Веду разговоры с приятелем,
Носящим пенсне на носу.

Как древние греки -
Фланируем,
Любуясь на свет в небесах...
И дел никаких не планируем,
Забыв о песочных часах...

О чём же мы мирно беседуем?
И сами не знаем - о чём...
Всё чаще, всё больше не ведаем -
Чем весь этот Мир огорчён...

Мы сделали всё, что положено,
Но смысла в делах не нашли.
Свернули с тропинки прохоженной,
И лесом сосновым пошли...

Гуляем по - чеховски медленно,
Любуемся, как Лао-Цзы -
На хвою,
Что светит серебряно,
Звеня на ветру в бубенцы...

                                                АВТОР: СЕРГЕЙ ПАТРУШЕВ

Чжуан-цзы удил рыбу в реке, и правитель Чу прислал к нему двух своих сановников с посланием. В том послании говорилось: "Желаю возложить на Вас бремя государственных дел".

Чжуан - цзы даже удочку из рук не выпустил и головы не повернул, а только сказал в ответ:

- Я слыхал, что в Чу есть священная черепаха, которая умерла три тысячи лет тому назад. Правитель завернул её в тонкий шёлк, спрятал в ларец, а ларец тот поставил в своём храме предков. Что бы предпочла эта черепаха: быть мёртвой, но чтобы поклонялись её костям, или быть живой, даже если ей пришлось бы волочить свой хвост по грязи?

Оба сановника ответили:

- Конечно, она предпочла бы быть живой, даже если ей пришлось бы волочить свой хвост по грязи.
- Уходите прочь! - воскликнул Чжуан - цзы. - Я тоже буду волочить хвост по грязи! (©)

В белом, белом ..  дворце

Двуликий Янус моих чувств:
То стар; то молод.
То мат, то – Господи из уст.
То, в жар; то, в холод.

То, переменный ток в крови.
То, постоянный.
Живу: то, встречами любви;
То, расставаниями.

Мне льстят: вот Солнце и Луна
В проёмах окон.“
Да, соглашусь, но жизнь, одна.
И та, в пороках.

                                                   Двуликий Янус (Из цикла "Имена")
                                                        Автор: Геннадий Головин

«Мария Медичи в образе Минервы» с бабочкокрылыми ангелочками обоих полов, королевским скипетром вместо полагающегося копья и статуей Победы вместо совы получилась далека от образа мудрой воительницы. Хотя на сей облик умных вояк косвенно намекает валяющийся под ногами объёмный пазл «собери рыцаря».

И всё же королева одобрила творение, вероятно, подумав: «А ещё говорят, что идеальной женщины не существует. Сама вижу... Врут же, сволочи!»

Автор и в самом деле польстил внешности полувековой дамы, действуя по простому принципу женской логики: длинные волосы нужно подстричь, короткие - нарастить, прямые - завить, а кудрявые - выпрямить. Поэтому развивающаяся шевелюра моложавой блондинки..  была ещё дальше от истины, чем всё остальное на этом полотне. Впрочем, реализма от автора и не требовалось. Впоследствии первые три картины решили предать огню, поэтому повесили в обрамлении камина.

В «судьбе Марии Медичи» собственно сама Медичи не участвовала, зато присутствовали сразу три Судьбы (такая уж тавтология) с формами, словно их война с жиром окончилась массой военнопленных.

Одна пряла жизнь будущей царицы, другая её измеряла, а третья... вот тут у автора возникла проблема этического характера: дать ли последней мымре - мойре  в руки полагающиеся ножницы или папаня Зевс (изображённый на этой же картине) не позволяет баловаться с атрибутикой смерти в тематике ещё не рождённой коронованной особы. Словно ученик на диктанте, не уверенный в правильности буквы «а» или «о», Питер Пауль изобразил нечто среднее вроде колюще - режущего предмета, только почти полностью сливающегося с фоном.

Сразу же после этой маленькой лжи пишется здоровенный «триумф Правды», которую (а именно Правду) Хронос поднимает к Марии с её выросшим младенцем.

Изображенная Истина, по мнению автора, должна засвидетельствовать абсолютное примирение матери с сыном, который вопреки пословице «дело мастера боится» не испугался выслать мать за тридевять земель на тридесять букв.

Однако, во всех смыслах, голая Правда заключалась в постоянных ссорах и лишь показушном перемирии между ними. Вероятно, поэтому обнаженная дева Время от Времени изворачивалась в руках лысого старичка Времени (опять тавтология какая - то), не желая участвовать в заоблачном лицемерии близких родственников.

Сегодня семейные разборки в стиле телепередачи «никто не забыт, ничто не забыто» далеки от фатальности тех времён, и никто не призывает Правду в роли свидетеля или понятОго.

На пятой по счёту картине, в итоге ставшей заключительной в монархическом выпуске, проёмы между окнами закончились, а силуэты над дверями туалетов не входили в общий заказ, поэтому пришлось художнику переходить на стандартный формат в последующих произведениях. До изобретения фотоаппарата оставалось всего пару веков, но автору дали только четыре года, и сроки начинали поджимать.

                                                                                                                                                                                          Мария Медичи (Избранное)
                                                                                                                                                                                                  Автор: АнтиДимка

Портрет на фоне разбойников

А хoчешь, я тебе oткрою тайну ?
Один такой малюсенький сeкрет ?
Знaй… люди не встречаются слyчайно,
Слyчайностей, поверь мне, в жизни нет.

Не веришь ? Ну тогда, хотя б, послушай,
Не бойся, я тебя не обману,
Представь себе, что существуют души,
Настроенные на одну струну.

Как звёзды в бесконечности Вселенной
Они блуждают сотнями дорог,
Чтоб встретиться когда-то… непременно…
Но лишь тогда, когда захочет Бог,

Для них нет норм в привычном понимании,
Они – свободны, как паренье птиц,
Для них не существует расстояний,
Условностей, запретов и границ.

