Кто у нас д’Артаньян ?

Привет, Ноябрь, старый сводник.
Измен погоды давний друг.
Дождей, туманов, туч любовник;
Отец снегов и первых вьюг.

                                    Автор: Алёна Прекрасная

Приятной полноты , невысокого роста, женщина шла по белоснежному песку пляжа , рядом синие волны искрились в лучах восходящего солнца . Было раннее утро. Солнце только начинало свой восход над гладью бирюзового моря, медленно поднимался его огненно-оранжевый диск.

-- Лето. Жарко. Выйду к морю
Ноги трогает прибой
Пыль дорог с сандалий смою
Посейдона бородой! --

Вот такие стихи вертелись у неё в голове, откуда их знает и кто автор, она вспомнить не могла. Приятный ветерок шевелит коротко стриженые, волосы. В легком модном халатике, медленно бродила и бродила вдоль берега, дышала морской прохладой - и думала, думала, погружаясь в свои мысли.

Она, Ирина Николаевна - не молодая 54 летняя, женщина, прилетела на море одна. Её, две взрослые дочери, которые имели свои семьи и детей, купили путёвку и отправили маму на три недели, отдохнуть на море. Некоторое время назад, она перенесла эмоциональный стресс, дочери срочно решили вмешаться и отправить маму на отдых , хотели чтоб сменила обстановку, климат ,окружение.

Её, теперь уже бывший , муж прожив с ней более тридцати лет, вырастив двух дочерей , дождавшись внуков – вдруг так неожиданно, ушёл жить к более молодой женщине. Правду говорят – «седина в бороду бес в ребро»! Сам уже не молод -57 летний, нашел себе 43 летнюю женщину.

-Всё. Я влюбился. Жить не могу без неё - так сказал он.

Ирина онемела от услышанного , тихо стояла и слушала мужа , что она могла сделать, если он всё уже решил.

- У нас любви нет, мы давно вместе. Любовь прошла , осталась только привычка друг к другу. А эту! я люблю - собрал вещи необходимые, остальные потом заберу. Ушёл, закрыв за собой дверь.

Ирина проплакала всю ночь. У неё поднялось давление, она даже не смогла позвонить дочерям, подругам , - ей было стыдно ,что такое с ней произошло, - она старая и никому не нужна. Родной муж , которого любила много лет , так подло поступил , предал. Утром, медленно сползла с кровати, посмотрев на себя в зеркале - не узнала свое отражение . Опухшее, незнакомое лицо смотрело на неё, под глазами синие круги.. Позвонив в свой офис, сказала - что не будет сегодня на работе.

Весь день провела в постели , лежала и вспоминала свою жизнь , а слёзы не прекращали литься из её серых глаз. Только вечером , доченьки ,» прикатили «к ней домой , так как, она им сегодня не звонила. Тут и узнали , что случилось. Старшая , ей уже 30 лет , давно подозревала , что «отец – гад ползучий « и теперь он ей не отец , и с ним общаться не будет.

Слушала все, молчала младшая , она недавно вышла замуж и это всё её шокировало. Девушки начали успокаивать свою маму- » тебе будет и без него хорошо ,даже лучше. Будешь заниматься, чем хочешь, никто не будет кричать в доме , никто не будет «нервы мотать».

На» старость Ирина ,« сколотила пенсию « много ли ей одной надо ,фирму пусть продаст ,недвижимость в аренду сдаст , и живи в своё удовольствие—так советовала старшая дочь . У отца своя фирма, квартиру могут разменять, если он захочет, у него своя недвижимость и свой доход. Займись собой, посети салон красоты , проверь свое здоровье ,отдохни от работы—советовала младшенькая.

Но слёзы всё лились и лились из глаз Ирины, давление скакало то вверх, то вниз. Вызвали знакомую мед сестру—приехав , уколола успокоительного лекарства. Женщина проспала более суток, дочери по очереди дежурили около постели.

Прошла неделя, девушки помогли решить вопрос с фирмой, купили путёвку на море и буквально вытолкнули мать из квартиры …впихнули в самолёт. Такие вот заботливые девочки , с гордостью и любовью вспоминала она.

                                                                                                                                                          Поздняя любовь (Отрывок)
                                                                                                                                                              Автор: катя иванова

В ответе за Птичку (©)

сделаю её красивой,
такой полюбит вечность,
соблазнительной, счастливой!
нас встретит бесконечность...

                        сделаю её красивой (Избранное)
                                      Автор: Дальли

Придя на бульвар, Сергей Иванович задумчиво остановился. Всё же здесь хорошо: большие развесистые липы и тихая, тёмная, словно сырая между ними тень. В ярко зазеленевшей траве, в кудрявых навесах деревьев радостно чувствуется весна. Но это только здесь, на боковой, отдалённой дорожке: там, посредине, там суетливая толпа, та же пыль, та же улица. И кажется, даже музыка там сегодня.

