Погода поменялась - плюс четыре. И снова слышу - целый день в эфире Какие-то помехи. Может быть Один из нас ушёл, сумел остыть.
И шум сливается со звуками гитары. Там не арпеджио (*) - но грубые удары. И привыкание пугает, губит слух. Вокруг разбросано, разбросано вокруг.
Жужжание, хотя порою писк. Я так давно не видел солнца диск, Я так давно увы не задыхался Ни от чего. Я будто бы скончался.
Но от чего...Окидывая взглядом, Я вижу рваные страницы рядом. Но я не вижу никаких помех. Я слышу смех, я слышу только смех.
Глухой и жадный. Только б не сорваться. А дождь никак не может достучаться В закрытое окно. Стучит опять. И ничего, увы, не поменять.
Плюс четыре Писатель фэнтези, поэт Валентин Денисов
(*) Там не арпеджио - Арпеджио. Способ исполнения аккордов, преимущественно на струнных (например, на арфе) и клавишных (например, на фортепиано) инструментах, при котором звуки аккорда берутся последовательно один за другим — чаще всего, от самого нижнего к самому верхнему (реже наоборот, сверху вниз).
Маленькая рыбка вырастет большою, Если Бог поможет ей ещё пожить. Но, однако, надо сумасшедшим быть, Чтоб, руководясь мыслию такою, Бросить Рыбку в воду. Ведь потом, как знать, Ухитришься ль снова ты её поймать?
Раз попался Карпик в сети Рыболова. «Ну, — Рыбак промолвил, — это не беда; Для начала карпик — рыба хоть куда! Всё зависеть будет от успеха лова». Карпик встрепенулся и, спастись желая, Вкрадчиво промолвил, хвостиком виляя:
«Что, скажите, можно сделать вам со мною! Я ещё не рыба. Так — полу кусок. Бросьте меня в воду. Вырасту большою, Попадусь я снова вам на ваш крючок Карп уже изрядный, и богач охотно За меня заплатит сколько вам угодно. А теперь что толку?.. Чтобы вышло блюдо, Надо сотню рыбок!..» Отвечал Рыбак:
«Милый проповедник, ты сказал не худо, Только, мой голубчик, я ведь не дурак.Нынче же пойдёшь ты в соус на приправу, Там и проповедуй ты себе на славу!»
Журавля мне в небе не сули, мой милый, Дай синицу в руки, чтоб вернее было.
Привет, Ноябрь, старый сводник. Измен погоды давний друг. Дождей, туманов, туч любовник; Отец снегов и первых вьюг.
Автор: Алёна Прекрасная
Приятной полноты , невысокого роста, женщина шла по белоснежному песку пляжа , рядом синие волны искрились в лучах восходящего солнца . Было раннее утро. Солнце только начинало свой восход над гладью бирюзового моря, медленно поднимался его огненно-оранжевый диск.
-- Лето. Жарко. Выйду к морю Ноги трогает прибой Пыль дорог с сандалий смою Посейдона бородой! --
Вот такие стихи вертелись у неё в голове, откуда их знает и кто автор, она вспомнить не могла. Приятный ветерок шевелит коротко стриженые, волосы. В легком модном халатике, медленно бродила и бродила вдоль берега, дышала морской прохладой - и думала, думала, погружаясь в свои мысли.
Она, Ирина Николаевна - не молодая 54 летняя, женщина, прилетела на море одна. Её, две взрослые дочери, которые имели свои семьи и детей, купили путёвку и отправили маму на три недели, отдохнуть на море. Некоторое время назад, она перенесла эмоциональный стресс, дочери срочно решили вмешаться и отправить маму на отдых , хотели чтоб сменила обстановку, климат ,окружение.
Её, теперь уже бывший , муж прожив с ней более тридцати лет, вырастив двух дочерей , дождавшись внуков – вдруг так неожиданно, ушёл жить к более молодой женщине. Правду говорят – «седина в бороду бес в ребро»! Сам уже не молод -57 летний, нашел себе 43 летнюю женщину.
-Всё. Я влюбился. Жить не могу без неё - так сказал он.
Ирина онемела от услышанного , тихо стояла и слушала мужа , что она могла сделать, если он всё уже решил.
- У нас любви нет, мы давно вместе. Любовь прошла , осталась только привычка друг к другу. А эту! я люблю - собрал вещи необходимые, остальные потом заберу. Ушёл, закрыв за собой дверь.
Ирина проплакала всю ночь. У неё поднялось давление, она даже не смогла позвонить дочерям, подругам , - ей было стыдно ,что такое с ней произошло, - она старая и никому не нужна. Родной муж , которого любила много лет , так подло поступил , предал. Утром, медленно сползла с кровати, посмотрев на себя в зеркале - не узнала свое отражение . Опухшее, незнакомое лицо смотрело на неё, под глазами синие круги.. Позвонив в свой офис, сказала - что не будет сегодня на работе.
Весь день провела в постели , лежала и вспоминала свою жизнь , а слёзы не прекращали литься из её серых глаз. Только вечером , доченьки ,» прикатили «к ней домой , так как, она им сегодня не звонила. Тут и узнали , что случилось. Старшая , ей уже 30 лет , давно подозревала , что «отец – гад ползучий « и теперь он ей не отец , и с ним общаться не будет.
Слушала все, молчала младшая , она недавно вышла замуж и это всё её шокировало. Девушки начали успокаивать свою маму- » тебе будет и без него хорошо ,даже лучше. Будешь заниматься, чем хочешь, никто не будет кричать в доме , никто не будет «нервы мотать».
На» старость Ирина ,« сколотила пенсию « много ли ей одной надо ,фирму пусть продаст ,недвижимость в аренду сдаст , и живи в своё удовольствие—так советовала старшая дочь . У отца своя фирма, квартиру могут разменять, если он захочет, у него своя недвижимость и свой доход. Займись собой, посети салон красоты , проверь свое здоровье ,отдохни от работы—советовала младшенькая.
Но слёзы всё лились и лились из глаз Ирины, давление скакало то вверх, то вниз. Вызвали знакомую мед сестру—приехав , уколола успокоительного лекарства. Женщина проспала более суток, дочери по очереди дежурили около постели.
Прошла неделя, девушки помогли решить вопрос с фирмой, купили путёвку на море и буквально вытолкнули мать из квартиры …впихнули в самолёт. Такие вот заботливые девочки , с гордостью и любовью вспоминала она.
Люди разбегаются маршрутами, Тени что следы и чувства путают. Кто-то в поезда, кто-то в небеса, Ты же прячешь крылья за спиной.
Я твои шаги считал минутами, Имена твои пел между нотами. Видно навсегда эти голоса В нотах лишь останутся со мной.
А я бегу куда-то вдаль Аэропортами И кто-то сможет полюбить однажды, Но не мы. А я бегу куда-то в ночь, Куда неважно, только прочь От улиц и людей, Что так хотят помочь.
АЭРОПОРТЫ (ОТРЫВОК) Автор: Ковалев Андрей
- Ты задолбала! - с коридора послышался крик моего мужа, - когда ты, наконец уберёшь эту .. квартиру?
Меня затрясло. Мысленно я стала считать до десяти. Досчитав, я пошла в коридор.
-Ты можешь просто спокойно уйти на работу? А не высказывать мне с самого утра свои претензии?
Как он сейчас меня раздражал. Думаю, многие меня поймут. Мало того, что проработала три дня по шестнадцать часов, так еще и встала с утра готовить завтрак благоверному. А он ещё и недоволен чем-то. Если честно после трудовых дней, сил нет ни что. У меня и так работа -дом -работа.
- Нет, не могу, - продолжал зудеть Стас, - я хочу приходить с работы в чистую квартиру, а не в это бедлам. - Да как у тебя вообще язык поворачивается мне что-то предъявлять? Ты только и умеешь что, приходя с работы пожрать, и лечь на диван. А по дому ты хоть что-нибудь хоть раз сделал? - Я устаю на работе! - привёл довод муженек. - Устал он! От чего? Жопу на работе просиживать и в соц. сетях сидеть? -В сё, достала. Я на работу. Чтобы дома было убрано, - сказал он, и хлопнул дверью.
Козёл. Как обычно последнее слово за ним.
Любовь по принуждению (Избранное) Автор: Кайдалова Василиса
сделаю её красивой, такой полюбит вечность, соблазнительной, счастливой! нас встретит бесконечность...
сделаю её красивой (Избранное) Автор: Дальли
Придя на бульвар, Сергей Иванович задумчиво остановился. Всё же здесь хорошо: большие развесистые липы и тихая, тёмная, словно сырая между ними тень. В ярко зазеленевшей траве, в кудрявых навесах деревьев радостно чувствуется весна. Но это только здесь, на боковой, отдалённой дорожке: там, посредине, там суетливая толпа, та же пыль, та же улица. И кажется, даже музыка там сегодня.
Сергей Иванович присел на скамью. Уже свежеет как будто. Небо вверху бледно и ясно: таким нежным, таким прозрачным оно бывает только весной. Но справа, в простенках высоких белых домов оно измазано жёлто - красными потоками, забрызгано отплесками заката. Где-нибудь за городом пламенно догорает день, свежие весенние леса наверно пышно увенчаны, изукрашены золотом.