                                        Автор: Сергeй Пoдоленчук

- В самом деле, - сказал он во время разговора, обращаясь к Виллибальду шутливым тоном, но уже без горечи, - в самом деле, мой отец не достаточно расхвалил мне ваши общественные таланты. Вам удалось нечто, что вам самому, вероятно, не кажется таким трудным и что я, напротив того, считаю совершенно необыкновенным. Вам удалось довести графиню до того, что она заговорила с вами, совсем чужим для неё человеком, которого она видела в первый раз. Мало того, она, по вашему приглашению, забыв всякую девическую стыдливость, выпила залпом полный стакан вина. Если бы вы знали все странности нашей графини так же хорошо, как я, вы бы не удивились, если бы я, с вашего позволения, принял вас за колдуна.
- Я надеюсь, однако, - возразил смеясь Виллибальд, - что за колдуна самого безобидного рода, который пускает в ход свою волшебную палочку лишь для того, чтобы вызывать в жизни только светлое и радостное.

Опасаясь уязвить ревность графа, друзья не углублялись более в этот вопрос, переменили разговор и более не упоминали о графине и её странностях.

Когда вечером друзья после веселого, почти роскошно проведённого дня остались одни в своей комнате, Гартман сказал:

- Скажи, Виллибальд, не чувствуешь ли ты себя в этом замке как -то по-особенному?
- Я не заметил ничего такого, - ответил Виллибальд. - Напротив, всё в замке мне кажется весьма простым, и я не вижу ничего таинственного в речах молодого человека. Молодой граф влюблён в графиню, которая его не переносит, а старый граф, желая их свадьбы, огорчается этим и не знает, что предпринять, чтобы уладить дело. Вот и всё!
- Нет-нет, - вскричал Гартман. - Совсем не всё! Разве ты не понял, что мы попали как раз к шиллеровским "Разбойникам" (*). Место действия - старый богемский замок; значит, декорация соответствует трагедии. Действующие лица: Максимилиан, владетельный граф; его сын Франц; его племянница Амалия. Ну а Карл, вероятно, состоит атаманом разбойников, которые на нас напали. Я очень рад, что наконец -то в действительной жизни вижу приключение, давшее сюжет для трагедии Шиллера. Теперь я могу узнать на деле, что станется с Карлом Моором, убьют ли его швейцарцы, или он отдастся в руки правосудия. Интересно только знать, допустим ли мы, в качестве случайно присутствующего хора, графу Францу запереть старого отца в башню, возвышающуюся, как ты можешь видеть, в конце парка; особенно, когда у нас нет ворона Германа, который бы приносил ему пищу.

Виллибальд посмеялся над нелепыми фантазиями Гартмана; но заметил, что в самом деле, по странной игре случая, все главные действующие лица в замке носят имена героев трагедии и недостает разве только Германа и старого Даниэля.

- Кто знает, - возразил Гартман, - может быть, завтра оба они появятся на сцену. Что же касается главного героя драмы, то хотя его нет в замке, но мне так и кажется, что вот войдёт странно одетый человек с загорелым диким лицом и воскликнет сентиментально: "Амалия! Ты плачешь?"

Друзья принялись соображать, каким бы образом все это могло случиться, и всячески изощрялись в придумывании пародий на великую, но страшную трагедию, даже улегшись в постели, так что начало рассветать, когда они наконец уснули.

На другой день оказалось, что у графини Амалии болела голова, и она не выходила из своей комнаты. Граф Франц зато был очень весел и совсем не имел своего вчерашнего вида; у старого графа тоже точно гора свалилась с плеч.

Таким образом, разговор за обеденным столом вёлся свободно, беззаботно и живо, и ничто не нарушало этого настроения. Когда после обеда было разлито в стаканы старое крепкое вино, старый граф спросил у друзей, приходилось ли им пить подобное вино в Берлине. Гартман сказал на это, что, насколько он помнит, такого вина ему не приходилось пить, но что на одном празднике его угощали как -то старым рейнвейном (**), который, по его мнению, превосходил все вина, какие ему случалось пробовать до этого вина.

- Ну-ну, - вскричал старый граф, причем его лицо просияло от радости. - Ну-ну, посмотрим, на что годится мой погреб... Даниэль! - позвал он одного из слуг. - Даниэль, принеси две бутылки столетнего рейнвейна и хрустальные бокалы.

Можно себе представить, что друзья почувствовали себя как-то странно при этом имени. Вскоре вошёл старый, совсем седой слуга со сгорблённой спиной. Он принёс вино и бокалы. Друзья не могли отвести глаз от этого слуги. Гартман взглянул многозначительно на Виллибальда, как будто желая сказать: "Ну, не был ли я прав?" У Виллибальда вырвались слова: "В самом деле, это очень замечательно!"

Когда после обеда друзья остались одни с графом Францем и весело болтали о том и о сём, граф, вдруг пристально посмотрев сначала на Гартмана, затем на Виллибальда, спросил, что нашли друзья замечательного в появлении старого Даниэля?

- Вероятно, - продолжал он, заметив, что друзья в смущении молчали, - старый верный слуга нашей семьи напомнил вам какое - нибудь замечательное событие вашей жизни, и если это событие не секрет, то я был бы очень вам обязан, если бы вы со свойственным вам обоим талантом живо и толково рассказывать поделились со мной этим событием. Я очень прошу вас об этом.

Гартман сказал, что появление Даниэля не вызвало никаких воспоминаний, относящихся до их жизни, но напомнило им один смешной случай, но совершенно ничтожный и пустой, так что о нём не стоит рассказывать.

Но так как граф настаивал и продолжал просить друзей открыть ему причину их внезапного изумления, то Виллибальд сказал:

- Неужели для вас может иметь такое значение мимолетная мысль незнакомого вам человека, с которым вас свёл только случай? Но раз вы хотите знать, о чём вы подумали, когда вошёл старый Даниэль, будь по -вашему! Но скажите мне сначала, если бы вам случилось принять участие в каком - нибудь драматическом представлении, не были ли бы вы огорчены, если бы на вашу долю выпало изображать какого - нибудь злодея?

- Если, - ответил граф, - роль интересна и даёт возможность выказать свой талант, как обыкновенно бывает в ролях злодеев, мне было бы не на что жаловаться.
- Ну так вот, - продолжал Виллибальд, - мой друг Гартман говорил вчера в шутку, что в вашем старом чудном замке собрались все главные действующие лица "Разбойников" Шиллера, за исключением Германа и старого Даниэля, и как раз за обедом оказалось, что в замке есть старый слуга Даниэль...

Виллибальд на этих словах запнулся, так как заметил, что лицо графа страшно побледнело, и он зашатался, так что едва мог сидеть на месте.