Сергей Иванович присел на скамью. Уже свежеет как будто. Небо вверху бледно и ясно: таким нежным, таким прозрачным оно бывает только весной. Но справа, в простенках высоких белых домов оно измазано жёлто - красными потоками, забрызгано отплесками заката. Где-нибудь за городом пламенно догорает день, свежие весенние леса наверно пышно увенчаны, изукрашены золотом.

Стало грустно. Откинув голову, Сергей Иванович принялся о чём-то думать. Как странно: все последние дни он занят воспоминаниями. Неожиданно и ярко всплывает вдруг целая жизненная полоса, опять переживаются старые волнения и печали. Сегодня, вот, неотступно помнится одна весна: не здесь, в городе, а в молодом, мерцающем, блаженно-вздрагивающем лесу… Кто-то был там с ним вместе, и всё походило на сон. Вспоминаются нежные, мягкие руки и тонкая вырезная кофточка, голубая, как небо.

В глубине дорожки показались несколько фигур. Впереди высокий господин в широко распахнутом пальто, потом студент и две девушки сзади. Все направляются туда, в шумящую, тесную толпу. И со всех сторон, по всем дорожкам спешат и стекаются туда же, на главный бульварный проход. Сегодня там музыка сегодня празднуют весну. Тихая городская весна, в честь неё собираются сюда эти вечерние пришельцы, в честь неё среди зазеленевших деревьев торжественно загремит оркестр!

Сергей Иванович прислушался. Да, кажется, уже началось уже слышна музыка. Мягко и отрывисто долетает она сюда. Что ж, пойти туда, вмешаться в толпу, жить с нею? Там много людей, там женщины веселы и нарядны, там лёгкая и радостная любовь.

Кое-где уже зажглись фонари. Тускло желтеют по сторонам дорожек: близко придвинулись к деревьям, прячутся под листвою, точно люди, кроющиеся от дождя. Листва вокруг них тёмная и дымная, словно окутала её непроглядная пыль.

С каждым шагом вперед – все слышнее музыка. Громкой, резкой, встревоженной делается постепенно она. Все более спешащих, озабоченных людей, и все они идут в одном направлении. Кажется, музыка стягивает их со всех концов своими влекущими стонами, смешивает в эту покорную ей толпу. И Сергея Ивановича тоже притягивает музыка. Ведь пошёл же он послушно на её встревоженный зов.

И вот он уже в толпе. Мощная она и зыбкая, неоглядна её даль и не смолкает шум. Идти можно только медленно, только как все, как велит музыка. Подхватывает, мерно раскачивает, теснит и двигает толпа. Со всех сторон чужие лица, тела, чужие разговоры и мысли. Может быть, это хорошо: уйти от одиночества? Может быть, здесь исцеление тоске?.. Покорно и доверчиво отдавался он воле толпы.

Спереди, сзади, со всех сторон идут женщины. Почему не радостны, не праздничны их лица? Безразлично, лениво и тупо смотрят они перед собой. И как они некрасивы, как чужды весне. Подле них мужчины — или сзади, суетливо догоняя их. Мужчины тревожны, что-то шепчут, идя, робко заглядывают в лица. И все, и женщины и мужчины, о чем-то тоскуют, чего-то ищут здесь. Растерянно и неотступно мигают серебристые ресницы звёзд.

Впереди идёт девушка. На ней синяя жакетка, стройно облегающая её спину. В руке белый, нарядный зонтик. Почему-то думается, что она молода и красива, что у неё нежные, сияющие глаза. Если бы можно с ней заговорить, пойти с нею рядом! Странно похолодело сердце, когда на мгновение она вдруг замедлила шаг.

Внезапно оборвалась музыка. Последний аккорд рассыпался в воздухе тысячами звенящих осколков. Сразу стало спокойнее, тише, темнее. Как-то поник, обессилел бульвар. Это музыка двигала, дёргала, колыхала эту толпу. Над неподвижной, тёмной толпою будет пьяно цвести весенняя ночь.

Что-то непонятно пленительно в этой синей жакетке. Сергей Иванович всё ещё идёт за нею. Что-то напоминает она ему и от этого становится сладостно и больно. Эти нежные линии талии, этот мягкий, немного вялый изгиб – он приводит в трепет. Сергей Иванович давно уже знал, что эти линии напоминают ему другую, ту – в весеннем, мерцающем лесу. Он чувствовал себя странно взволнованным. И жаждал и боялся он взглянуть незнакомке в лицо.