Стало грустно. Откинув голову, Сергей Иванович принялся о чём-то думать. Как странно: все последние дни он занят воспоминаниями. Неожиданно и ярко всплывает вдруг целая жизненная полоса, опять переживаются старые волнения и печали. Сегодня, вот, неотступно помнится одна весна: не здесь, в городе, а в молодом, мерцающем, блаженно-вздрагивающем лесу… Кто-то был там с ним вместе, и всё походило на сон. Вспоминаются нежные, мягкие руки и тонкая вырезная кофточка, голубая, как небо.
В глубине дорожки показались несколько фигур. Впереди высокий господин в широко распахнутом пальто, потом студент и две девушки сзади. Все направляются туда, в шумящую, тесную толпу. И со всех сторон, по всем дорожкам спешат и стекаются туда же, на главный бульварный проход. Сегодня там музыка сегодня празднуют весну. Тихая городская весна, в честь неё собираются сюда эти вечерние пришельцы, в честь неё среди зазеленевших деревьев торжественно загремит оркестр!
Сергей Иванович прислушался. Да, кажется, уже началось уже слышна музыка. Мягко и отрывисто долетает она сюда. Что ж, пойти туда, вмешаться в толпу, жить с нею? Там много людей, там женщины веселы и нарядны, там лёгкая и радостная любовь.
Кое-где уже зажглись фонари. Тускло желтеют по сторонам дорожек: близко придвинулись к деревьям, прячутся под листвою, точно люди, кроющиеся от дождя. Листва вокруг них тёмная и дымная, словно окутала её непроглядная пыль.
С каждым шагом вперед – все слышнее музыка. Громкой, резкой, встревоженной делается постепенно она. Все более спешащих, озабоченных людей, и все они идут в одном направлении. Кажется, музыка стягивает их со всех концов своими влекущими стонами, смешивает в эту покорную ей толпу. И Сергея Ивановича тоже притягивает музыка. Ведь пошёл же он послушно на её встревоженный зов.
И вот он уже в толпе. Мощная она и зыбкая, неоглядна её даль и не смолкает шум. Идти можно только медленно, только как все, как велит музыка. Подхватывает, мерно раскачивает, теснит и двигает толпа. Со всех сторон чужие лица, тела, чужие разговоры и мысли. Может быть, это хорошо: уйти от одиночества? Может быть, здесь исцеление тоске?.. Покорно и доверчиво отдавался он воле толпы.
Спереди, сзади, со всех сторон идут женщины. Почему не радостны, не праздничны их лица? Безразлично, лениво и тупо смотрят они перед собой. И как они некрасивы, как чужды весне. Подле них мужчины — или сзади, суетливо догоняя их. Мужчины тревожны, что-то шепчут, идя, робко заглядывают в лица. И все, и женщины и мужчины, о чем-то тоскуют, чего-то ищут здесь. Растерянно и неотступно мигают серебристые ресницы звёзд.
Впереди идёт девушка. На ней синяя жакетка, стройно облегающая её спину. В руке белый, нарядный зонтик. Почему-то думается, что она молода и красива, что у неё нежные, сияющие глаза. Если бы можно с ней заговорить, пойти с нею рядом! Странно похолодело сердце, когда на мгновение она вдруг замедлила шаг.
Внезапно оборвалась музыка. Последний аккорд рассыпался в воздухе тысячами звенящих осколков. Сразу стало спокойнее, тише, темнее. Как-то поник, обессилел бульвар. Это музыка двигала, дёргала, колыхала эту толпу. Над неподвижной, тёмной толпою будет пьяно цвести весенняя ночь.
Что-то непонятно пленительно в этой синей жакетке. Сергей Иванович всё ещё идёт за нею. Что-то напоминает она ему и от этого становится сладостно и больно. Эти нежные линии талии, этот мягкий, немного вялый изгиб – он приводит в трепет. Сергей Иванович давно уже знал, что эти линии напоминают ему другую, ту – в весеннем, мерцающем лесу. Он чувствовал себя странно взволнованным. И жаждал и боялся он взглянуть незнакомке в лицо.
Опять весело задёргала музыка притихшую толпу. Все встрепенулись. Словно вставили во всех новые, туго заведённые пружины. И Сергей Иванович выпрямился, решительнее пошёл за своей незнакомкой. Вот уже опередил её. Из-под шляпы с голубыми цветами глянуло на него заостренно птичье, рябоватое лицо. Заискивающе и вопросительно улыбнулись бесцветные глаза.
Он отшатнулся. Поспешно повернул обратно, но вскоре вновь остановился. С болезненной тревогой, словно кого-то ища, стал пристально вглядываться в проходящих.
И уже было ясно. Он искал её линий, её глаз, чего-нибудь на неё похожего, минутного намёка, смутного воспоминания о ней. Но нет, этого не было нигде, нигде. Что за унылые выходцы собрались на этот бульвар! У женщин опухшие, усталые лица, нездоровые щёки, распутные глаза. Мужчины идут за ними словно в отчаянии…
Вот новые проходят, теснят его, глядят на него мимоходом. Ему нужно лишь одно лицо, одни любимые глаза, нежные, сладостные руки. Здесь, на этом загрязненном бульваре, ищет он воспоминания о ней! Это показалось безумным. Нестерпимо остро заныла в груди тоска.
И вдруг он с ужасом увидел, что все такие же, как и он. Все безнадёжно тоскуют, думают о другой, о другом. Все измучены невыносимою грёзой. Любят другие глаза, другие руки. Притворяются, что пришли сюда добровольно.
Уже совсем темно, и странно и жутко здесь стало. Точно громадное, копошащееся тело, движется и ворочается бульвар. Извивается непомерной змеей, но не тронется с места, обессиленный разложением. Под мертвенными навесами деревьев тускло горят фонари. Или это просто жёлтые пятна на теле громадной змеи, копошащейся в своём разложении?..
По боковой тёмной дорожке поспешно уходил он прочь. Толпа и музыка медленно замирали за ним. Уже затихала, немела издыхающая змея. Едва поблескивали фонари – жёлтые пятна на её облупившемся теле. Вот и улица. Сонно и уныло на ней. Вслед музыка добрасывает что-то тоскливое, безнадёжное, полное мучительных грёз. Не надо, не надо. И так обессиливает тоска. Глухо звучали на улице его поспешные шаги.
Навстречу идёт проститутка. У неё опухшее, ярко-розовое лицо, заплывшие глаза. Идёт, спотыкаясь,— в потёртой, неуклюжей кофте. Сергей Иванович прошёл мимо, не взглянув на неё. Потом вдруг остановился. Долго смотрел ей вслед. Одиноко и жалко пошатывалась она в дали улицы. Быстро нагнав, он взял её под руку. Она обернулась, посмотрела ему в лицо, громко и бессмысленно засмеялась. Вместе они подошли к дремавшему возле фонаря извозчику.
Серебристо вспыхнув, скатилась в это время по небу бледная звезда.
НА БУЛЬВАРЕ ВЕСНОЙ Автор: Гофман Виктор Викторович
Дворы проходные, сквозные проходы, Ведущие вдаль, за черту, за пределы Знакомого мира - как будто бы брода В бездонном пространстве душа захотела.
Дорога из прошлого - пусть в неизвестность, Из замкнутой тверди прорыв как спасенье - Туда, где не ждут, где иная окрестность, Где случай, быть может, подарит везенье.
Судьбы вариант - лабиринт неизведан, Придуманный с умыслом, скрытым размахом. Его одолеть - улыбнуться победам Над ленью, привычкой и собственным страхом.
В колодцах-дворах, где душе неуютно, Ищу тайный ход - вдруг он мне предназначен? И, спутав следы, верю в эту минуту: Уйду от погони, настигну удачу!
Проходные дворы Автор: Светлана Шаляпина
Солнечноликий Осирис, преуспевающий и знающий, чего он хочет, открытый и общительный, приятный в любом обществе, не может не привлекать Нефтиду. Но как бы она ни старалась, она не в силах дать ему то, чего жаждет его душа. То, что он хочет видеть в любимой женщине, практически прямо противоположно Нефтиде.
Он хочет искренности, она — «себе на уме». Он скажет ей: «Пойдём завтра в кино», а она в ответ: «Не знаю пока». Для него это согласие, он примчится с билетами за полчаса до сеанса, и вдруг окажется, что она не собрана, и не накрашена, и согласия она не давала...
И всё-таки они встречаются и иногда сближаются. Нефтида придаёт большое значение внешнему виду. Современная одежда, модный макияж, прическа, маникюр, педикюр, пуговка расстёгнута, где надо, плечико оголено, каблучок стучит... Глазки смотрят томно, мол, что может быть на свете такого, что могло бы меня удивить. Юного Осириса, страстного и сексуально озабоченного, вполне может привлечь такая женщина. Расчетливая Нефтида тоже решит, что он ей подходит.
Они могут долго встречаться и даже нечаянно пожениться, но рано или поздно обязательно расстанутся.