- Простите меня, - сказал он трясущимися губами, - простите меня; у меня кружится голова. Я себя совсем не хорошо чувствую.

И, поднявшись через силу, граф вышел из комнаты.

- Что же это такое? Что здесь творится? - сказал Гартман.
- Гм, - возразил Виллибальд, - что за наваждение? Какая -то дьявольщина. Ты, пожалуй, был прав, когда высказал мне, что тут что - то очень неладно. Или на совести графа Франца действительно лежит какое - нибудь пятно, или мысль о несчастной судьбе Амалии из "Разбойников", о которых я так некстати упомянул, смертельно поразила его в сердце. Я должен был молчать; но кто же мог это знать?
- Только в этом случае, - прервал Гартман своего друга, - граф и мог огорчиться, увидев себя в роли этого негодяя, и потому тебе совсем не нужно было говорить ему правду; следовало придумать какую - нибудь другую причину своего удивления. Я не чувствую поэтому никакого желания проникать глубже в окружающую нас тайну, и так как моя рана уже почти зажила, я думаю, что всего благоразумнее просить старого графа завтра же отправить нас на ближайшую почтовую станцию.

                                                                                                                       из рассказа Гофмана  Эрнста Теодора Амадей - «Разбойники»
__________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*) попали как раз к шиллеровским "Разбойникам" - «Разбойники» — это драма немецкого поэта Иоганна Кристофа Фридриха фон Шиллера.

Сюжет пьесы базируется на противостоянии двух братьев семейства Моор — Карла и Франца. Франц всеми возможными способами пытается заполучить наследство после смерти отца и сердце прекрасной девушки Амалии — возлюблённой брата. Карл в это время находится далеко от дома.
Премьера пьесы состоялась в 1782 году. До неё автору пришлось переписать несколько эпизодов и внести некоторые коррективы в финал.

(**) его угощали как -то старым рейнвейном - Рейнвейн - белые немецкие вина, вырабатываемые в Рейнгау, Рейнхсссене, а также в Рейнпфальце и Палатинете. Каждый из этих районов выпускает вино со специфическими отличиями. Самое лучшее готовится из винограда "рислинг". Рейнские вина обычно имеют тяжелую консистенцию, особый плодовый букет и являются полусухими.

Завтрак для субъективного идеалиста

Дождь, грустные мысли опять,
Душа словно сломанный зонтик.
Ей хочется снова узнать,
Что может счастливым быть вторник.

Дождь, капельки в сердце, как нож,
Наркоза нет, прям по живому.
Мне хочется, чтоб этот дождь,
Вернул меня к счастью былому.

Дождь, видно схожу я с ума,
Душа словно сломанный зонтик.
Ей хочется просто тепла,
Сегодня среда, нет, лишь вторник.

                              Сегодня среда, нет, лишь вторник
                                   Автор: Шаронов Дмитрий

День отмерялся сосисками. Две сосиски - это как раз один день. Сегодня Пётр Тимофеевич обсчитался. Он решил, что уже среда, и поэтому будет футбол. По футболу тоже можно было отслеживать течение времени. Но только летом. И только по неделям. Зимой в футбол не играли. А тут вот прошли, пролезли в какую -то щель, и должны были как раз в среду ночью...
И пусть, что нарушение режима получается! Пусть! Сам себе режим выдумал, сам себе его и нарушит, раз такое дело – Кубок…

Но вот полез в холодильник - у него был старый, с одной дверцей, да и тот никогда не был набит битком. Петр Тимофеевич, кстати, иногда задумывался: как это некоторым места в холодильнике не хватает? Что же они туда суют -то? Ведь вот же - масла одна пачка. Мало ли, что холестерин и всякие вредности, все равно на черную горбушку, да с кофе поутру - нет ничего лучше. Сосисок килограмм... Вернее, не килограмм даже, а ровно двенадцать штук. На неделю. В воскресенье положено было что -то приготовить "правильное", настоящее, варёное или жареное. А в понедельник – опять в магазин.

Так вот, полез Пётр Тимофеевич за сосисками, а там оказалось ещё десять штук. Нет, он не пересчитывает их постоянно. Но открыл холодильник - а там полный пакет. Отрезал две - и всё равно много остаётся. Вот и посчитал. С теми двумя выходит десять. Значит, вторник сегодня. Не среда.

А зачем ему среда, кстати?

Медленно и аккуратно надрезая кончики сосисок, и сдирая полиэтиленовую прозрачную мокрую оболочку, он раздумывал: к чему же это ему нужна была среда? Ведь, вдуматься если, какая разница - среда или, скажем, понедельник? Это воскресенье отличается, потому что в воскресенье положено ему - так сам себе постановил - готовить что -то горячее и вкусное. Например, пожарить картошку. Или может даже сварить суп с вермишелью. На двух куриных ногах получается большая кастрюля супа. Хватает на все воскресенье, да ещё и на понедельник и вторник, если и днём перехватить чего -то. А можно не днём, а оставить на ужин. Тогда сосиски не тратятся. И вроде как экономия получается.

Так, вторник все же?

Очищенные от прозрачной пленки сосиски были рассмотрены вблизи: однажды он приготовил, не посмотрев. Теперь вот проверяет всегда. Каждая надрезается примерно до половины острым кухонным ножом, который он точит раз в неделю, в субботу. Как раз к воскресенью, когда готовит "настоящую еду". Вот - точка ножа тоже вроде как отмеряет недели и дни. Но нож можно и не поточить, а вот без ужина живот возмущается. Значит, две сосиски в день - вот и расчет. Двенадцать на неделю. Закончились сосиски - верный признак, что надо что -то вкусное приготовить, а потом готовиться к походу на рынок.

Магазин, конечно, ближе. Но в магазине всё какое -то замороженное и серое. И цены в магазине... Пётр Тимофеевич не доверял магазину, хоть тот и был рядом, а на каждом товаре был ценник с крупно нарисованной ценой. Все же на рынке, считал он, все гораздо свежее. А главное - рынок дальше. Туда надо было идти, а физические нагрузки, как говорили все врачи, просто необходимы в его возрасте. Не просто так нагрузки, а умеренные, умеренные!

