На тонких нитях ожиданий - На паутине бытия - Ведома волею страданий, Судьба качается моя.
И гармоничность колебаний Не нарушается ничем - Ни бесконечными мольбами, Ни отрешеньем от проблем.
И я качаюсь, разлучая Одну вселенную с другой, Все парадигмы различаю, Касаясь истины рукой.
ОДИН ИЗ ВАРИАНТОВ (ИЗБРАННОЕ) Автор: Борычев Алексей
Полина Сергеевна смотрела на выгонку красных тюльпанов в кашпо из необожжённый глины, стоящем на её рабочем столе. Это был подарок к 8 Марта. Она как учитель никогда не страдала от недостатка цветочного внимания в этот день. Но эти тюльпаны были от Андрея Викторовича, деда Никона.
Прошло уже несколько месяцев с того времени, как они познакомились во время поисков его внука и, последовавшего за этим, его ежедневного дежурства в школе. Были, конечно, и новогодние поздравления с подарками, и общение по телефону. И вот эти цветы. Полина Сергеевна не знала, что они означают. Она сидела за столом и, молча смотрела на тюльпаны. К цветам прилагалась записка. Полина Сергеевна протянула руку и взяла маленький картонный квадратик. Внутри была надпись "Выращены специально для ангела с благодарностью и самыми тёплыми чувствами. Андрей."
Телефон звонил не умолкая, родители, друзья и коллеги засыпали её поздравлениями, а она никак не могла отделаться от ощущения, что и не рада вовсе. И вот на экране засветилась надпись "Андрей Викторович". Полина Сергеевна поняла, что счастлива.
Первые майские дни оказались солнечными и тёплыми. Андрей пригласил её на природу. Природой оказалось восхитительное место в его фермерских владениях. Полина сидела в плетёном кресле на берегу оживающего после зимы озера, окружённого прозрачным, подернутым зеленоватой дымкой, весенним лесом, и смотрела на водную гладь. Андрей принёс плед и укрыл ей колени.
— Отдыхай.
Жизнь прекрасна несмотря ни на что. Глава XIV. Алекс. (Отрывок) Автор: Инна Чернышова
Святая кухарка и скромный мясник Плывут среди пены любви, Святая кухарка и скромный мясник - Сюжет не для грешной земли.
В тумане котлет на причале стоит Святая кухарка, как столб, В Париже с изящною дамой кутит Мясник, забираясь на стол.
Но тайна простой толстомясой любви Покоя двоим не даёт, Святая кухарка и скромный мясник - Их снова удача сведёт.
Вот едет на выставку фото котлет, Наш старый дрожащий мясник. И - сразу, привычною сказкой прогрет, Он к юбкам цветастым приник,
Как юноша, пряча и слёзы, и пот, Чтоб чудо весны не ушло. Святая кухарка - улыбчивый рот, Им точно в любви повезло.
Святая кухарка и скромный мясник Автор: Глинских Нина
Декан философского факультета, Владимир Ильич Флюгеров, в недавнем прошлом секретарь парткома университета, а ныне активнейший деятель областной комиссии по демократизации общества, созданной по распоряжению нового губернатора - либерала, сидел в своём кабинете, раздумывая, что бы ещё такого сделать, чтобы доказать, что он продолжает вести усиленную работу, направленную на искоренение рецидивов советского прошлого и дальнейшее развитие демократии во вверенном ему структурном подразделении.
Да, сделано немало в этом направлении, с гордостью подумал он: ПСС Ленина (*) вынесли из кабинета, сняли портреты основателей марксизма, причём особый гонор, как всегда, проявил младший классик. Словно не желая расставаться с полюбившимся ему местом, основатель советского государства долго сопротивлялся. Плотник дядя Вася, чертыхаясь, никак не мог снять портрет. Наконец, после долгой и упорной борьбы упрямый портрет громко низвергнулся на скрипучий деревянный пол. Флюгеров облегчённо вздохнул. Затем сдали в архив громаднейшую кипу протоколов партийных собраний, а заодно и выкинули на свалку переходящий красный вымпел за победу факультета в университетском социалистическом соревновании.
На пустые полки большого книжного шкафа Флюгеров с гордостью водрузил томики Бердяева, Ницше и Фрейда, которые, впрочем, заняли мало места. Он долго искал портрет Бердяева, но не смог нигде его найти, и три заметные дырки на стене, где ещё недавно красовалась классическая тройка небожителей, недвусмысленно говорили внимательному посетителю о прежних идеологических ориентирах хозяина кабинета.