Нефтида капризна, она не умеет по-настоящему, искренне заботиться о муже и детях. Она не встает рано утром вместе с мужем и не готовит ему завтрак. А он, может быть, один раз попросит, но, получив отказ, подумает: «Что же, я сам не справлюсь?» Однако в душу его вползет холодок. Он станет замечать и другие эгоистические нотки в её поведении.
Осирис и сам может поступать эгоистично. Не позвонит с работы, когда задерживается, даже если остался на дружеской вечеринке, забудет купить цветы на годовщину свадьбы, откажется идти на день рождения к тёще, потому что вдруг возникли проблемы на работе... Все это, считает он, должно быть понято и принято его супругой. Но со стороны жены, возлюбленной он не допускает и намёка на её эгоистические желания. Её жизнь, её мысли, её тело, её желания— всё должно быть посвящено ему! Для Исиды счастье — посвятить свою жизнь любимому человеку. Для Нефтиды это дикость.
Нефтида — Осирис: они могут нечаянно пожениться и тогда...( Отрывок) из книги Эль Тат – Карма женщины, карма мужчины
Восточный базар Невольницы блистают красотой Кому обычай этот близок А кто смущён бесстрашной красотой Трепещет сердце и душа на волю рвётся И тело юное от похотливых взоров не укрыть Толпа арабов над невольницей младой смеётся Ей кудри помогают наготу прикрыть Смущённый взор ей небеса дарили Прекрасней не бывает простоты Её уста судьбу молили Послать хоть каплю чести доброты Униженна она толпой но не убита Забыта богом или не забыта Что предрекает ей судьба Одна среди беды обид одна Горда красива своевольна Что потеряла ты в пути Ну что соперница довольна Нет больше счастья нет любви В напиток дружеский ты сон траву добавив В изгнание в рабство продала сестру И вот теперь себя поздравив С её любимым не смущаясь идёшь к венцу
Невольницы (Отрывок) Автор: Татьяна Чугунова
– Мне ничего не требуется. Я всем доволен, светлейший! – Абдулла снова прижал руку к сердцу и поклонился. – Нет, нет, нет!.. Брось!.. – с чувством произнёс Алимхан. – Никаких «светлейших»!.. Мы с тобой оба молоды и отныне – друзья! Будем называть друг друга только по имени.
Восточный правитель знал, как такая демонстрация искренней дружбы льстит подчинённым и усиливает их преданность.
– Как можно, светлейший?! – как бы шокированный таким кощунством, воскликнул хитрый Абдулла.
Он хоть и был ещё молод, но, как человек Востока, уже достаточно понимал эти игры между людьми его веры.
– Я сказал!.. – требовательно повторил Алимхан. – Называй меня по имени или просто «мой друг».
Абдулла хорошо понимал, какая может быть дружба между знатным вельможей – приближенным самого российского царя и его наместника на восточных землях – и им, простым воином, хотя и телохранителем этого вельможи. Но всё же он решил проверить, как далеко зайдёт в своем порыве Алимхан.
Глаза Абдуллы на секунду блеснули, но он, тут же погасив этот блеск, спокойно и как-то уж очень простодушно проговорил:
– Хорошо, я согласен, друг Алимхан.
Правитель вскинул голову, задетый таким лёгким согласием, но широко улыбнулся.
– Вот и прекрасно!.. Но вернемся к нашим баранам: раз уж сам ты не знаешь, что необходимо твоему дому, я подскажу тебе – ты должен обзавестись гаремом. – Я думаю, с этим можно пока и подождать… – начал Абдулла, но Алимхан перебил его: – Нет. Ты ошибаешься, мой друг!.. – Хорошо. Я повинуюсь, друг Алимхан!.. – Прекрасно. Я могу посоветовать тебе только одно: для начала не бери больше десяти наложниц, будет очень хлопотно. – Я всё понял, друг Алимхан.
Они ещё немного посидели за достарханом, но, когда Абдулла уже уходил, правитель остановил его перед дверью и, взяв за пуговицу, сказал:
– Мой друг Абдулла, ты понял, что мы теперь верные друзья? – Да, друг Алимхан! – Но это только наедине… В обществе, при людях… Не все и не всегда смогут верно нас понять.
Абдулла, прижав руку к сердцу и чуть улыбнувшись, низко поклонился:
– Я всё понимаю, светлейший!..
Когда он закрыл за собой дверь, светлейший тоже улыбнулся:
– Я, кажется, в нём не ошибся.
Джамилю, соседскую дочь, Абдулла выкупил за горсть монет и десяток баранов.
Войдя в отведенные для гарема покои, которые Абдулла устроил в задней половине своего нового дома, пятнадцатилетняя девушка из бедной семьи замерла на месте, поражённая богатством обстановки, в которой ей теперь предстояло жить. Запищав от восхищения, она начала танцевать, скакать, как коза, по коврам, прыгнула на софу, переложила по-своему все цветные подушки-мутаки; напевая, пооткрывала все флакончики с духами и баночки с мазями и румянами; походя стянула с достархана кусочки халвы, рахат-лукума, набила ими рот, продолжая тоненько мурлыкать свою песенку…
Абдулла, поймав её, крепко обнял и неумело поцеловал в липкие, сладкие от халвы губы. Его опыт любви ограничивался всего несколькими встречами с девицами известного рода, которых ему ещё до «школы» Алимхана удалось посетить украдкой вместе с друзьями. Не сдерживая страсти, он грубо повалил девушку на пол и тут же, на ковре, овладел ею. Она покорно и так же неумело отдалась ему, негромко вскрикнув от боли, которую ей причинил первый в её жизни мужчина. Уронив на ковёр две слезинки, первая наложница Абдуллы быстро пришла в себя. Она ласково улыбнулась своему господину и, снова подбежав к достархану, стала набивать рот сластями.
Вскоре после этого Абдулла отправился в Красноводск, чтобы выполнить одно из тайных поручений Алимхана, а заодно и договориться с каспийскими рыбаками о поставках в резиденцию правителя свежих осетров и икры. Торгуясь с артельщиками, он увидел дочь одного из рыбаков, которая помогала отцу выгружать из лодки улов. Она ему очень приглянулась. Абдулла выторговал Лейлу – так звали юную рыбачку – за новую сеть для отца и несколько золотых монет в придачу.
Она была такой же юной и неопытной в искусстве любви, как и дочка его соседей Джамиля, но это и было как раз вполне закономерным, потому что, достанься ему девушка, уже принадлежавшая мужчине, на голову её родителей пал бы несмываемый позор, поскольку они получили калым за «попорченный» товар. Абдулла знал, что его наложницы, его жены научатся всему, что нужно, чтобы угождать своему господину, а пока необходимо немного подождать, но зато они будут принадлежать только ему одному и никому другому, и только он один, как захочет, может решать их судьбу.
Потом в его гарем пришли Гюзель, Саида, Зухра… К концу третьего года службы у Абдуллы в его гареме обитали семь жён.
из книги Ежова Валентина Ивановича - "Белое солнце пустыни"
Сердце билось так быстро, что могло просто выпрыгнуть прочь. Ведь эта вся ситуация в очередной раз давала ей повод понять, что она всего лишь его любовница. Кто она такая, чтобы строить его? А уж тем более пытаться им помыкать. Всё, что она может – подчиниться. Подчиниться, чтобы не стать хуже. Подчиниться, чтобы ему был хорошо. Считала ли она это самопожертвованием? Скорее тяжелой формой мазохизма. Стокгольмский синдром на лицо.
Автор: Виктория Роа - Любовницы (Цитата)
Когда, позволения ради, желаю с собой говорить, сминая структурность просторов и сиюминутность явлений, снимая кроссовки, сложив на корягу носки, лишь тонкой материей плавок упрятав свою фамильярность и пол. Половина моей головы кивает под такт убегающей прочь электрички.
Большой апельсиновый день. От солнечных бликов в воде селёдочный пудинг вскипает и пенится не различая краёв у речного котла, лягушечьи икры дрожат, прельщая своей утончённостью жадное нёбо гурмана. Дурман красоты разделяет потоки икры на пищу богов и детей.
Красивая плоскость реки. Количество битых ракушек на мокрых ногах меня убеждает в достатке системного мира, в достоинствах циклов и пользе инертных существ себя отыскавших по острому запаху пота. На лоне природы разросся покров камышей. Меня развлекает строительство замков на лоне.
1. Если у наших уважаемых столичных коллег есть потребность в межведомственном и в межрегиональном взаимодействии. А что, кто - то сбежал? Лично мы никакой ориентировки на этот счёт не получали. Так вот, если есть такая потребность, то обратитесь в Центральный аппарат МВД, и вот там, если сочтут нужным, спустят директиву "О взаимодействии" на места.
2. Человек тут новый, могу искренне не понимать, какое отношение имеют пусть даже и очень продвинутые столичные военные к "рядовым" сотрудникам МВД на местах.
3. Если у Господина продвинутого военного всё, то разрешите откланяться. У нас здесь и своих разборок предостаточно.
Висел на ниточке паук-марионетка, Сам соткал сеть и стал её рабом. На крыльях счастья бабочка-кокетка, Махая крыльев ярким помелом, В объятья паука попала метко...