Опять весело задёргала музыка притихшую толпу. Все встрепенулись. Словно вставили во всех новые, туго заведённые пружины. И Сергей Иванович выпрямился, решительнее пошёл за своей незнакомкой. Вот уже опередил её. Из-под шляпы с голубыми цветами глянуло на него заостренно птичье, рябоватое лицо. Заискивающе и вопросительно улыбнулись бесцветные глаза.

Он отшатнулся. Поспешно повернул обратно, но вскоре вновь остановился. С болезненной тревогой, словно кого-то ища, стал пристально вглядываться в проходящих.

И уже было ясно. Он искал её линий, её глаз, чего-нибудь на неё похожего, минутного намёка, смутного воспоминания о ней. Но нет, этого не было нигде, нигде. Что за унылые выходцы собрались на этот бульвар! У женщин опухшие, усталые лица, нездоровые щёки, распутные глаза. Мужчины идут за ними словно в отчаянии…

Вот новые проходят, теснят его, глядят на него мимоходом. Ему нужно лишь одно лицо, одни любимые глаза, нежные, сладостные руки. Здесь, на этом загрязненном бульваре, ищет он воспоминания о ней! Это показалось безумным. Нестерпимо остро заныла в груди тоска.

И вдруг он с ужасом увидел, что все такие же, как и он. Все безнадёжно тоскуют, думают о другой, о другом. Все измучены невыносимою грёзой. Любят другие глаза, другие руки. Притворяются, что пришли сюда добровольно.

Уже совсем темно, и странно и жутко здесь стало. Точно громадное, копошащееся тело, движется и ворочается бульвар. Извивается непомерной змеей, но не тронется с места, обессиленный разложением. Под мертвенными навесами деревьев тускло горят фонари. Или это просто жёлтые пятна на теле громадной змеи, копошащейся в своём разложении?..

По боковой тёмной дорожке поспешно уходил он прочь. Толпа и музыка медленно замирали за ним. Уже затихала, немела издыхающая змея. Едва поблескивали фонари – жёлтые пятна на её облупившемся теле. Вот и улица. Сонно и уныло на ней. Вслед музыка добрасывает что-то тоскливое, безнадёжное, полное мучительных грёз. Не надо, не надо. И так обессиливает тоска. Глухо звучали на улице его поспешные шаги.

Навстречу идёт проститутка. У неё опухшее, ярко-розовое лицо, заплывшие глаза. Идёт, спотыкаясь,— в потёртой, неуклюжей кофте. Сергей Иванович прошёл мимо, не взглянув на неё. Потом вдруг остановился. Долго смотрел ей вслед. Одиноко и жалко пошатывалась она в дали улицы. Быстро нагнав, он взял её под руку. Она обернулась, посмотрела ему в лицо, громко и бессмысленно засмеялась. Вместе они подошли к дремавшему возле фонаря извозчику.

Серебристо вспыхнув, скатилась в это время по небу бледная звезда.

                                                                                                                                                                        НА БУЛЬВАРЕ ВЕСНОЙ
                                                                                                                                                          Автор: Гофман Виктор Викторович

Ты ловил её.. Ты поймал её..

Дворы проходные, сквозные проходы,
Ведущие вдаль, за черту, за пределы
Знакомого мира - как будто бы брода
В бездонном пространстве душа захотела.

Дорога из прошлого - пусть в неизвестность,
Из замкнутой тверди прорыв как спасенье -
Туда, где не ждут, где иная окрестность,
Где случай, быть может, подарит везенье.

Судьбы вариант - лабиринт неизведан,
Придуманный с умыслом, скрытым размахом.
Его одолеть - улыбнуться победам
Над ленью, привычкой и собственным страхом.

В колодцах-дворах, где душе неуютно,
Ищу тайный ход - вдруг он мне предназначен?
И, спутав следы, верю в эту минуту:
Уйду от погони, настигну удачу!

                                                        Проходные дворы
                                               Автор: Светлана Шаляпина

Солнечноликий Осирис, преуспевающий и знающий, чего он хочет, открытый и общительный, приятный в любом обществе, не может не привлекать Нефтиду. Но как бы она ни старалась, она не в силах дать ему то, чего жаждет его душа. То, что он хочет видеть в любимой женщине, практически прямо противоположно Нефтиде.

Он хочет искренности, она — «себе на уме». Он скажет ей: «Пойдём завтра в кино», а она в ответ: «Не знаю пока». Для него это согласие, он примчится с билетами за полчаса до сеанса, и вдруг окажется, что она не собрана, и не накрашена, и согласия она не давала...