Утренняя зарядка тоже была обязательной. Он нашёл специальный комплекс от тибетских монахов. В бесплатной газете, которую можно было взять в магазине, на последней странице кроме кроссвордов бестолковых бывало и полезное. Вот этот комплекс, например. Там, если всё правильно делать, полтора, а то и два часа времени занималось. И при этом - не до пота. И суставы нисколько не ломит. Всё аккуратно. Так вот поворачиваться, так вот - самомассаж. Тибетские они или не очень, но упражнения были хорошие. Пётр Тимофеевич это сразу понял, и ввёл в практику долгую утреннюю зарядку под бормотание новостного канала по "ящику".

"Ящик" он не любил. Фильмы теперь были какие-то дурацкие. Ни о чем. Вот в чем суть? К чему они призывают? Чему молодежь учат? Подумаешь, посмотришь - а ведь ничему. И сути никакой. Так, как древний акын, поющий, сидя на осле, что дорога длинная, а ветер холодный...

Вот новости - это интереснее. Могут сообщить, например, о перевороте. Или не могут?

Футбол ещё.

Старый друг Лёва, с которым они созванивались раз в три - четыре месяца, футбол не понимал и не любил. Зато он любил шахматы. И можно было сговориться, и один раз - у него, другой раз - у Петра Тимофеевича сыграть по старому, не торопясь, с разговорами. Надолго их не хватало, но три партии - это закон. И удовольствие всегда не от выигрыша, а от самого факта встречи, от живого общения.

Микроволновка запищала требовательно. Сосиски готовы. Это сын научил пользоваться микроволновкой. Просто оказалось и очень удобно. Положил на тарелку, закрыл дверцу, нажал два раза - две минуты. Нажал теперь пуск. Все. Само готовится. Вот и сготовилось. Ровно две сосиски. А в холодильнике значит, осталось - он специально приоткрыл дверцу и посмотрел на пакет - ещё восемь. Значит, вторник сегодня. Точно. Не среда.

А чего он среду -то ждал?

Пётр Тимофеевич поставил тарелку со свернувшимися кольцом зарумянившимися сосисками на стол и протянул руку к хлебу. Среда – это к чему же?
И тут он вспомнил: кубок же! Кто-то из наших пролез, просочился, пробился, и теперь даже зимой их показывают. Да, жаль, что сегодня не среда.

А интересно, подумал он. Вот интересно, остановился он. А если бы он вчера съел четыре сосиски, так сегодня бы осталось меньше, и тогда для него была бы среда? А футбол был бы? Мысль была захватывающая и в чём -то оригинальная. Нет, кто такие субъективные идеалисты (*), Пётр Тимофеевич знал со студенческой скамьи. Но вот тут, когда время связано с едой, с прогулками, с режимом... Если вдруг получается вот такой прорыв - не меняется ли и время? Ведь он бы не съел четыре сосиски? Но их бы осталось на две меньше. А раз больше он бы не съел - тогда, выходит, была бы среда.

Нет, это как-то мозголомательно - мотнул он головой, присаживаясь к столу.

Вот - всё ясно и понятно. Тарелка прозрачная стеклянная. Две сосиски, кусок хлеба. Чай. Он нажал на кнопку, включая электрический чайник. Потом, так же привычно, нашарил сзади пульт и включил телевизор. По экрану на ярко - зелёном поле бегали фигурки в цветной форме, и носился оранжевый мяч.

- Не понял,- сказал вслух Пётр Тимофеевич.

Он специально встал, открыл холодильник и пересчитал оставшиеся сосиски. Ровно восемь. То есть, на среду, четверг, пятницу и субботу. Ну? Вторник сегодня! Точно!

Но на экране бегали футболисты, и одна из команд была определённо "нашей", потому что комментаторы буквально захлебывались, тараторя свои никому не нужные комментарии.

Пётр Тимофеевич сел и стал смотреть футбол. Громко щёлкнул вскипевший чайник. Пётр Тимофеевич обнаружил, что ужин не съеден, сосиски остыли, жир, что вытек из них, покрыл белой плёнкой тарелку. Две сосиски на тарелке. Восемь - в холодильнике. Вторник.

На экране шёл футбол.

Пётр Тимофеевич плюнул в сердцах, отодвинул тарелку на центр стола и пошёл в комнату. Где -то тут, около дивана, лежала субботняя бесплатная газета с программой. Где -то тут...

Вот! Ага! Он торжествующе потряс свернутой в трубку газетой, потом какое -то время искал очки. Он держался - очки надевал только при чтении. А так всегда и везде без очков. Врачи хвалили его зрение. Говорили:

- Для вашего возраста зрение просто отличное.

Пётр Тимофеевич с газетой и очками вернулся на кухню. Шли новости. Был перерыв в футбольном матче. Всё -таки футбол - тот самый. Значит, среда? Но - сосиски... Он что же - не ел вчера, что ли?

Развернув газету, уткнулся свирепо в программу. Вот он, вот он, футбол. Так, так, так... Во сколько? Совпадает. Кто? Тоже совпадает. Когда? Ага! Этот матч шёл по программе во вторник!

- Вот же суки!- с чувством сказал Пётр Тимофеевич.- Я же чуть все мозги себе не сломал!

Он свернул газету и положил ее сверху на телевизор. Кроссворд уже был разгадан, а программа пусть лежит там, где нужнее.

Перерыв закончился, на экране начался второй тайм.

- Ну, ребятушки, ну, не подведите! Вперёд!- шумел, но не громко, Пётр Тимофеевич.

Всё разъяснилось, и ему было хорошо. Он съел две сосиски. В холодильнике лежало ещё восемь. Сегодня был футбол, и играли наши.

"Можно еще Лёвке позвонить",- подумал Пётр Тимофеевич.- "Ведь расскажу такое - не поверит. Скажет, что придумал специально".

- Ну, родимые! Продержитесь!

                                                                                                                                                                                                     Две сосиски
                                                                                                                                                                               Автор: Александр Карнишин Дир
__________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*) то такие субъективные идеалисты - Субъективный идеализм — группа направлений в философии, представители которых отрицают существование независимой от воли и сознания субъекта реальности.
Философы этих направлений либо считают, что мир, в котором живёт и действует субъект, — это совокупность ощущений, переживаний, настроений, действий этого субъекта, либо полагают, что эта совокупность является неотъемлемой частью мира.
Радикальной формой субъективного идеализма является солипсизм, в котором реальным признаётся только субъект восприятия, а всё остальное объявляется существующим лишь в его сознании.
Родоначальником субъективного идеализма в западной философии является Джордж Беркли.