Паук романтик был себе на диво И бабочка прельстила красотой, Хоть в западне, но взгляд такой игривый И красотой паук польстился той И стал заботою окутывать учтиво.
И ей в любви признался он галантно И паутины не жалел на платье, А бабочка от страха чуть дышала И вырывалась из его объятий, Но паучка всёж взглядом соблазняла.
Он ей шептал о чувствах вожделённо, О том, что будет с ней на веки, А бабочке бы прочь лететь определённо, Но от объятий тяжелели веки. И всё укутывал её паук влюблённый.
Он слов любви взаимной не дождался, Она уснула и похоже вечным сном. Негодовал паук и сокрушался И всю возлюбленную высосал потом. Да в принципе доволен тем остался.
Висел на ниточке паук -марионетка, Своих пристрастий полигамных у окна. А в паутине, в кружевах любовной сетки Висели мошки, мухи и она, Объект любви той мимолётной, его на веки бабочка-кокетка.
Паук и бабочка Автор: Игорь Бахтин
Лика всегда мечтала стать актрисой. Знаменитой, и не меньше. Но в театральный институт её не взяли: внешность не слишком выразительная. А на кукольное отделение - пожалуйста...Какая разница, кто будет дёргать кукол за верёвочки, красавица или дурнушка?
Училась Лика хорошо, но удовольствия от учебы не получала. И тут…появился он. Правда, мужчина был почти в два раза старше девушки, лысый и очень толстый, зато известный режиссёр - постановщик кукольных спектаклей.
- Вы очень красивая, - сделал он Лике комплимент, - если окажетесь ещё и талантливой, то я буду вашим покровителем не только в театральной жизни, - добавил он. - Спасибо, я польщена. - Вы – Колосова Лика, а я - Демчук Геннадий Николаевич, для вас просто Гена.
Так начался этот роман, странный и нелепый, в котором Лика полностью растворилась в мужчине.
Геннадий пригласил её в свой театр и стал давать ей главные роли. Не каждой начинающей актрисе это удавалось. Она переехала в его трехкомнатную, шикарно обставленную, квартиру. Одно огорчало: замуж не звал. А ей хотелось ребёночка. В профессии он многому научил Лику, но, жуткий ревнивец, одну из дому не выпускал, подруг она растеряла. Всё было подчинено ему, дорогому Геночке. Ей это нравилось.
Постепенно она ушла и из театра, зачем он ей, деньги Гена приносит, а учить роли надоело. Тоска… Ей хотелось блистать, а в кукольном блистают куклы, а артистов не замечают. Дёргать кукол за верёвочки и говорить противными детскими голосами осточертело.
- Гена, помоги мне в кино сняться. - Обязательно, при случае я помогу. Жду звонков от известных кинорежиссёров. - Спасибо, милый!
Прошёл год.
- Гена, нам пора пожениться, я ребёночка хочу, чтобы у него был папа настоящий. - Ребёнка? Нет, я не хочу… У меня есть двое гавриков, алименты плачу. Никакой радости от них нет. И вообще, я должен высыпаться, я – творческий человек. А ты? Бесишься от жиру, идиотка. Замуж…ребёнка…проходил уже…. Что тебе надо? Деньги даю, домработница ходит. Ты для меня сексуальный объект, не более, какая из тебя жена? В театре ты только позорила меня, слава богу, ушла сама, догадалась, что бездарна.
- Я уйду от тебя, - Лика разрыдалась, - Уйду! - Скатертью дорожка, но кто тебе ещё даст такую хорошую жизнь?
Он лёг спать, а Лика…думала. Куда ей возвращаться? К родителям? Опять начнется несвобода, подсчёт каждой копейки…а она привыкла к роскоши. Звал её замуж Серёжка, однокурсник, но снова нищета. Нет, она будет жить с Геной, как жила.
Тряпичных кукол любила шить, Плела им косы льняною нитью, И, чтоб любовью их одарить, Стихи читала им по наитию.
И куклы (пуговки вместо глаз) Смотрели вдумчиво. Молчаливо В себя вбирали её рассказ. И становились ещё красивей.
Она умела летать во сне, И собирала в лукошко звёзды. За стёжкой стёжкою на сукне Весь небосвод ею был воссоздан.
В него вдыхала свою мечту, На счастье женское, что без края, Любовь дарила и доброту (Волшебный ключик от дверцы рая).
Она мечтала... И Он пришёл Большой и сильный, красивый, гордый... Она метала еду на стол, Побив сноровкою все рекорды.
Она пыталась предугадать Его задумки, мечты, желанья, Побольше слушать, самой - молчать, Шептала имя, как заклинанье.
Забросив кукол своих в комод, Забыв о том, как во сне леталось, Она живёт с Ним который год, И вроде плата — такая малость...
Лишь потускнели её глаза... И Он однажды сказал устало: "Так дальше жить нам, пойми, нельзя! Ты просто куклой тряпичной стала.
ТРЯПИЧНАЯ КУКЛА (ИЗБРАННОЕ) Автор: Шадуя Марина
Ольга поднялась из-за стола, так и не прикоснувшись к своим любимым роллам, пошла в гардеробную.
- Оля, ты что задумала? Ты куда собралась на ночь глядя? - Даниил стоял в дверях, с тревогой наблюдая, как Ольга собирает небольшую сумку. - К родителям. Поживу пока у них. Я не могу сейчас оставаться одна. - Я тебя не оставлю, Оля! - Пока? Пока не оставишь? Но с тобой рядом мне ещё тошнее, чем в одиночестве. Потому ты можешь рассчитывать на цивилизованный развод, но не на цивилизованные отношения после развода. Высоких отношений не будет, ясно? Не хочу видеть тебя, слышать и знать новости о твоей жизни. И запрещаю приближаться ко мне. Я переберусь в эту квартиру тогда, когда ты переедешь сам и вывезешь все свои вещи. Всё вывезешь. До мелочей. Потому ничего не забывай. Всё оставленное тут же отправится на помойку.
Ольга забрала с полочки в ванной комнате все личные гигиенические принадлежности. Кто знает, вдруг Даня передумает и приведёт Арину сюда? Ведь уверял же он всегда, что является однолюбом. А то, что он говорит и делает сейчас, не имеет к любви никакого отношения. Это насмешка над любовью. Глумление.
Да и вообще... Вся ситуация иррациональна. Фантасмагорична. Абсурдна. Как тяжёлый, вязкий и липкий сон, который всё не кончается.
- Оля, можно я сам тебя отвезу? Тебе нельзя сейчас за руль! - Нет, я запрещаю меня подвозить. И звонить мне с этого момента запрещаю. Ты больше за меня не отвечаешь. Ты отвечаешь за Арину. Совет да любовь!
Ольга надела сапоги и пальто, перекинула сумку через плечо и вышла в подъезд, закрыв за собой двери в счастливое прошлое.
Когда Ольга вышла из подъезда, заметила, что в окнах квартиры темно. Значит, Даня наблюдает за ней в окно, беспокоится. Интересно, как в нём сочетаются привычная забота о ней и то, что он сделал с ней, с их семьёй ? Ведь была же семья. Они жили душа в душу, понимали друг друга, как сказал Даня, «с полуслова и с полувзгляда». Они заботились друг о друге, и им никогда не было скучно вдвоём. Путешествовали, гуляли, читали, смотрели кино, обсуждали прочитанное или просмотренное, иногда спорили, но по-доброму, без оскорблений и грубых слов.
И всё-таки когда-то они стали чужими. Причём, Ольга даже не была уверена, что дело в отсутствии детей. Они чужие друг другу, потому что между родными, между своими подобное сегодняшнему не происходит.
Ольга выехала с огороженной придомовой территории и минуты через три припарковалась на маленькой тихой улочке возле кофейни. Заглушив мотор, откинулась на сиденье и закрыла глаза.
Ну всё, роль отыграна. Она справилась, не ударила в грязь лицом. Не затаила ни одной обиды, всё высказала Дане в глаза, не спасовала. Говорила и говорила. Она сегодня почти как её любимая героиня Джулия Лэмберт (*) : достойно сыграла свою роль от и до.
Однако нет ни удовлетворения, ни удовольствия. Она опустошена, раздавлена. И дело не в попранном доверии и не в растоптанном самолюбии. Дело в том, что из-под ног выбита почва, и непонятно, зачем, ради чего дальше жить.
Понимая, что эту мысль развивать нельзя, опасно, Ольга завела мотор и поехала к родителям. Она так наговорилась с Даней, что когда приехала, сказала только: «Мы с Даней разводимся. Можно, сейчас я лягу спать, а расскажу обо всём завтра?».
Засыпая в комнате, которая когда-то была её детской, Ольга слышала, как папа говорил по телефону с Даней. Видимо, бывший муж позвонил, чтобы узнать, приехала ли Ольга к родителям, как обещала. Опять переживает. Зачем переживать о человеке, которого ты по собственной воле выкинул из своей жизни? Грех с души снять?
Просыпаясь утром, Ольга мысленно молилась, чтобы вчерашний вечер оказался сном, но увы, - её надежды не оправдались. К счастью, была суббота, и Ольга провалялась в кровати до обеда, слушая мерный шум дождя. Видимо, погода была ветреной, потому что стук капель по подоконнику периодически усиливался.