И всё-таки они встречаются и иногда сближаются. Нефтида придаёт большое значение внешнему виду. Современная одежда, модный макияж, прическа, маникюр, педикюр, пуговка расстёгнута, где надо, плечико оголено, каблучок стучит... Глазки смотрят томно, мол, что может быть на свете такого, что могло бы меня удивить. Юного Осириса, страстного и сексуально озабоченного, вполне может привлечь такая женщина. Расчетливая Нефтида тоже решит, что он ей подходит.

Они могут долго встречаться и даже нечаянно пожениться, но рано или поздно обязательно расстанутся.

Нефтида капризна, она не умеет по-настоящему, искренне заботиться о муже и детях. Она не встает рано утром вместе с мужем и не готовит ему завтрак. А он, может быть, один раз попросит, но, получив отказ, подумает: «Что же, я сам не справлюсь?» Однако в душу его вползет холодок. Он станет замечать и другие эгоистические нотки в её поведении.

Осирис и сам может поступать эгоистично. Не позвонит с работы, когда задерживается, даже если остался на дружеской вечеринке, забудет купить цветы на годовщину свадьбы, откажется идти на день рождения к тёще, потому что вдруг возникли проблемы на работе... Все это, считает он, должно быть понято и принято его супругой. Но со стороны жены, возлюбленной он не допускает и намёка на её эгоистические желания. Её жизнь, её мысли, её тело, её желания— всё должно быть посвящено ему! Для Исиды счастье — посвятить свою жизнь любимому человеку. Для Нефтиды это дикость.

                                                                                        Нефтида — Осирис: они могут нечаянно пожениться и тогда...( Отрывок)
                                                                                                      из книги Эль Тат – Карма женщины, карма мужчины

В переплетенье солнечных лучей

Восточный базар
Невольницы блистают красотой
Кому обычай этот близок
А кто смущён бесстрашной красотой
Трепещет сердце и душа на волю рвётся
И тело юное от похотливых взоров не укрыть
Толпа арабов над невольницей младой смеётся
Ей кудри помогают наготу прикрыть
Смущённый взор ей небеса дарили
Прекрасней не бывает простоты
Её уста судьбу молили
Послать хоть каплю чести доброты
Униженна она толпой но не убита
Забыта богом или не забыта
Что предрекает ей судьба
Одна среди беды обид одна
Горда красива своевольна
Что потеряла ты в пути
Ну что соперница довольна
Нет больше счастья нет любви
В напиток дружеский ты сон траву добавив
В изгнание в рабство продала сестру
И вот теперь себя поздравив
С её любимым не смущаясь идёшь к венцу

                                                    Невольницы (Отрывок)
                                                  Автор: Татьяна Чугунова

– Мне ничего не требуется. Я всем доволен, светлейший! – Абдулла снова прижал руку к сердцу и поклонился.
– Нет, нет, нет!.. Брось!.. – с чувством произнёс Алимхан. – Никаких «светлейших»!.. Мы с тобой оба молоды и отныне – друзья! Будем называть друг друга только по имени.

Восточный правитель знал, как такая демонстрация искренней дружбы льстит подчинённым и усиливает их преданность.

– Как можно, светлейший?! – как бы шокированный таким кощунством, воскликнул хитрый Абдулла.

Он хоть и был ещё молод, но, как человек Востока, уже достаточно понимал эти игры между людьми его веры.

– Я сказал!.. – требовательно повторил Алимхан. – Называй меня по имени или просто «мой друг».

Абдулла хорошо понимал, какая может быть дружба между знатным вельможей – приближенным самого российского царя и его наместника на восточных землях – и им, простым воином, хотя и телохранителем этого вельможи. Но всё же он решил проверить, как далеко зайдёт в своем порыве Алимхан.

Глаза Абдуллы на секунду блеснули, но он, тут же погасив этот блеск, спокойно и как-то уж очень простодушно проговорил:

– Хорошо, я согласен, друг Алимхан.

Правитель вскинул голову, задетый таким лёгким согласием, но широко улыбнулся.

– Вот и прекрасно!.. Но вернемся к нашим баранам: раз уж сам ты не знаешь, что необходимо твоему дому, я подскажу тебе – ты должен обзавестись гаремом.
– Я думаю, с этим можно пока и подождать… – начал Абдулла, но Алимхан перебил его:
– Нет. Ты ошибаешься, мой друг!..
– Хорошо. Я повинуюсь, друг Алимхан!..
– Прекрасно. Я могу посоветовать тебе только одно: для начала не бери больше десяти наложниц, будет очень хлопотно.
– Я всё понял, друг Алимхан.