Молоко для ангела

Красавица проснулась на заре
И нежилась на ложе томной лени.
Но дивный сон, но милый Гавриил
Из памяти её не выходил.
Царя небес пленить она хотела,
Его слова приятны были ей,
И перед ним она благоговела, —
Но Гавриил казался ей милей…
Так иногда супругу генерала
Затянутый прельщает адъютант.
Что делать нам? судьба так приказала, —
Согласны в том невежда и педант.

                                         Поэма - «Гавриилиада» (Избранное)
                                                Поэт: Александр Пушкин (*)
________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*) Поэт: Александр Пушкин - Вопрос о принадлежности перу А.С. Пушкина поэмы «Гавриилиада» носит дискуссионный характер.
______________________________________________________________________________________________________________________________________________________

14 +

Первой моей мыслью после стремительного взлёта было: «Интересно, где это я? Вроде спать легла, может, всё - таки сплю? Что - то вроде не похоже. Надо себя ущипнуть посильнее… А
- а - а Так, точно не сплю».

    Пока всё это проносилось в моей сонной голове, я шла по коридору, по обе стороны которого располагались двери. Вдруг одна из них распахнулась, и чья - то рука втянула меня в комнату. Я оказалась окружённой множеством женщин, молодых и не очень. Они с любопытством разглядывали меня, а я их. Через пару минут от них отделилась самая старая и подошла ко мне поближе. Я уже было, открыла рот, чтобы спросить, где это я нахожусь, и что это со мной происходит, но она меня опередила:

   - Вопросы потом. Сейчас тебе надо отдохнуть, – она проводила меня в соседнюю комнату, уложила в кровать и нежно поцеловала в лоб. – Кстати, можешь называть меня няней. Ну, отдыхай. Я приду, скажем, через сутки, может двое. – И она вышла, потихоньку закрыв за собой дверь.

    «Как через сутки, двое? А как же мои там? Волноваться же будут», - подумала я и провалилась в глубокий сон.

Х  Х  Х

    Разбудил меня ласковый голос:

    - Вставай, детка. Уже пора идти. Третьи сутки спишь. Здорово ты должно быть устала. Ну, ничего, скоро всё будет по - другому.

    Я встала и молча поплелась за женщиной. Мы вошли в какое - то помещение, и я опять увидела всех этих женщин. Одна из них произнесла:

    - Сейчас с тобой поговорят, и мы займемся приготовлениями.

После этих слов я, как мне показалось, громко топнула ногой и, повысив голос (за что сильно извиняюсь) прорычала:

    - Стоп, стоп и ещё раз стоп! Я не сдвинусь с этого места, и ни с кем не буду разговаривать, пока мне не объяснят, где я нахожусь!

    Женщины стали переглядываться и перешёптываться. Я же обводила их сердитым (вторично извиняюсь) взглядом до тех пор, пока нянюшка благоговейным шёпотом ни ответила мне:

    - Ты теперь Его невеста, - и по её морщинистой щеке скатилась слезинка радости.

    А в моей голове галопом проносились мысли: «Как невеста? Чья невеста? Его! Миленько. Это, конечно же, всё объясняет…Но как это? Ведь я же, как там у поэта:

            Я другому отдана
             И буду век ему верна

Во, блин, че делать то?»

    И тут мои мысли были прерваны. В помещение вошел, или вошло, точнее, влетело нечто бестелесное. Порадовало, что оно было белое, уже не так страшно. Пока я пребывала в трансе, оно оказалось рядом со мной.

    - Можешь называть меня Марк, - произнёс, как оказалось он. Его голос был как мелодичный колокольчик. Он ласкал слух и радовал сердце.
    - Бог выбрал тебя! Странно, конечно. Но Бог, есть Бог, с ним ведь не поспоришь. Ну, ладно. Готовься. Семь дней тебе на это!

    После этих слов у меня, что называется, глаза на лоб полезли. Семь дней … Мои уже с ума сходят, а через семь дней вообще на стенки начнут кидаться.

В этот момент Марк, уже медленно уплывающий, опять повернулся  ко мне:

    - Время там остановилось, не волнуйся. Твои спят и видят сны. Так будет, пока ты не вернёшься.
    - Спасибо, - на моем лице появилась глупая улыбка, а в голове пронеслось: «Мы ещё и мысли читаем, что ж, впредь буду, аккуратней».

    Как только Марк исчез из поля зрения на меня “налетели” все эти женщины и стали меня одевать, расчёсывать, намазывать чем- то вкусно пахнущим и в заключение всего этого подвели к двери, которая была скрыта под навесом, и втолкнули меня в небольшую комнату.

    - До встречи через семь дней, - сказали они мне хором и захлопнули дверь.

   А я стала разглядывать комнату. Она была очень маленькой. В ней находились грубо сколоченные стул и стол. На столе стояло зеркало, и все это богатство освещала одна единственная свеча. Не густо… Я подошла к стулу и провела по седлушке, было бы жалко запачкать такое шикарное платье. Оказалось чисто. Я села и стала от нечего делать разглядывать себя в зеркало. Хороша, прям как ангел. Смотрела, смотрела и вдруг осознала, что уже не отражение своё вижу, а свою жизнь. Интересно, кстати, оказалось, смотреть на себя со стороны, а тут ещё в самые ответственные моменты возникал голос, как будто ниоткуда: «Вот тут ты сделала правильно, а тут нет, надо было по - другому, но, помня, как ты мучилась это простительно».

    И в такой манере мне прокомментировали всю мою жизнь, указывая плюсы и минусы. А напоследок дали много дельных советов. В общем семь дней пролетели незаметно. Я встала со стула, хотя думала, что за это время слилась с ним воедино, подошла к двери, взялась за ручку, но через секунду отпустила ее. Повернулась к столу, опустилась на колени и три раза перекрестившись, сказала:

    - Боженька, а ведь это был Ты. Я точно знаю.

В ответ тишина.

    - Ну, теперь молчи, не молчи, а я знаю это был Ты. Я что сказать хотела: спасибо, что вот так вот жизнь мою запросто показал, а то я ведь думала что она сложная, а она то оказывается совсем и не сложная. И за советы спасибо. И вообще голос у Тебя красивый такой, прям сил нет.