К обеду мама с папой всё же «вытащили» Ольгу к столу, и она съела две ложки борща. Испытующе посмотрев на дочь, отец махнул рукой и ушёл в гараж, где делал ревизию перед наступлением холодов.
Ольга весь день просидела на диване перед телевизором. Включив канал, на котором крутили старые фильмы, делала вид, что внимательно смотрит, а сама думала о чём-то своём. Правда, если бы её спросили, о чём, она бы не смогла ответить, не вспомнила бы ни одной мысли.
В этот день родители так и не дождались от дочери подробностей, но спрашивать и волновать её не решились. А утром Ольгу разбудил дверной звонок. Кто-то из родителей открыл, и в квартиру ворвались шум, гам и суета.
Не ожидавшая такого поворота Ольга даже не сразу поняла, что прилетела Гульнара. Она с минуту удивлённо таращилась на подругу, прежде, чем броситься ей на шею.
Ольга, наконец, заплакала, и её мать, Евгения Павловна, быстро перекрестилась. Плачет, значит, чувствует. А то как деревянная кукла: сидит, молчит, глазами хлопает. Не поймёшь, что на уме держит.
- Как ты здесь оказалась? - сквозь всхлипывания спросила Ольга, так и не выпуская рук Гули. - Так мама моя позвонила, рассказала обо всём. Я и рванула сюда, пока ты не набедокурила. - А тётя Луиза откуда знает? - с подозрением спросила Ольга. - Хотя и так понятно, откуда! - Да, это я ей рассказала, - ответила Евгения Павловна. - Хотела, чтобы Гуля сама тебе позвонила, поговорила с тобой. Ты - то ведь спряталась от всех, закрылась наглухо. А Гуля, умница наша, прилетела. .. - А может, поживёт Даня один, пока разводится, да и поймёт, что от добра добра не ищут? Всё - таки столько лет вместе! Разве можно перечеркнуть одним махом? - осторожно спросила Евгения Павловна.
Ольга, Гуля и Евгения Павловна сидели в тесной кухне и пили коньяк, который купила по пути Гуля. Отец Ольги, Вячеслав Михайлович, - человек простой, чуждый тонких женских переживаний, - опять ретировался в гараж, сказав, что три бабы в доме - это уже перебор.
Тётя Женя, при всём уважении... Вы неправы сейчас! - Гульнара взмахнула рукой в воздухе, как дирижёр невидимого оркестра. - Понимаете, он всё решил за всех. И он не чувствует за собой вины, потому что не изменял. Захотел обставить всё красиво. Молодец, конечно, но почему-то он выпустил из вида тот факт, что Ольга тоже живой человек. И каково ей было узнать, что любимый муж, которому она безоговорочно доверяла, находясь рядом, глядя в глаза, в течение нескольких месяцев строил новую жизнь? Жизнь, в которой Ольге нет места?
Цивилизованный развод (Отрывок) Автор: Мира Айрон ___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________
(*) её любимая героиня Джулия Лэмберт - Театр» (англ. Theatre) — роман английского писателя Сомерсета Моэма, впервые опубликованный в 1937 году одновременно в Великобритании (издательство Heinemann[en]) и США (издательство Doubleday, Doran).
Главная героиня романа — Джулия Лэмберт. Ей 46 лет. Она самая знаменитая театральная актриса Англии, жизнь которой удалась. У неё есть семья: успешный муж Майкл, владелец и режиссёр театра «Сиддонс», где играет Джулия, взрослый образованный сын Роджер. Она купается в лучах славы и имеет богатых поклонников и поклонниц. Свои чувства героиня проявляет в основном на сцене.
Постепенно личная жизнь Джулии перестаёт её устраивать: муж Майкл закрыт, сдержан, практичен, она разлюбила его и начала ему изменять. Она сошлась с молодым бухгалтером Томасом Феннелом, который моложе её на 25 лет. Джулия влюбляется и с головой окунается в охватившее её чувство. Она одаривает возлюбленного, приближает его к своей семье, иногда забывая о приличиях.
Постепенно Джулия замечает, что отношения с Томом ударили по её репутации, о них судачат в обществе и, что самое неприятное, в основном, из-за его тщеславия. Джулия вынуждена посмотреть правде в глаза. Она признаётся себе, что Том её не любит, страсть его осталась в прошлом, а Джулия была для него в первую очередь лишь пропуском в мир богемы и аристократии. К тому же Том увлёкся молодой актрисой Эвис Крайтон и при помощи Джулии устроил её в театр «Сиддонс».
Самым болезненным для влюблённой женщины становится то, что это не просто интрижка: Том собирается чуть ли не жениться на молоденькой бездарной актрисе. Ещё одним ударом для Джулии становится откровенное признание её сына, что он больше не верит ей и считает, будто бы за теми ролями, которые она исполняет в реальной жизни, не осталось ничего, только одна пустота.
Пережив бурю эмоций, Джулия, как сильная и мудрая женщина справляется с чувствами к Тому. Роман заканчивается триумфом героини в спектакле, в котором дебютировала Эвис Крайтон. Джулия виртуозно убивает дебют Эвис вместе с её карьерой.
В конце романа Джулия, разочаровавшаяся в искренних чувствах, произносит: «Говорят: игра — притворство. Это притворство и есть единственная реальность».
Мужчина - охотник, а женщина – хищник. Так было, так будет всегда. Ты думаешь: львица, прищурившись, дремлет, Нет, то поджидает беда.
Спокойствие, царственность, нега, осанка Всё вмиг изменяется в ней. И холод в глазах это только приманка, Смотри: берегись ты когтей!
Ты веруешь в то, что ты победитель, Уверен ты в силе своей. На самом же деле, она укротитель Гордыни и силы твоей.
Мужчина - охотник... Автор: Лариса Филиппова
– А что вы пьёте, Сергей Сергеевич? – Чай, Лёша. Я пью чай, – ответил учитель, а девчонки по всему классу шумно и насмешливо перешёптывались. – А вы какой предпочитаете: черный, зелёный или фруктовый? Я на самом деле никакой не предпочитаю, я фанат кофе. – Фруктовый, но пью я сейчас чёрный. Майский. – Но он же отвратный! И самый дешёвый. – Я знаю, Сорокин, – шмыгнул красным разбухшим от недавней простуды носом Сергей Сергеевич. – Так, надеюсь, вопросов больше нет? Отлично, продолжим.
И класс под убаюкивающий голос учителя, иногда чихающего, погрузился в полудрёму до конца урока. Алёшка же сидел за партой с неуместной улыбкой, отчего вид его, и без того неряшливый и слегка болезненный, становился чудаковатым. Не лишённая оснований предвзятость по отношению к Сорокину со стороны окружающих преследовала его. А он продолжал отшучиваться, если возникали неловкие ситуации, выставлявшие его регулярно в невыгодном свете, вести себя несерьёзно, чем жутко раздражал и сверстников, и взрослых, потому что представлялся им неуравновешенным ребёнком.
Прозвенел звонок, ребята, оживившись, повыпрыгивали из-за столов и, перескакивая друг через друга, вылетели из класса. Им не нравились уроки Сергея Сергеевича, каждый раз поправлявшего парты и задвигавшего стулья после их ухода.
В коридоре бурлила, кипела жизнь. Смех, гогот, плач – всё смешалось в единую оглушающую какофонию. На переменах приличные, старательные ученики превращаются в оболтусов, тихони болтают со всеми без умолку, первоклашки курят в туалетах и жутко кашляют, пока ребята постарше обсуждают грядущие экзамены; происходит какая-то чертовщина, будто бы школьники теряют головы в столпотворении таких же детей и подростков или, наоборот, обретают себя.
Сорокин с близкими и единственными друзьями стоял у окна, в то время как из щелей в стене поддувало в спину, и разговаривал с ними о совершенно безумных вещах, тем самым забывая о холоде.
– …нет, нет и ещё раз нет! Ни хрена вы не правы, чуваки. Нет никаких масонов, Стас. И уж тем более никакой кары или кармы и прочей лабуды, Андрей. Вы реально верите в то, о чём говорите? Тогда открою вам глаза: весь мир – компьютерная, мать его, игра, а мы всего лишь пешки в грязных руках обрюзгшего, жирнющего школьника, который стремится сбежать от реальности, ведь в жизни его бьют и насмехаются над ним, но в игре он воплощает сокровенные и пошлые фантазии и жестоко обходится с запрограммированными болванчиками вроде нас. Отсюда та чушь, что происходит с нами изо дня в день. Люди, я считаю, склонны мыслить рационально, логически. Но как объяснить некоторые человеческие поступки? Ты чихаешь, кашляешь, валяешься на полу, покрытый липким потом из-за лихорадки, в разгар какой-то пандемии, например, и повсеместно кричат: «Если у вас температура и кашель – обращайтесь немедленно к врачу! » Но ты веришь, что всё обойдется и ты поправишься, и через месяц тебя, дурака, хоронят на старом заселённом бомжами кладбище. И родственники в шоке, они же считали тебя чертовски рассудительным, но ты теперь кормишь червей. Моя теория прекрасно объясняет беспросветную тупость – виноват в людских бедах озлобленный школьник! – распинался перед друзьями, обильно жестикулируя, Сорокин.