В кабинет вошла, нахально стуча каблуками, доцент Тереза Николаевна Кухаркина, не пожелавшая отказаться от идей марксизма - ленинизма, и систематически клеймившая Флюгерова за вероотступничество. Кухаркина без приглашения села на стул, закинула нога на ногу и что-то горячо говорила о каком-то нуждающемся студенте, которому так нужна стипендия. И здесь Флюгерова осенило: вот он, последний оплот системы, медленно, но верно уходящей в прошлое! Но он хорошо понимал, что крепкая и жилистая Кухаркина, которой в прошлом году стукнуло всего лишь пятьдесят, не пожелает добровольно уйти в прошлое и полнокровно жить в настоящем в ожидании светлого капиталистического будущего.
«Было бы замечательно ликвидировать этот оплот марксизма», – подумал Флюгеров. Он потёр руками свою лысину, усиленно раздумывая, что же можно предпринять для достижения данной цели. Можно её уволить. Повод всегда найдётся. А ещё лучше заклеймить Кухаркину как ортодокса и мракобеса и создать тем самым ей на факультете невыносимые условия. Нет, одёрнул сам себя Флюгеров, эти методы идеологической борьбы недемократичны. Что скажут в городской администрации, что напишут в газетах, куда, несомненно, обратится с многочисленными жалобами Кухаркина? Шум такой поднимется, что и страшно подумать! Он вытер выступивший на лбу обильный пот. Нет, надо мирно, в твёрдом соответствии с принципами демократии, как того требует наше судьбоносное время, осуществлять процесс демонтажа старых структур, терпеливо перевоспитывая даже вот таких упёртых ортодоксальных личностей, как доцент Кухаркина, великодушно решил Флюгеров.
Ночью он долго ворочался в постели, обдумывая план мероприятий по дальнейшей демократизации вверенного ему подразделения. Наконец ему в голову пришла блестящая идея: если лишить Кухаркину её идеологически значимой фамилии, тогда она наверняка откажется от своих устаревших взглядов. Ведь её фамилия теснейшим образом связана с Лениным: кто не помнит его знаменитого обращения к кухаркам учиться управлению государством! А если Кухаркина изменит свою тоталитарную фамилию, то может быть, кто знает, она постепенно отойдёт от марксизма. Но как же этого добиться? И ответ вдруг пришёл сам собой: только собственным примером! Пусть Кухаркина знает, что ему небезразлично, что она перестала шагать в ногу с новой эпохой, властно требующей перемен.
Утром Флюгеров объявил жене, что поменяет своё отчество на другое, отвечающее духу времени.
– Отныне я буду не Владимир Ильич, а Владимир Френсисович, – гордо сказал он. – А почему Френсисович? – поинтересовалась жена, любознательно прижимая к пышной груди полные белые руки. – Отныне моим крёстным отцом будет Френсис Фукуяма, – ответил Флюгеров. – А кто это такой? – спросила жена, но он ничего ей не ответил, так как спешил на работу.
Но вопреки его ожиданиям, Кухаркина предприняла шаг, свидетельствовавший о её мировоззренческой близорукости. Она отказалась от своего отчества «Николаевна» и приняла другое – «Фридриховна», мотивируя это тем, что первое отчество постоянно напоминало ей о ненавистном Николае II, ввергшем страну в кровавую империалистическую войну, а второе она взяла в честь одного из основателей единственно правильного учения.
Но Флюгеров не хотел сдаваться. Не желая иметь ничего общего с отжившей эпохой социализма, он поменял своё имя «Владимир», которым именовался человек, до недавнего времени её олицетворявший, на «Рональд» в честь президента Америки, форпоста демократии в мире. Кухаркина ответила тем, что из Терезы, несмотря на мировую популярность своей тезки-монахини, по собственной воле превратилась в Розу, как бы духовно породнившись с одной из наиболее ярких сторонниц самого прогрессивного в мире учения.
Тогда Флюгеров прибавил к своей фамилии вторую часть – «Либералов», тем самым дополнительно подчеркнув свои изменившиеся мировоззренческие ориентиры. Кухаркина оставила свою фамилию в исходном состоянии, полагая, что она как никакая другая убедительно демонстрировала её идеологические привязанности.
Однажды ночью Флюгеров - Либералов, обессилевший в этой напряжённой борьбе, не выдержал и долго рыдал, зарывшись лицом в подушку, но к утру успокоился и решил всё же не опускать рук. На следующий день он вызвал в свой кабинет Кухаркину и сделал ей предложение, чтобы день и ночь агитировать её в новую веру. К его большому удивлению, она согласилась.