Они ещё немного посидели за достарханом, но, когда Абдулла уже уходил, правитель остановил его перед дверью и, взяв за пуговицу, сказал:

– Мой друг Абдулла, ты понял, что мы теперь верные друзья?
– Да, друг Алимхан!
– Но это только наедине… В обществе, при людях… Не все и не всегда смогут верно нас понять.

Абдулла, прижав руку к сердцу и чуть улыбнувшись, низко поклонился:

– Я всё понимаю, светлейший!..

Когда он закрыл за собой дверь, светлейший тоже улыбнулся:

– Я, кажется, в нём не ошибся.

Джамилю, соседскую дочь, Абдулла выкупил за горсть монет и десяток баранов.

Войдя в отведенные для гарема покои, которые Абдулла устроил в задней половине своего нового дома, пятнадцатилетняя девушка из бедной семьи замерла на месте, поражённая богатством обстановки, в которой ей теперь предстояло жить. Запищав от восхищения, она начала танцевать, скакать, как коза, по коврам, прыгнула на софу, переложила по-своему все цветные подушки-мутаки; напевая, пооткрывала все флакончики с духами и баночки с мазями и румянами; походя стянула с достархана кусочки халвы, рахат-лукума, набила ими рот, продолжая тоненько мурлыкать свою песенку…

Абдулла, поймав её, крепко обнял и неумело поцеловал в липкие, сладкие от халвы губы. Его опыт любви ограничивался всего несколькими встречами с девицами известного рода, которых ему ещё до «школы» Алимхана удалось посетить украдкой вместе с друзьями. Не сдерживая страсти, он грубо повалил девушку на пол и тут же, на ковре, овладел ею. Она покорно и так же неумело отдалась ему, негромко вскрикнув от боли, которую ей причинил первый в её жизни мужчина. Уронив на ковёр две слезинки, первая наложница Абдуллы быстро пришла в себя. Она ласково улыбнулась своему господину и, снова подбежав к достархану, стала набивать рот сластями.

Вскоре после этого Абдулла отправился в Красноводск, чтобы выполнить одно из тайных поручений Алимхана, а заодно и договориться с каспийскими рыбаками о поставках в резиденцию правителя свежих осетров и икры. Торгуясь с артельщиками, он увидел дочь одного из рыбаков, которая помогала отцу выгружать из лодки улов. Она ему очень приглянулась. Абдулла выторговал Лейлу – так звали юную рыбачку – за новую сеть для отца и несколько золотых монет в придачу.

Она была такой же юной и неопытной в искусстве любви, как и дочка его соседей Джамиля, но это и было как раз вполне закономерным, потому что, достанься ему девушка, уже принадлежавшая мужчине, на голову её родителей пал бы несмываемый позор, поскольку они получили калым за «попорченный» товар. Абдулла знал, что его наложницы, его жены научатся всему, что нужно, чтобы угождать своему господину, а пока необходимо немного подождать, но зато они будут принадлежать только ему одному и никому другому, и только он один, как захочет, может решать их судьбу.

Потом в его гарем пришли Гюзель, Саида, Зухра… К концу третьего года службы у Абдуллы в его гареме обитали семь жён.
   
                                                                                                    из книги Ежова  Валентина Ивановича -  "Белое солнце пустыни"

Уведомление

1. Если у наших уважаемых столичных коллег есть потребность в межведомственном и в межрегиональном  взаимодействии. А что, кто - то сбежал? Лично мы никакой ориентировки на этот счёт не получали. Так вот, если есть такая потребность, то обратитесь в Центральный аппарат МВД, и вот там, если сочтут нужным, спустят директиву "О взаимодействии"  на места.

2. Человек тут новый, могу искренне не понимать, какое отношение имеют пусть даже и очень продвинутые столичные военные к "рядовым" сотрудникам МВД на местах.

3. Если у Господина продвинутого военного всё, то разрешите откланяться. У нас здесь и своих разборок предостаточно.

С уважением, районный опер уполномоченный, ОЛЛИ.

Тряпичные куклы

Тряпичных кукол любила шить,
Плела им косы льняною нитью,
И, чтоб любовью их одарить,
Стихи читала им по наитию.

И куклы (пуговки вместо глаз)
Смотрели вдумчиво. Молчаливо
В себя вбирали её рассказ.
И становились ещё красивей.

Она умела летать во сне,
И собирала в лукошко звёзды.
За стёжкой стёжкою на сукне
Весь небосвод ею был воссоздан.

В него вдыхала свою мечту,
На счастье женское, что без края,
Любовь дарила и доброту
(Волшебный ключик от дверцы рая).

Она мечтала... И Он пришёл
Большой и сильный, красивый, гордый...
Она метала еду на стол,
Побив сноровкою все рекорды.

Она пыталась предугадать
Его задумки, мечты, желанья,
Побольше слушать, самой - молчать,
Шептала имя, как заклинанье.