– То есть в неведомого школьника, управляющего судьбами миллиардов, ты веришь, а в масонскую ложу – нет? – Стас усмехнулся. – Как мне кажется, твоя теория снимает с людей ответственность, делая их беспомощными жертвами обстоятельств. Твоя, Стас, впрочем, тоже, – чётко проговаривая каждый слог и сложив руки в замок за спиной, сказал Андрей.
– Вот именно, чувак! Представь себе мужика за сорок, которого бросила жена и которого третирует начальник. И мужик этот живёт в комнатушке на окраине города, и каждый раз, приходя с работы, он бросает вещи у порога, достаёт из ящичка в столе дешёвую водку и пьёт, пока не вырубится. А на следующий день в похмельном бреду отчаянно ищет виноватых в его алкоголизме, низкой зарплате, и он готов уверить хоть в школьника на небесах, лишь бы самообман удался. Таким мужикам, женщинам, детям нужен школьник из моей теории! – Сорокин закончил речь уверенным ударом по разваливающемуся деревянному подоконнику, с которого сыпалась кусками облупившаяся белая краска. – Ведь так заманчиво избегать ответственности! – Ой, о чём вы тут разговариваете? – раздался нежный, тихий голосок из-за спин Стаса и Андрея. Ребята повернулись и, опустив головы чуть вниз, увидели бледнолицую, тонкорукую с вечно красными, пылающими щеками Алину. Она стояла чуть сгорбившись, будто бы боялась выпрямиться и показать себя миру, и, уткнув носок кеда в пол, крутила ногой. Она словно испугалась самой себя, своей решимости заговорить с кем-то, потому что её частенько обсуждали, поддавливали, не переступая границ, но чётко обозначая её место в иерархии класса.
– Мы вот ищем ответ на вопрос: «Почему с людьми происходит то, что происходит, и почему люди частенько творят то, что не следовало бы? » – пафосно растягивая слова, произнёс Алёша. – Всё же просто. Судьба… И искушение… – загадочно и вдохновенно сказала Алина, подняв голову с радостно сияющими глазами.
Тут стоило бы сказать, кем был её отец. Он служил иереем в местной захудалой церквушке, обделённой прихожанами и расположенной недалеко от школы, и его, облачённого в чёрное и с длинной курчавой бородой, несколько раз видели проходящим мимо пришкольного стадиона. Надо ли говорить, что над ним и над его дочерью посмеивались? Шутки сыпались на Алину, как снег зимой, одна абсурднее другой, штампованные и неинтересные. Почему-то так завелось, что в остроумии упражняются те, кому лучше бы лишний раз помолчать. Таким отчасти был и Сорокин, потому он не сдержался…
– Это у вас семейное? – спросил он, широко улыбнувшись, и подошёл к девушке поближе. – В каком смысле? – недоумённо спросила та и насторожилась. – Ну в прямом. Мы, конечно, те ещё сказочники, но и то не верим в судьбу или в бога. Хотя ради воскресного кагора и симпатичных мальчиков, прислуживающих попам… – Да ну тебя! – воскликнула девушка, оттолкнула шутника и побежала подальше от него куда-то по коридору. Сорокин опешил, смутился и жутко покраснел, ему стало стыдно. Он попытался погнаться за девушкой, но друзья его остановили, мол, потом подвернётся случай извиниться, а сейчас бесполезно. Алёша развёл разочарованно руки: – Чего все такие серьёзные, а? – Осмелюсь заметить, что шутка не удалась. Она прозвучала тупо и грубо, – лаконично отметил Андрей. – Успокойся, брат, всё нормально, – сказал смуглый, всегда расслабленный Стас, поправив сползающие с носа очки и обхватив любовно батарею.
Ей вслед бросают: "Разведёнка" Кому такая здесь нужна? Она уж больше не жена И у неё есть два ребёнка...
Их голоса встречают звонко Когда она заходит в дом Слезу опять сдержав,с трудом... Ведь ждали: Костик и Алёнка
Чай с мятой и с пятном клеёнка Работа,дом и детский смех И ночи,что длиннее всех Где греет - тёплая дублёнка
Ведь жизнь она - не киноплёнка Её назад не отмотать Боль помогла - сильнее стать Ведь рвётся только там, где тонко
Есть вера у неё, "сестрёнка" Та,что с молитвой водит в храм И стольких здесь замужних дам Счастливей, эта "разведёнка"...
РАЗВЕДЁНКА Автор: Меланхоливен
Артём сидел на диване и блаженно улыбался. Наконец… Наконец они с Викой идут в театр. Долго он ждал этого момента, и вот, наконец, он настал!
Не сказать, что он был заядлым театралом. Вовсе нет. Он был самым обычным любителем, и не более. Ему в театре нравилось всё. Завораживала музыка, которая непременно звучала перед каждым спектаклем. Она словно проникала внутрь и невидимым смычком дотрагивалась до самых потаенных струн души. Потом на сцену падал свет, и это первое появление луча отзывалось волнением где-то внутри. После этого на сцену выходили артисты, произносилась первая фраза – и спектакль начинался. Каждый раз Артём ждал от постановки волшебства. И театр не обманывал. Не давал повода усомниться – волшебство происходило!
А ещё мужчина был благодарен театру за то, что он незаметно для себя стал более общительным, более образованным. Даже друзья из гаража, где он работал механиком-электриком, обратили на это внимание. Нет, он не отказывался от дружеских застолий, от рюмочки-другой после рабочего дня, но из его речи постепенно стала исчезать непристойная лексика, и его даже стало коробить от того, что он иногда слышал, как грубо ругаются шофера и наладчики, хотя для ругани и причин особых, в общем-то, не было.
Внутри он очень переживал, что уступал жене в начитанности. Он, не сумевший подняться выше рабочего, он, с вечно грязными от машинного масла руками и Вика… Его любимая Вика, которая из медсестры превратилась в доктора, и на которую с нескрываемым уважением смотрел весь двор. И хотя жена никогда ни в чём не упрекала Артёма, он чувствовал сам: чего-то ему не хватает. Только ради того, чтобы хоть как-то идти с ней в ногу, он стал ходить в театр. И… И – пропал!
Вскоре он уже знал всех актёров в лицо, знал кто играет главные роли, кто занят только в эпизодах. С удовлетворением отмечал для себя, что теперь он «в курсе», чем драмы Островского отличаются от пьес Вампилова. И когда, приходя на работу, он начинал пересказывать сюжет того, что видел на сцене, мужики беззлобно подшучивали: «О, наш культурный просветитель снова рулит! Ну-ка, заценим!» Иногда мастеровые пускали в ход словечки, далекие от литературных норм, но в целом им нравилось то, что они слышали.
Но было ещё то, в чём Артём первое время боялся признаться сам себе. Помимо сценического мастерства, ему нравилось театральное окружение. Когда-то он мог прийти в театр в джинсах, футболке или свитшоте. В один прекрасный день он обратил внимание на то, что многие зрители резко отличались от него не только поведением и манерами – даже в их одежде было что-то маняще-притягательное.
Потом Артём с удивлением поймал себя на том, что ему постоянно хочется смотреть на женщин в длинных вечерних платьях. Ему даже казалось, что выйди такие дамы на сцену, они и играть будут ничуть не хуже артистов. Конечно, это не соответствовало действительности, но он, стоя в театральном буфете, впервые почему-то застеснялся своего собственного вида. С зарплаты, которую он получил с конце месяца, Артём купил себе костюм-двойку и красивую рубашку. С галстуком оказалось сложнее. Не терпел мужчина повязок на шее. Как-то раз в детстве играл со старшими ребятами во дворе в войну, и его как «неприятеля» решили повесить. Огрызок каната где-то раздобыли, сделали самую настоящую петлю, закинули на дерево и стали тянуть. Сообразили, что переборщили тогда, когда лицо у мальчишки покраснело, а глаза стали неестественно большими. Хорошо, соседский Макс не растерялся, быстро достал из кармана перочинный ножичек и перерезал вонзившуюся в шею Артёма веревку. Но с тех пор тот не мог ощущать на шее ничего. В том числе галстука. Даже на собственную свадьбу не смог его надеть. Только фиолетово-синие цветочки, предназначенные для жениха, воткнул в петлицу слева, а галстук в красивой блестящей упаковке так и остался лежать на диване.
Предстоящий поход в театр взволновал его. Расстраивало его только то, что Вика в последнее время ничего, кроме работы не видела. Раньше она охотно ходила и в кино, и в театр, и на природу они нет-нет, да выбирались. И даже рождение первенца Алёшки, а затем в доме появилась кудрявая Дианка – не смогло прервать их совместных вылазок.
Но время шло, и Вика стала всё чаще задерживаться на работе, оставляя на Артёма все домашние хлопоты. Ей приходилось много ассистировать на операциях, без этого рост врачебной карьеры был невозможен. Другой муж давно бы запротестовал, если бы оказался на его месте. Но Артём очень любил жену, а без сына и дочки вообще не мыслил жизни. Так постепенно он научился и бельё гладить, и ковёр с красивым восточным узором пылесосить, и детей на прогулку собирать. А они уже привыкли к тому, что с ними бóльшую часть времени проводит папа, а не мама.