    В ответ раздался тихий смех.

    - Смейся, смейся, а я ведь от чистого сердца.
    - Иди уже. Восьмой день пошёл. Марк заждался.
    - Ухожу, ухожу. Но не прощаюсь, буду хранить Тебя в своём сердце. Можно?
    - Можно, можно. Иди уже, наконец.

    Я встала с колен и подошла к двери, вслед мне всё ещё нёсся тот же мягкий смех. Открыв дверь, я на мгновение ослепла от яркого освещения, а когда обрела способность видеть ахнула. Нет на Земле ничего прекраснее, чем тот зал. Время мои нянюшки зря не теряли. Описывать подробно не берусь всё убранство, потому как это невозможно. Все в золоте, в драгоценных камнях, все переливается, блестит, сверкает.

    Одна из женщин одной рукой взяла меня за руку, другой вернула мою нижнюю челюсть на своё законное место. За что большое ей спасибо, а то б я всю церемонию так и простояла. И повела она меня к небесному алтарю, где меня уже ждал Марк. Он, наверно, переминался бы с ноги на ногу от нетерпения, если б они у него были. Но чего нет, того нет. Так что он просто завис в воздухе и недовольно пробурчал:

    - Эх, молодежь, никакого уважения к чужому времени.

    Я слегка поклонилась и ответила:

    - Простите, извините. Там так оказалось интересно. Это свеча, зеркало, моя жизнь как кино, а Его голос вообще меня убаюкал, – на это моё заявление из - за двери скрытой под навесом опять раздался смех, только уже немного нервный.

    Я мысленно себя одёрнула, еще раз поклонилась и шёпотом произнесла:

   - Молчу, молчу.

    На что Марк только покачал головой и повернулся к алтарю, я последовала его примеру. Церемония была, в общем, то, такая же, как и на Земле. Только вместо гостей ангелы, и церемонию, вместо слащавой тётеньки вёл архангел. Когда меня и Марка объявили женихом и невестой, я так растрогалась, что у меня из глаз потекли слёзы, я было занесла руку, чтобы стереть их, но нянюшка одёрнула меня:

    - С ума сошла? Священные слёзы стирать.

Я опустила руку и подумала: «Ну ладно, пусть текут, что мне жалко, что ли».

Когда церемония окончилась, архангел сделал какое - то неуловимое движение и все исчезли, кроме Марка и старой нянюшки. Они подвели меня к выходу из помещения. Марк посмотрел на меня и как будто бы улыбнулся:

    - Ну, до свидания. Считай, что Бог тебя поцеловал. Теперь в жизни твоей будет только белая полоса, - договорив, он развернулся и выплыл из зала.

    Нянюшка подождала пока я выйду из шокового состояния и сказала:

    - Да, да, абсолютно верно! Теперь ты по жизни будешь идти легко и непринуждённо, - и ответила на мой немой вопрос. – Невесты самого Бога это монахини. Поняла?

    Я кивнула и она продолжила:

    - Вот тебе медальон, чтоб ты не подумала что это сон. И давай - ка иди уже, тебе давно пора.
    - А может, я останусь ненадолго? Здорово тут у вас: светло, нарядно и …, - поток моего красноречия прервал строгий голос из - за двери, скрытой под навесом. – А ну марш домой. Сейчас же. Ишь, погостит она. Успеешь ещё!

   Выскочив в пустоту и захлопнув за собой дверь, я вновь услышала смех. На сей раз, это смеялись нянюшка и Марк. Затем стремительное падение и раз… Я открыла глаза и увидела звёздное небо, точнее звёздный потолок в своей комнате. Рука сама собой потянулась к шее и наткнулась на медальон. Он немного светился в темноте и излучал тепло. Я опять заснула, на этот раз просто заснула, сжимая его в руке.

                                                                                                                                                                                                  Невеста ангела (Отрывок)
                                                                                                                                                                                                      Автор: Татьяна Ангел

Чётвёртая жизнь балерины

Решение. Мысль. Остановка. Вокзал.
Здание. Страх. Коридоры и зал.
Пол деревянный. Станок. Три окна.
Комиссия. Руки. Растяжка. Спина.
Принят. Не принят. Счастье. Слеза.
Осень. Знакомый станок. Три окна.
Классика. Сеточка. Ленточки. Шпильки.
Батманы. Плие. И на тапочках дырки.
Туры на пальцах. Пуанты и боль.

Падение. Травма. Синяк и мозоль.
Шажман. Гран жете. Па - де - ша и полёт.
За днями недели. За месяцем год.
Снова и снова. Опять и опять.
Двойка. Три минус. Четвёрка и пять.
Учитель. Экзамен. Комиссия. Зал.
Станок. Середина. Прыжки. Высший балл.
Слёзы. Прощание. Смех. Выпускной.
Всё. Чемодан. Наконец - то домой.

Трудоустройство. Театр. Приглашенье.
Ночи без сна. Сотни мыслей. Решенье.
Вновь чемодан (как знакома картина!)
Кордебалет. Тройка. Двоечка. Прима.
Классика утром. Батманы. Плие.
Голод. Диета. Кефир на столе.
Пачка. Пуанты. Чайковский. Делиб.
«Щелкунчик». «Жизель». Макияж и парик.
Девушки. Парни. Завистники. Боль.
Поздно. Часы. Без пятнадцати ноль.
Пот и мозоли. Поддержки. Вращенья…
Сил больше нет. Непростое решенье.
Последний концерт. Взгляд сквозь слёзы на зал.
Вещи. Домой. Остановка. Вокзал.

Знакомые стены. Станок. Три окна.
Девочки. Мальчики. Ноги. Спина.
Пальцы и руки. Злиться. Кричать.
Сто комбинаций. Опять и опять.
Тройка. Три минус. Четвёрка и пять.
Хвалишь. Ругаешь. Хочешь понять.
День. Репетиция. Маленький зал.
Стоп. Концертмейстер не то заиграл.
Девочки. Парни. Амуры. Пажи.
Не поняли. Встань. Объясни. Покажи.
С грустью в театр. В зрительный зал.
Дети танцуют. Кто-то наврал.
Не дотянули колени опять.
Завтра на классике всё исправлять…

                                                                Жизнь балерины
                                                        Автор: Юнна Ефремова

На витрине старенького, антикварного магазина пылилась статуэтка балерины. Хозяин салона, он же и продавец, Русгур, даже и не помнил, откуда и когда появилась эта фарфоровая безделушка. Владелец магазина ещё был совсем маленьким мальчиком, а она уже стояла там на подставке. Если бы даже нашёлся покупатель и решил бы приобрести балерину, то кому выплатить деньги за неё, было неизвестно.