Забросив кукол своих в комод,
Забыв о том, как во сне леталось,
Она живёт с Ним который год,
И вроде плата — такая малость...

Лишь потускнели её глаза...
И Он однажды сказал устало:
"Так дальше жить нам, пойми, нельзя!
Ты просто куклой тряпичной стала.

                                              ТРЯПИЧНАЯ КУКЛА (ИЗБРАННОЕ)
                                                Автор: Шадуя Марина

Ольга поднялась из-за стола, так и не прикоснувшись к своим любимым роллам, пошла в гардеробную.

- Оля, ты что задумала? Ты куда собралась на ночь глядя? - Даниил стоял в дверях, с тревогой наблюдая, как Ольга собирает небольшую сумку.
- К родителям. Поживу пока у них. Я не могу сейчас оставаться одна.
- Я тебя не оставлю, Оля!
- Пока? Пока не оставишь? Но с тобой рядом мне ещё тошнее, чем в одиночестве. Потому ты можешь рассчитывать на цивилизованный развод, но не на цивилизованные отношения после развода. Высоких отношений не будет, ясно? Не хочу видеть тебя, слышать и знать новости о твоей жизни. И запрещаю приближаться ко мне. Я переберусь в эту квартиру тогда, когда ты переедешь сам и вывезешь все свои вещи. Всё вывезешь. До мелочей. Потому ничего не забывай. Всё оставленное тут же отправится на помойку.

Ольга забрала с полочки в ванной комнате все личные гигиенические принадлежности. Кто знает, вдруг Даня передумает и приведёт Арину сюда? Ведь уверял же он всегда, что является однолюбом. А то, что он говорит и делает сейчас, не имеет к любви никакого отношения. Это насмешка над любовью. Глумление.

Да и вообще... Вся ситуация иррациональна. Фантасмагорична. Абсурдна. Как тяжёлый, вязкий и липкий сон, который всё не кончается.

- Оля, можно я сам тебя отвезу? Тебе нельзя сейчас за руль!
- Нет, я запрещаю меня подвозить. И звонить мне с этого момента запрещаю. Ты больше за меня не отвечаешь. Ты отвечаешь за Арину. Совет да любовь!

Ольга надела сапоги и пальто, перекинула сумку через плечо и вышла в подъезд, закрыв за собой двери в счастливое прошлое.

Когда Ольга вышла из подъезда, заметила, что в окнах квартиры темно. Значит, Даня наблюдает за ней в окно, беспокоится. Интересно, как в нём сочетаются привычная забота о ней и то, что он сделал с ней, с их семьёй ? Ведь была же семья. Они жили душа в душу, понимали друг друга, как сказал Даня, «с полуслова и с полувзгляда». Они заботились друг о друге, и им никогда не было скучно вдвоём. Путешествовали, гуляли, читали, смотрели кино, обсуждали прочитанное или просмотренное, иногда спорили, но по-доброму, без оскорблений и грубых слов.

И всё-таки когда-то они стали чужими. Причём, Ольга даже не была уверена, что дело в отсутствии детей. Они чужие друг другу, потому что между родными, между своими подобное сегодняшнему не происходит.

Ольга выехала с огороженной придомовой территории и минуты через три припарковалась на маленькой тихой улочке возле кофейни. Заглушив мотор, откинулась на сиденье и закрыла глаза.

Ну всё, роль отыграна. Она справилась, не ударила в грязь лицом. Не затаила ни одной обиды, всё высказала Дане в глаза, не спасовала. Говорила и говорила. Она сегодня почти как её любимая героиня Джулия Лэмберт (*) : достойно сыграла свою роль от и до.

Однако нет ни удовлетворения, ни удовольствия. Она опустошена, раздавлена. И дело не в попранном доверии и не в растоптанном самолюбии. Дело в том, что из-под ног выбита почва, и непонятно, зачем, ради чего дальше жить.

Понимая, что эту мысль развивать нельзя, опасно, Ольга завела мотор и поехала к родителям. Она так наговорилась с Даней, что когда приехала, сказала только: «Мы с Даней разводимся. Можно, сейчас я лягу спать, а расскажу обо всём завтра?».

Засыпая в комнате, которая когда-то была её детской, Ольга слышала, как папа говорил по телефону с Даней. Видимо, бывший муж позвонил, чтобы узнать, приехала ли Ольга к родителям, как обещала. Опять переживает. Зачем переживать о человеке, которого ты по собственной воле выкинул из своей жизни? Грех с души снять?