Одни из соседей считали его мягкотелым, другие – слишком добрым, у третьих он и подавно получил прозвище «тряпка». Артём то и дело слышал эти насмешливые перешёптывания за спиной. Он несколько раз пытался поговорить с Викой, но она, виновато улыбаясь, отвечала:
- Тёмик, что поделать? Работа для меня стоит далеко не на последнем месте. Ведь ты же знал, на ком женишься.
Артёму каждый раз хотелось возразить, что когда-то ему в голову даже не могло прийти то, что Вика будет больницу любить больше, чем его и детей, но жена подходила сзади, обвивала его за шею руками и легонечко целовала в макушку. Артём как-то сразу терялся и принимался упрекать уже себя в том, что он совсем не понимает супругу. А ведь когда-то дал слово, что будет с ней и в радости, и в горе.
‒ Ты прямо трудоголик какой-то, ‒ как-то раз огорченно сказал он Вике, понимая, что изменить ситуацию не в состоянии. - Трудоголик – это не смертельно, - услышал он в ответ, - и вообще это не диагноз. А, стало быть, опасности для жизни не представляет.
Артём не мог представить себе того, что произойдёт вечером. Он первый раз за семь лет супружеской жизни повысил на Вику голос. Они уже собирались выходить из дома, как вдруг в коридоре зазвонил городской телефон. Перебросившись двумя фразами с человеком на том конце провода, Вика решительно пошла в комнату и вскоре вернулась в самом обычном платье.
‒ Тёмик, ‒ начала она, ‒ пожалуйста, не сердись, но мне надо идти. ‒ Куда? – в голосе Артёма зазвучали нотки непонимания. ‒ Ну, Тёмочка, ‒ уговаривающее взглянула на него жена, ‒ ты же знаешь… Докторов сейчас не хватает, а мне, чтобы дорасти до оперирующего хирурга, нужно постоянно находиться в операционной. ‒ Ночью тебе там случайно не нужно находиться? – неожиданно для самого себя вспылил всегда спокойный Артём, ‒ а то, пожалуйста! Я не против, хоть сутками там сиди! Выпалил – и осёкся, словно сам испугался того, что произнёс. Вика, с причёской, в макияже, была настолько обворожительна, что он, понял: на таких красивых женщин мужчина вряд ли имел право повышать голос. Но, что сделано – то сделано! Пока он соображал, как исправить ситуацию, жена молча отодвинула его с дороги и, привычно сунув ноги в повседневные туфли, вышла на лестничную площадку. ‒ Билеты ты ещё успеешь сдать назад, ‒ услышал Артём как во сне. И не поверил, Викин это был голос или нет. Раньше он никогда таким обжигающе-холодным не был.
Через полчаса он ехал в автобусе и размышлял:
- Может, и правда, я никчёмный муж, раз ко мне такое отношение? Сто лет никуда не ездили, не выбирались. Избаловал я, наверное, Вику таким отношением. И правда, тряпка я какая-то, а не мужик. Хотел, как лучше, а получилось…
Кажется, он даже сказал это вслух, потому что окружающие пассажиры как-то странно на него посмотрели и почему-то расступились, не говоря ни слова. Артём вышел из автобуса и направился к зданию драмтеатра. Он понятия не имел, где сдают билеты. Захлестнувшая было обида на жену, которая была готова променять выходной на операцию, уже прошла.
Мужчина увидел табличку «возврат билетов» и стрелку, указывающую, куда нужно идти. С горечью Артём подумал, что он первый раз сдает билеты на спектакль. К горлу подкатил какой-то ком, дышать стало так же трудно, как когда-то в детстве, когда играли «в войнушку» и когда к его шее прикрепили верёвку для невсамделишного «повешения».
В окошечке показалась некрасивая носатая тётка:
‒ Билеты сдаем, молодой человек? – равнодушно спросила она. ‒ Да, ‒ тихо ответил он и почему-то посмотрел на свои ботинки. Он так и уехал в них из дома, не сменив на более удобные кроссовки. И теперь ему казалось, что даже сама мысль появления около театра в кроссовках была неестественной. ‒ Что стоим? Чего ждём? Давайте уже ваши билеты, ‒ донеслось до Артёма. Он сунул руку во внутренний карман и в тот же момент почувствовал, что его кто-то трогает за плечо. В следующий момент он увидел Вику. ‒ Извините, ‒ нагнулась она к театральному окошечку, ‒ он передумал. Вернее, мы передумали.
Она силой оттащила Артёма в строну.
‒ Тёмик, ‒ услышал он в ту же секунду, ‒ я вот что подумала: что мне сдалась эта работа? Пойдём, правда, в театр. Сто лет ведь уже нигде не были. ‒ Да… ‒ растерялся Артём, ‒ в таком виде в театр, как-то… ‒ Да что тебе вид? – улыбнулась Вика, ‒ кому он нужен, этот вид? – и она, как дома, ласково заглянула в его глаза. ‒ Как ты добралась? – не переставая удивляться, зачем-то спросил Артём, ‒ в городе пробки. Я сейчас ехал… ‒ и он запнулся. ‒ На такси, ‒ усмехнулась Вика. – Что, разве в наше время это проблема? ‒ Да нет, ‒ покачал головой Артём, всё ещё находясь в какой-то прострации от происходящего. ‒ Да я знаешь, о чём подумала? – медленно произнесла Вика и опять пристально посмотрела на мужа. ‒ Одной операцией больше, одной меньше… И она махнула рукой: ‒ Семью нельзя приносить в жертву работе.
Потом вздохнула, словно задавая вопрос самой себе: «Что, всю жизнь теперь подчинить карьерному росту?»
И добавила, глядя на удивлённого мужа:
‒ Трудоголик – это, конечно, не диагноз, но… ‒ тут Вика помолчала, ‒ это всё-таки опасно!
Ты знаешь, подруга, мужчинам не просто. И можешь кидать в меня кучу камней. Ты принца рисуешь высокого роста... Чтоб молод, богат был и всех веселей. "Мужчина — он должен ...", а дальше по списку, За нас написали уже в соц сетях: Букеты из роз с романтичной запиской, iPhone, кстати, новый вот вышел на днях... От них в 25 ждут огромных успехов! Машины, квартиры и где - нибудь дом. И вовсе не важно какие помехи, Своим ли он нажил всё это трудом. Ты знаешь, подруга, мужчинам не просто. Им плакать нельзя, говорить про печаль. В них много — "нельзя", что нам девушкам - можно. Нет... я в восхищении, мне их не жаль. Они даже терпят больных истеричек, Что шарят в карманах, смотря телефон. Мужчины прощают так много привычек. А многим — совсем отвратительный тон. Я знаю мужчин, по - серьёзному верных, Но им почему — то совсем не везло. Влюбляются в глупых, коварных, нелепых. А всё потому, что таких - большинство. Поэтому им не хотелось жениться, Пусть дело уже и идёт к тридцати. Телами успели уже насладиться, Но что -то "за гранью" никак не найти... Ты знаешь, подруга, мужчинам не просто, А умным — ещё и труднее в сто крат! Им мало лица, красоты или роста. Они, как и ты — идеальных хотят.
Мужчинам не просто (Отрывок) Автор: Екатерина Довлатова
Я принесла свои книги в небольшой магазин.
Ко мне вышел продавец в джинсах, сером свитере, с расслабленным взглядом.
Не напрягайтесь, — не глядя на меня, сказал он. И тут же взял одну книжку, сел на стул и начал читать.
Я сидела на другом стуле и смотрела, как он читает, нагнувшись вперёд и подперев щёку ладонью.
Он листал страницу за страницей, а я смотрела и еле сдерживала смех.
Очень необычный был продавец и вся эта ситуация.
И долго он будет молча читать? И долго я буду здесь молча сидеть? Он вообще помнит, что я ещё здесь, и понял, кто я?
В магазине никого не было, и я от скуки стала вертеть головой и рассматривать всё, что лежит и висит.
Там было много интересного.
Я увидела одну книгу, поднялась и подошла к полке, чтобы полистать её.
— Не мельтешите, — сказал продавец. — Сядьте.
Мне стало совсем весело, и я, помедлив, снова опустилась на стул.