"Может, лучше убрать её с прежнего места, - иногда задумывался Русгур. – Пальчики обломаны, краски почти выцвели. – Никто даже и не смотрит на неё. В последний раз, лет десять назад, зашел один покупатель, повертел статуэтку в руках, что - то пробормотал и вернул обратно хозяину".

"А, впрочем, она и не мешает, - грустно улыбнулся Русгур. – Стояла там столько лет, пусть и дальше стоит. Все равно почти нет покупателей. Незачем и мне сидеть здесь. Сегодня можно закрыть магазин  на час раньше и подняться к себе в комнату. Так и поступлю..."

Хозяин сменил вывеску на дверях, что салон закрыт, ещё раз всё внимательно осмотрел и стал тихо подниматься по скрипучим ступеням.

Незаметно стемнело, и вскоре ночь стала полновластной хозяйкой маленького городка. На небе засияли звездочки, а одна из них, ярко сверкнув, упала где - то в глубине домов.

***
По улице шел странный человек. Он был низенького роста, как семилетний мальчик и странно одет. На ногах - кожаные башмаки, острые концы которых загибались вверх, синяя курточка, такие же штаны, а на голове остроконечный колпак, на котором сверкали звёздочки и непонятные, но очень красивые знаки, похожие одновременно и на буквы, и на ноты. Казалось, что прохожий возвращается с карнавала.

- Давненько ты здесь не был, Люф, - как бы сам с собой разговаривал незнакомец. – Хотя ничего особенно и не изменилось. Те же узенькие улочки и старые, покосившиеся дома.

Проходя мимо витрины, человек остановился.

- Кажется, я нашел её. Невероятно... Конечно это она. Ты слышишь меня, Палли?
Балерина вздрогнула.
- Ой, кто это меня позвал? Я уже стала забывать, как меня когда–то звали. Неужели кто - то ещё помнит мое имя?

Странный человек радостно улыбнулся, а звёздочки на его колпаке стали гореть красным цветом.

- Ты меня не знаешь, - обрадовано произнёс он. – А я уже несколько раз бывал здесь и всегда смотрел на тебя. Могу даже рассказать, о чем ты сегодня думала. Тебе очень хотелось стать мотыльком и навсегда улететь отсюда, с этой пыльной витрины.
- Откуда ты знаешь? – удивилась балерина. – Кто ты, что умеешь читать мои мысли?
- Я Люфтар, - продолжал улыбаться прохожий. – Но ты меня можешь называть просто Люф. Уверен, что мы быстро подружимся.
И ещё ты думала, что вся одежда на тебе выцвела, а мотыльки должны быть яркими и заметными. Правильно? Но поверь, что твое желание стать нарядной, скоро сбудется, однако для этого надо набраться терпения.

От удивления балерина закачалась и чуть не упала с полки.

- Осторожно, - вскрикнул Люф. – Тебе нельзя падать, ты же можешь разбиться на мелкие кусочки. Хотя и это не проблема для меня, но тогда мне придётся  войти в магазин, колокольчик зазвонит и разбудит Русгура.
- Ты даже знаешь, как зовут хозяина! – вновь качнулась балерина. – Кто же ты, Люф? Маг, волшебник? И так странно одет. Я никогда не видела, чтобы люди надевали подобные колпаки.

Услышав это, звёздочки на шапке странного гостя начали смеяться, а непонятные знаки заиграли оранжевым цветом и быстро завертелись. Отовсюду стал раздаваться  тихий и очень мелодичный звук. Казалось, что это хрустальные бокалы ударяются друг о друга.

- Давно вы так не веселились, - обратился к звёздочкам Люф. – Значит, не зря прилетели сюда.
- Они живые? – совсем растерялась Палли. – Ты с ними можешь разговаривать?
- Конечно, живые, - рассмеялся Люф. – И эти волшебные знаки, тоже - не просто рисунки. Ну-ка, покажите нам, на что вы способны, - обратился он и снял колпак.
Знаки тут же попрыгали на мостовую и стали лихо отплясывать, а звёздочки хороводом носились между ними.

- Ты настоящий волшебник, - радостно смеялась Палли. – Как я сразу этого не поняла. Только у них бывают такие странные одежда и башмаки.

Люф посмотрел на свои ноги.

- Вот же я, растяпа, - хлопнул он себя по лбу и улыбнулся. – Совсем забыл надеть другие....

Тут же башмаки стали непрерывно меняться. На одних были огромные, сверкающие золотом пряжки, на других повсюду висели малюсенькие колокольчики, а на третьих, как и на колпаке, было множество волшебных знаков.

- Вот эти подходят, - довольно улыбнулся Люф. – Ну, что и вам хочется повеселиться? – посмотрел он вниз.

Знаки стали переливаться красными огоньками.

- Ладно, делайте, что хотите, - весело притопнул волшебник. – Будем считать, что сегодня у нас праздник.  Только особенно не шумите. Нам нельзя будить людей.

А пляски продолжались вовсю. Звёздочек становилось все больше и казалось, что на мостовой горит яркий, разноцветный огонь.

- Как это здорово! - стала хлопать в ладоши балерина, но, взглянув на свои руки, тут же перестала, и по её щеке стекла слезинка.

Звёздочки и волшебные знаки тут же перестали танцевать и вернулись на колпак и башмаки.

Люф сначала не понял, в чём дело и недоуменно стал оглядываться по сторонам.

- Что случилось с вами? - забеспокоился он. – Что вас так напугало? Ничего не пойму...

Одна из звёздочек подлетела к руке балерины.

- Кажется, теперь всё понял, - успокоился волшебник. – Но это не беда. Ты согласна, Палли, полететь со мной в волшебное царство? Там я смогу всё исправить, и твои ручки станут такими же прекрасными, как прежде.
- Ты сможешь вернуть мне мои отломанные пальчики? – недоверчиво посмотрела Палли.
- Конечно, смогу, - радостно улыбнулся Люф. – Так ты согласна полететь со мной?
- Конечно, согласна! - чуть не подпрыгнула от радости Палли. – А нам далеко лететь?
- Ты и не заметишь, как мы уже будем на месте, - надел колпак волшебник. – А теперь пора, – обратился он к звёздочкам.