Просыпаясь утром, Ольга мысленно молилась, чтобы вчерашний вечер оказался сном, но увы, - её надежды не оправдались. К счастью, была суббота, и Ольга провалялась в кровати до обеда, слушая мерный шум дождя. Видимо, погода была ветреной, потому что стук капель по подоконнику периодически усиливался.

К обеду мама с папой всё же «вытащили» Ольгу к столу, и она съела две ложки борща. Испытующе посмотрев на дочь, отец махнул рукой и ушёл в гараж, где делал ревизию перед наступлением холодов.

Ольга весь день просидела на диване перед телевизором. Включив канал, на котором крутили старые фильмы, делала вид, что внимательно смотрит, а сама думала о чём-то своём. Правда, если бы её спросили, о чём, она бы не смогла ответить, не вспомнила бы ни одной мысли.

В этот день родители так и не дождались от дочери подробностей, но спрашивать и волновать её не решились. А утром Ольгу разбудил дверной звонок. Кто-то из родителей открыл, и в квартиру ворвались шум, гам и суета.

Не ожидавшая такого поворота Ольга даже не сразу поняла, что прилетела Гульнара. Она с минуту удивлённо таращилась на подругу, прежде, чем броситься ей на шею.

Ольга, наконец, заплакала, и её мать, Евгения Павловна, быстро перекрестилась. Плачет, значит, чувствует. А то как деревянная кукла: сидит, молчит, глазами хлопает. Не поймёшь, что на уме держит.

- Как ты здесь оказалась? - сквозь всхлипывания спросила Ольга, так и не выпуская рук Гули.
- Так мама моя позвонила, рассказала обо всём. Я и рванула сюда, пока ты не набедокурила.
- А тётя Луиза откуда знает? - с подозрением спросила Ольга. - Хотя и так понятно, откуда!
- Да, это я ей рассказала, - ответила Евгения Павловна. - Хотела, чтобы Гуля сама тебе позвонила, поговорила с тобой. Ты - то ведь спряталась от всех, закрылась наглухо. А Гуля, умница наша, прилетела.
.. - А может, поживёт Даня один, пока разводится, да и поймёт, что от добра добра не ищут? Всё - таки столько лет вместе! Разве можно перечеркнуть одним махом? - осторожно спросила Евгения Павловна.

Ольга, Гуля и Евгения Павловна сидели в тесной кухне и пили коньяк, который купила по пути Гуля. Отец Ольги, Вячеслав Михайлович, - человек простой, чуждый тонких женских переживаний, - опять ретировался в гараж, сказав, что три бабы в доме - это уже перебор.

Тётя Женя, при всём уважении... Вы неправы сейчас! - Гульнара взмахнула рукой в воздухе, как дирижёр невидимого оркестра. - Понимаете, он всё решил за всех. И он не чувствует за собой вины, потому что не изменял. Захотел обставить всё красиво. Молодец, конечно, но почему-то он выпустил из вида тот факт, что Ольга тоже живой человек. И каково ей было узнать, что любимый муж, которому она безоговорочно доверяла, находясь рядом, глядя в глаза, в течение нескольких месяцев строил новую жизнь? Жизнь, в которой Ольге нет места?

                                                                                                                                                 Цивилизованный развод (Отрывок)
                                                                                                                                                            Автор: Мира Айрон
___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*) её любимая героиня Джулия Лэмберт - Театр» (англ. Theatre) — роман английского писателя Сомерсета Моэма, впервые опубликованный в 1937 году одновременно в Великобритании (издательство Heinemann[en]) и США (издательство Doubleday, Doran).

Главная героиня романа — Джулия Лэмберт. Ей 46 лет. Она самая знаменитая театральная актриса Англии, жизнь которой удалась. У неё есть семья: успешный муж Майкл, владелец и режиссёр театра «Сиддонс», где играет Джулия, взрослый образованный сын Роджер. Она купается в лучах славы и имеет богатых поклонников и поклонниц. Свои чувства героиня проявляет в основном на сцене.

Постепенно личная жизнь Джулии перестаёт её устраивать: муж Майкл закрыт, сдержан, практичен, она разлюбила его и начала ему изменять. Она сошлась с молодым бухгалтером Томасом Феннелом, который моложе её на 25 лет. Джулия влюбляется и с головой окунается в охватившее её чувство. Она одаривает возлюбленного, приближает его к своей семье, иногда забывая о приличиях.

Постепенно Джулия замечает, что отношения с Томом ударили по её репутации, о них судачат в обществе и, что самое неприятное, в основном, из-за его тщеславия. Джулия вынуждена посмотреть правде в глаза. Она признаётся себе, что Том её не любит, страсть его осталась в прошлом, а Джулия была для него в первую очередь лишь пропуском в мир богемы и аристократии. К тому же Том увлёкся молодой актрисой Эвис Крайтон и при помощи Джулии устроил её в театр «Сиддонс».