Продавец продолжал листать и читать. Потом резко повернулся ко мне и громко спросил:
— Вот тут у вас про собачьи припухлые глаза. У мужчины. Которого вы любили в детстве. Да… — И? — говорю. — Это как — собачьи припухлые глаза? Как это? Вот вы автор. Объясните мне, что это за собачьи глаза да ещё припухлые? — Э… ну… а… ну… собственно… а что я должна ответить? — Что хотите! Я просто хочу понять! Почему?! — почти закричал продавец. — Что… простите… почему… я даже… ну не знаю… как объяснить… — что-то опять пытаюсь я. — Что вы так напряглись? Расслабьтесь… Я просто спрашиваю! Вот вы женщина, да? Я спрашиваю вас — вы женщина? — Да… ну вы же видите… женщина я… — пролепетала я, сдвигаясь на край стула. — Так ответьте! Ответьте мне, сорокалетнему мужчине! Как могут женщине нравиться собачьи припухлые глаза? А? — Ну не знаю… Я же не говорю, что всем женщинам… Может, только мне… Про всех я не знаю… Только про себя… — превратившись в точку, попыталась я что - то объяснить. — Нет! Нет, нет и ещё раз нет! Не только вам одной! Всем! Абсолютно всем женщинам нравятся собачьи, чёрт побери, припухлые, блин, эти глаза! Потому что… Потому что грустные, да? Да?? Да??? — Ну… я… не знаю… даже… что… сказать…
А я знаю. Зато я знаю. Я вам точно скажу, если вы не знаете… Всем. Вам. Женщинам. Нравятся грустные собачьи глаза. Поверьте мне, поверьте! — закричал продавец.
— Да я верю… почему вы думаете, что не верю… Вам - то виднее… Не кричите вы так… Успокойтесь. Мне уже никакие глаза не нравятся… — обреченно ответила я, и мне захотелось вылететь в форточку.
Продавец опять уткнулся в книгу и стал читать.
Через десять минут я демонстративно покашляла.
Он повернул голову и спросил:
— Вы ещё тут? Можете идти. Свободны. Книги оставьте. Я вам позвоню.
Я вышла на улицу и сказала себе: что это было?
Рядом оказался какой - то пивной бар.
Я зашла, заказала грейпфрутовый сок и подумала, что приеду на работу и сразу напишу об этом.
Вот. Написала.
Покорная Алла Глава. Собачьи глаза мужчин Автор: Алла Лескова
Мы с тобою видели много лун - Все оттенки жёлтого с молоком. Я - уже не девочка, ты - не юн... Молоко подкрашено коньяком.
Сон твой чуток стал, а, порой - пуглив. Без причин слеза навернётся вдруг... Раньше - пил вино из чужуйских слив, А теперь вино - это твой недуг...
Мы прошли вдвоём миллион дорог... Перекрёстков было - не сосчитать. Наблюдал за нами всесильный Бог - Разрешая вдоволь / дрова ломать/...
... Мы сегодня встретились в первый раз В этом месте с вывеской "Далеко"... Ты - преступно молод и ловелас, А на мне жакет от Шанель Коко...
Умереть в один день... Автор: Ольга Стрижова
Катя красотой не блистала, такой уж создала ее природа. А замуж хотелось. Все подруги и двоюродные сестры устроились, а Катюша…нет, не везло девчонке.
Росла она одна, других детей семье Шапиро Бог не дал. Хорошим человеком выросла Катенька, а в личной жизни никак ей не везло, уже почти 29, суженого не предвидится. И Узнала Катя, что на краю города в стареньком домишке проживает сербиянка Зарина, она любую судьбу по картам вычислит. Идти одной Кате не хотелось, позвала она с собой Цильку, сестру замужнюю двоюродную. Цилька поломалась, но пошла.
Ей везло, Цильке, Петька обожал свою жену и подарками задаривал. Не нужно было ей сербиянское гадание, все и так отлично.
Домик располагался на самой окраине, около кладбища. Зарина встретила их приветливо. Маленькая, сухопарая пожилая женщина, одетая в обычную кофточку и застиранную юбку, смотрела на девушек озорными глазами молодой соблазнительницы.
- Проходите, красавицы, - сказала гадалка, - Сейчас посмотрим, что вас ждёт. - Мне не надо гадать, - возразила Циля, - Я за компанию с сестрой. - Как раз тебе и надо, милая, ох, как надо, не всё у тебя хорошо, девушка-красавица, не всё. - Вы ничего не понимаете, я – счастливая, у меня прекрасный муж, дай Бог, детки будут, - в пику сербиянке проговорила Цилька. - Не хочешь, не надо, твоё дело, - миролюбиво ответила гадалка и повернулась к Кате. - Замуж не можешь выйти? – спросила Зарина Катю. - Не могу, некрасивая я. - Это кому как, милая, - гадалка разложила карты и стала рассказывать, что на них видит. - Я не поняла, объясните мне ещё раз, Зарина, - попросила Катя. - Скажу просто: выйдешь замуж ты за начальника. Вот-вот это случится. - Сколько вам заплатить? – спросила Катя. - Сколько дашь, дорогая, сколько тебе сердце велит.
Катя положила на скатерть деньги, и они с Цилькой вышли на улицу.
- Старая идиотка, - сказала Цилька, - Чего она ко мне привязалась? Зря я пошла с тобой. За начальника выйдешь, где ты его возьмёшь? Ты поверила? Только деньги выбросила, простушка, теперь обычных работяг не хватает, а тебе начальник на удочку попадётся? Бред сивой кобылы. Мошенница! - Не знаю, - простодушно ответила Катя, - Посмотрим.
Через неделю семья Шапиро была приглашена на свадьбу дочери друзей. Да и какая свадьба? Так, вечерок. Кроме молодожёнов и их родителей, были приглашены Шапиро и мужчина лет 40, дальний родственник жениха. Катя оказалась за столом рядом с ним.
- Лёня, - представился мужчина. - Катя.
Лёня ухаживал за девушкой и всё время приглашал Катю танцевать. Она уже знала, что он – главный инженер инструментального завода, живёт в центре города, готовит ему домработница, жены нет.
- Удивительно, сейчас так много и молодых девушек, и вдов, а вы…. - Я был женат, но всё время пропадаю на работе, а жене хотелось, чтобы чаще оставался дома, уделял внимание только ей. Разошлись, она вышла замуж за другого, теперь в Ташкенте живёт. А вы замужем? - Нет, никогда не была, - честно призналась Катюша. - Такая славная девушка и не замужем! Вы с ума сошли! Приглашаю вас завтра в театр, там премьера. Пойдёте? - С удовольствием, я люблю театр.
Он сделал ей предложение ровно через неделю знакомства. Катя приняла его, хотя Цилька обвиняла её в легкомыслии и неразборчивости.
- Дура! Он на целых 12 лет старше тебя. Что ты с ним будешь делать? Он умрёт раньше тебя, ты останешься одна. Что, я тебя спрашиваю, святая простота? - Жить, детей рожать.
Цилин брак закончился ровно через полгода: Петю посадили за взяточничество. Тогда и вспомнила молодая женщина слова сербиянки. Может, старая ведьма всё это устроила? - -- Если бы не боялась, набила бы ей морду, - думала Циля, - а вдруг старуха меня на тот свет отправит? Ведьма, и есть ведьма!
Катя и Лёня прожили вместе долгую жизнь и умерли почти в один день, так уж случилось.
Подруги завидовали их браку, а Циля, возненавидевшая удачливую сестру, постоянно говорила знакомым.
- Он старый, умрёт, она останется одна с детьми, три пацана растут….
Циля так больше и не вышла замуж, хотя прожила почти 90 лет, а её муж Петр повесился в тюрьме, не выдержал неволи.
И выйдешь ты замуж за начальника... (Избранное) Автор: Зинаида Маркина
На задворках Вселенной, Вдали от жизни повседневной. Магазинчик есть известный Товар лежит там интересный.
Светло в больших окошках, Спешат люди по дорожках. Любопытных много рядом, Смотрят удивлённым взглядом.
А хозяин в нём достойный, Разложил товар пристойный. Есть на всякий вкус вещицы, Есть товар из заграницы.
В аккуратных упаковках Счастье и успех на полках. Спрятана любовь в обёртке, И здоровье, жизнь в достатке.
Магазинчик (Отрывок) Автор: Ирина Грипич
Она называет меня продавцом времени. Хотя я всего лишь продаю часы через интернет. Придумываю красивые легенды устаревшим моделям и пытаюсь найти покупателя через социальные сети. Людям нравятся истории, но не нравятся часы. Дела мои идут неважно в последнее время. В последние тридцать лет.
— Ты меня вспоминаешь хоть иногда? — Нет. — Мог бы и соврать... — Я и соврал.
Она уехала в далёкую Австралию. Здесь ей было тяжело дышать, как она говорила. Я установил новый кондиционер, но она всё равно уехала.
— Ты же обещала быть со мной всегда. — А Гитлер обещал не трогать Чехословакию.
Теперь она увлекается сёрфингом и сложными мужчинами. Волны ей поддаются, мужчины не очень. По воскресениям она звонит по скайпу и делится перипетиями своей новой жизни.
— На день дурака я решила подшутить над Джоном и пририсовала полоску на тесте для беременности. Он догадался и, пририсовав ещё одну, спросил, что означают три полоски. Я так перепугалась!
Cлушаю её, почти не перебивая. Любуюсь ею и пью.
Однажды она рассказала мне про один приём в сёрфе — «эскимо ролл»: иногда приходится переворачиваться вместе с доской, чтобы оказаться под ней и таким образом проплыть под волной, если та идёт навстречу и очень большая.
Её мужчины — волны, которых она боится, но так влекут. Я же — словно доска, под которой она прячется от некоторых из них. А хочу быть волной. Вам не нужны часы, кстати? Продавец времени Автор: София Лагерфельд