Прошёл год. Молодая семья живёт в мире и согласии. Семейное счастье не нарушается даже идеологическими разногласиями новоиспечённых мужа и жены.
Прошёл ещё один год. Прежний губернатор проворовался. Новым выбрали коммуниста. Ко второй части фамилии Флюгерова - Либералова прибавилась третья – «Кухаркин». Теперь Флюгеров - Либералов -Кухаркин активно поддерживает политику нового губернатора. Но от второй части своей тройной фамилии отказываться не собирается. На случай, если к власти придёт демократ.
Кухарка и любовь Автор: Cалахитдин Муминов ____________________________________________________________________________________________________________________________________________________________
(*) ПСС Ленина - Полное Собрание Сочинений В. И. Ленина
Балериной на тоненьких стрелочках убегающих в Завтра часов удержись, моя милая девочка, балансируй под натиском снов. Пусть придумано много и вымысел захватил половину тебя. Пусть дорогу твой Некто не вымостил и камин загрустил без огня. Сердце мало свиданьями тешилось, и теперь каждый шаг - наизусть... Не жалей же о том, что не сделалось - это в прошлом уже. Ну, и пусть ... Пусть не кажется время невежливым. Его ход - на твоей стороне. Ты мгновенья в себе не удерживай, отпусти - обернутся вдвойне. Слёзы грусти и ночи в страданиях, тяжкий груз недосказанных слов отольются на новых свиданиях силой к яви стремящихся снов. И покуда вращаются стрелочки, как бы сны за тобой не гнались, удержись, моя милая девочка. Удержись, удержись. Удержись.... удержись Автор: Ткаченко Алексей
.. мы еле поспевали за Владом. И пялились на иллюзорный цирковой мир. А Влад весело размахивал руками. И подпрыгивал на ходу.
– Я сделаю гениальный репортаж! – взахлёб убеждал он. – Об одной маленькой циркачке. Ее совсем не видно в мире. Она легко теряется в нём. Настолько она мала. Но когда она выбегает на арену. Когда легко и свободно взлетает под купол цирка. Весь мир блекнет, тускнеет. По сравнению с ней. И уже никого не видно в мире.
Кроме неё.
– Уже не влюблён ли ты, мой друг? – я внимательно посмотрел на разрумянившегося Влада. Но он не расслышал меня. Или просто не захотел отвечать.
Мы заняли свои места. И я с недоверием ждал появления этой чудо - циркачки. Я был уверен, что ничего чудесного не увижу. Что это очередное увлечение моего чересчур влюбчивого товарища.
– Сейчас её выход, – зашептал он.
И мы уставились на арену. И Гришка даже перестал шелестеть обёртками от конфет. Скорее, от уважения к Владу. Чем от желания увидеть его очередное увлечение.
В чём я сразу же убедился – она была, действительное слишком мала. И совсем незаметна. Бестелесна, что ли. И мне показалось, я могу протянуть руку. И она легко запрыгнет на мою ладонь. Приподнимется на цыпочки.
А я, совершенно не чувствуя тяжести, смогу пронести её через весь цирк, весь город, весь земной шар. Она, казалось, совсем потерялась на этой огромной нелепо разукрашенной арене. И только серебряный купальник вызывающе светился в темноте.
– Её, действительно, не видно, – шепнул я.
И она взметнулась вверх. И я даже не успел заметить, как это произошло. Словно она взмахнула крыльями. И очутилась уже там, на головокружительной высоте. Которую я не любил. И, если честно, боялся. А она бесстрашно летала и кувыркалась там. Резко опускалась вниз и тут же взмывала под купол. И мне на миг показалось, насколько мы все малы перед нею, бессильны и неуверенны…
– Интересно, а в постели она вытворяет такое же? – Влад облизал свои пересохшие губы.
Как ни странно, но меня этот вопрос тоже заинтересовал. И я потянулся через Грешку к Владу. И так же возбуждённо зашептал:
– Бьюсь об заклад, что в постели она способна на столько же, на сколько и мраморная статуя. Слишком много энергии отдаёт на арене.
Влад упрямо покачал головой. И протянул руку.
– Спорим? – Гришка, ты подключаешься? – спросил я своего толстого друга.
Он отчаянно замахал руками. И его очки от возмущения сползли на кончик носа.
Мы расхохотались. И Влад хитро подмигнул мне. И довольно потёр руки в предвкушении разрешения спора.
– Не волнуйся, старик, я тебе всё честно доложу.