Вспыхнул тоненький лучик света и тут же погас. Казалось, что никого на улице и не было.

***

– Вот мой дом, - разводя руками, обратился Люф к балерине. – Тут ты можешь не бояться разбиться. Сейчас посмотрим, где же твои пальчики.

По всей комнате были разбросаны маленькие и большие коробочки. Их было так много, что даже при желании не удалось бы сосчитать.

Люф их открывал одну за другой, что-то тихо бормотал, и вновь накрывал крышкой.

- Где же они? – только и слышался его шёпот. – Куда я их мог положить? Может, вы знаете? - обратился он к звёздочкам. – Помогите мне найти нужную коробочку.

Тут один из волшебных знаков слетел с колпака и стал медленно кружить по комнате.
Он облетал одну коробку за другой, потом приблизился к огромному шкафу в углу, но опять отлетел и замер.

- И ты не можешь найти? – расстроился Люф.

Но тут знак загорелся ярким, синим светом, спустился на пол и залетел под шкаф.

- Интересно, что он там нашёл? – наклонившись, стал заглядывать под шкаф волшебник.

Колпак ему мешал, и он снял его. Только тут Палли заметила у Люфа густые чёрные волосы, в которых то тут, то там вспыхивали разноцветные искры.

- Кажется, нашёл, - довольно улыбаясь, выползая из-под шкафа, поднялся с пола Люф. – Это именно то, что я искал. Теперь надо быть особенно внимательным.

Он осторожно высыпал на стол содержимое коробочки.

С первого взгляда могло показаться, что это мелкие осколки фарфора, и только приглядевшись становилось видно, что это тысячи пальчиков, отколовшихся от статуэток.

- Теперь ваша очередь помочь мне, - обратился Люф и открыл большую коробку.

Оттуда вылетели сотни светящихся стрелочек. Они стали осторожно перебирать пальчики, рассыпанные на столе. Вскоре одна из стрелочек замерла. Люф осторожно взял найденную частичку и помахал Палли рукой.

- Подойди - ка сюда, - не бойся. – Кажется, один из твоих отломанных пальчиков мы нашли.

Балерина подбежала к волшебнику.

- Дай свою ручку, - ласково улыбнулся Люф.

Он приставил пальчик к тому месту, где тот был отломан, волшебный знак коснулся руки, и пальчик мгновенно прирос.

- А вот и второй найден, - обрадовался волшебник, заметив, что стрелочка подает ему знак.

Вскоре и второй пальчик был на месте.

- Но сегодня у нас нет больше времени, - грустно вздохнул Люф. – В городе люди уже проснулись и начали вставать. Проводите нашу гостью, - обратился он к звёздочкам.

Казалось, что те только и ждали этих слов.

Они слетели с колпака, закружились вокруг Палли, искры в волосах Люфа стали ярче, балерина плавно взлетела и исчезла из комнаты.

***
Русгур спустился в магазин и, по обыкновению, стал внимательно всё рассматривать.

- Что-то не то, - размышлял он. – Но чего не хватает? Может, я ошибаюсь и все на месте. Но, постой, а где статуэтка балерины? Кому она могла понадобиться, чтобы её унесли? Да и колокольчик бы зазвонил, вздумай кто - либо войти в салон. Однако её нет...

От удивления Русгур выпустил из рук щёточку из перьев, корой смахивал пыль с вещей.

Когда он поднял её и снова взглянул туда, где всегда стояла балерина, то она была на месте.

- Вот это чудеса! - от неожиданности присев на стул, стал раздумывать продавец. – Может, мне померещилось, что статуэтки не было? Но я не мог ошибиться, подставка была пуста. Я же своими глазами видел... Подожди, но и в самой балерине что - то изменилось...

Он подошёл и стал внимательно рассматривать её.

- А откуда эти два пальца?  - от изумления подскочил Русгур. – Я же точно, ещё с детства, помню, что их не было.

Тут, на какой- то миг ему показалось, что статуэтка кивнула ему и улыбнулась.
Он и не заметил, как оказался на полу, но продолжал с удивлением смотреть на балерину.

Колокольчик зазвонил, и в магазин зашёл покупатель.

- Есть кто-нибудь? - не заметив продавца, спросил человек.
- Проходите – проходите, - поднимаясь с пола, пригласил его Русгур. – Я тут щёточку обронил...

Посетитель долго ходил, рассматривал одну вещь за другой, потом подошёл к витрине, взял статуэтку балерины, долго разглядывал её, потом произнес:

- Я беру ее. Заверните и упакуйте.
- Она не продаётся – подскочил к посетителю продавец. – Положите балерину на место!
- Но почему не продается? – недобрым огнем сверкнули глаза незнакомца. – Я непременно хочу её купить!
- Потому что она уже продана – не растерялся Русгур, - и это моя вина, что я её не убрал с витрины.
- И кто её купил? – зло посмотрел посетитель. – Может, я больше заплачу, чем он. Подумайте... Назовите цену – и он достал толстый кошелек и стал вертеть им перед хозяином магазина.

Русгур выхватил статуэтку из рук незнакомца.

- Я сказал, что она не продается, и сегодня магазин не работает, - совсем придя в себя, уверенно произнёс он.
- Ладно, мы ещё встретимся, - тихо пробормотал покупатель и, хлопнув дверью, вышел

Колокольчик над входом ещё долго продолжал раскачиваться и звонить.

- Лучше мне и вправду сейчас закрыть магазин, - размышлял Русгур. – Один день ничего не решает. Надо всё хорошенько продумать.

Бережно держа статуэтку, он поднялся к себе в малюсенькую, но очень уютную комнату.

- Сейчас посмотрим, всё внимательно рассмотрим, - приговаривал, Русгур, доставая большую лупу. – Я же помню, сколько пальчиков не хватало. Уж  тут -то не могу ошибиться.

Удобно устроившись около окна, он стал внимательно разглядывать ручки балерины.

                                                                                                                                                Балерина. Глава первая. Статуэтка
                                                                                                                                        Автор: Григорий Иосифович Тер - Азарян