И его уверенный тон почему - то привёл меня в бешенство. Но я, сдерживая себя, протянул руку. И Гришка разбил наши ладони, промямлив:
– Вообще - то, это как - то… Ну, в общем, ну не хорошо… – За тобой, Паганини, бутылка шампанского, – заключил Влад.
А я поймал себя на мысли, что этим спором мне в первую очередь захотелось почему - то унизить эту маленькую циркачку. Наверно, потому, что сегодня своим бесстрашием она сегодня унизила меня.
Сразу же после представления мы уже топтались у выхода. Она заметила нас и долго бесцеремонно оглядывала каждого с ног до головы. Словно выбирала товар. А я с удовольствием отметил про себя, что она совсем некрасива. И издалека выглядит гораздо привлекательней. Лохматые рыжие волосы. И на носу – куча веснушек. И губы её не были пухлыми и алыми. И профиль не отличался античным совершенством. И щёки не горели румянцем. И глаза – совсем невыразительные и совсем не большие. И их цвет… Их цвет был какой - то странный. Я впервые столкнулся с таким цветом глаз. Настолько светло - коричневый, ну прямо до желтизны. Цвет янтарных камешков, которые я когда - то в детстве так любил собирать у моря. Я поразился, как мог Влад обратить на неё внимание. Влад – красавец и эстет по натуре. Любитель грудастых и длинноногих девиц с совершенными формами.
Чистюля и аккуратист. А эта циркачка отличалась даже некоторой небрежностью в одежде. В стоптанных сандалиях и не глаженой майке. Она даже походила на мальчишку. Хотя в глубине душа я не мог не отметить, что в ней было что -т о от маленького кудрявого ангелочка. Невинного и наивного. Хотя о ее наивности и невинности можно было еще долго спорить.
– Меня зовут Капитолина. Можно просто – Капа, – и она протянула руку. Ее имя меня убило окончательно. – К-к-как? – почему - то заикаясь переспросил Гришка. – Капитолина. Капа. Вас что - то удивляет?
Честно говоря, меня удивляло всё.
– А это – Гришка. Он – архитектор, – представил нашего друга Влад. – Будущий, – покраснел до корней волос Гришка. И от неловкости достал какую - то мятую и растаявшую конфету. И протянул Капе. – Хочешь? – С удовольствием, – она зашелестела фольгой. И тут же её проглотила. Не удосужившись вытереть шоколад у уголков губ. А я про себя отметил, что у неё к тому же неровный и искусанные ногти. Истеричка, неврастеничка. Сделал я вывод. – А это… Это Николай… Никколо. Можешь звать его Паганини. – Он – будущий музыкант, – продолжила за Влада Капа. Хитро сощурив янтарные глазки. – Ты случайно по совместительству не телепатка? – съязвил я. – Увы, – она развела маленькими ладошками. – Просто нужно быть круглой дурой, чтобы не догадаться.
Влад рассмеялась.
– Ну, да для музыканта главное – длинные волосы. – Длинные пальцы, – нахмурился я.
Капа вздохнула.
– А я, если честно, обожаю лысых. Ну зачем мужику длинные волосы? Если они уже есть у женщин. Жаль, что среди вас нет лысых.
Среди нас, действительно, не было лысых. И мы пожалуй об этом нисколечко не жалели.
– А в ней что-то есть, – неожиданно выдавил Гришка, когда Капа скрылась за углом дома.
От Гришки я такого не ожидал. И покрутил пальцем у виска.
– По - моему, она – круглая дура. – Ты ни черта не понимаешь в женщинах, – хлопнул меня Влад по плечу. – Но поверь, Паганини, не научившись разбираться в женщинах, ты никогда не разберёшься в музыке. Потому что и то и другое – прекрасно.
Сам же Влад, по - моему, не разбирался ни в том, ни в другом. Просто и то, и другое несли ему удовольствие. А от удовольствия отказаться было выше его сил.
Не знаю, как это случилось. И почему. Но на следующее же утро я уже сидел в кресле. Над подбородком, подвязанным белой простынёй, и над моими длинными густыми волосами колдовал парикмахер. А колдовать было вовсе несложно.
– Вы уверены, молодой человек, что нужно уничтожить всю вашу красоту?
Я молча кивнул.
– Жаль, жаль, – протянул он. – У вас такой великолепный густой волос, – со знанием дела сказал он.
Я кивнул в знак согласия.
– Мне тоже нравится. – Вот видите, – с надеждой воскликнул он, – вовсе необязательно… – Это дело принципа, – уже решительно перебил я его.