Самым болезненным для влюблённой женщины становится то, что это не просто интрижка: Том собирается чуть ли не жениться на молоденькой бездарной актрисе. Ещё одним ударом для Джулии становится откровенное признание её сына, что он больше не верит ей и считает, будто бы за теми ролями, которые она исполняет в реальной жизни, не осталось ничего, только одна пустота.

Пережив бурю эмоций, Джулия, как сильная и мудрая женщина справляется с чувствами к Тому. Роман заканчивается триумфом героини в спектакле, в котором дебютировала Эвис Крайтон. Джулия виртуозно убивает дебют Эвис вместе с её карьерой.

В конце романа Джулия, разочаровавшаяся в искренних чувствах, произносит: «Говорят: игра — притворство. Это притворство и есть единственная реальность».

                                                                                                                                                                                                 ВикипедиЯ
___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

Истории от счастливой разведёнки Райской

Ей вслед бросают: "Разведёнка"
Кому такая здесь нужна?
Она уж больше не жена
И у неё есть два ребёнка...

Их голоса встречают звонко
Когда она заходит в дом
Слезу опять сдержав,с трудом...
Ведь ждали: Костик и Алёнка

Чай с мятой и с пятном клеёнка
Работа,дом и детский смех
И ночи,что длиннее всех
Где греет - тёплая дублёнка

Ведь жизнь она - не киноплёнка
Её назад не отмотать
Боль помогла - сильнее стать
Ведь рвётся только там, где тонко

Есть вера у неё, "сестрёнка"
Та,что с молитвой водит в храм
И стольких здесь замужних дам
Счастливей, эта "разведёнка"...

                                                    РАЗВЕДЁНКА
                                        Автор: Меланхоливен

Артём сидел на диване и блаженно улыбался. Наконец… Наконец они с Викой идут в театр. Долго он ждал этого момента, и вот, наконец, он настал!

Не сказать, что он был заядлым театралом. Вовсе нет. Он был самым обычным любителем, и не более. Ему в театре нравилось всё. Завораживала музыка, которая непременно звучала перед каждым спектаклем. Она словно проникала внутрь и невидимым смычком дотрагивалась до самых потаенных струн души. Потом на сцену падал свет, и это первое появление луча отзывалось волнением где-то внутри. После этого на сцену выходили артисты, произносилась первая фраза – и спектакль начинался. Каждый  раз Артём ждал от постановки волшебства. И театр не обманывал. Не давал повода усомниться – волшебство происходило!

А ещё мужчина был благодарен театру за то, что он незаметно для себя стал более общительным, более образованным. Даже друзья из гаража, где он работал механиком-электриком, обратили на это внимание. Нет, он не отказывался от дружеских застолий, от рюмочки-другой после рабочего дня, но из его речи постепенно стала исчезать непристойная лексика, и его даже стало коробить от того, что он иногда слышал, как грубо ругаются шофера и наладчики, хотя для ругани и причин особых, в общем-то, не было.

Внутри он очень переживал, что уступал жене в начитанности. Он, не сумевший подняться выше рабочего, он, с вечно грязными от машинного масла руками и Вика… Его любимая Вика, которая из медсестры превратилась в доктора, и на которую с нескрываемым уважением смотрел весь двор. И хотя  жена никогда ни в чём не упрекала Артёма, он чувствовал сам: чего-то ему не хватает. Только ради того, чтобы хоть как-то идти с ней в ногу, он стал ходить в театр. И…
И – пропал!

Вскоре он уже знал всех актёров в лицо, знал кто играет главные роли, кто занят только в эпизодах. С удовлетворением отмечал для себя, что теперь он «в курсе», чем драмы Островского отличаются от пьес Вампилова. И когда, приходя на работу, он начинал пересказывать сюжет того, что видел на сцене, мужики беззлобно подшучивали: «О, наш культурный просветитель снова рулит! Ну-ка, заценим!» Иногда мастеровые пускали в ход словечки, далекие от литературных норм, но в целом им нравилось то, что они слышали.

Но было ещё то, в чём Артём первое время боялся признаться сам себе. Помимо сценического мастерства, ему нравилось театральное окружение. Когда-то он мог прийти в театр в джинсах, футболке или свитшоте. В один прекрасный день он обратил внимание на то, что многие зрители резко отличались от него не только поведением и манерами – даже в их одежде было что-то маняще-притягательное.

Потом Артём с удивлением поймал себя на том, что ему постоянно хочется смотреть на женщин в длинных вечерних платьях. Ему даже казалось, что выйди такие дамы на сцену, они и играть будут ничуть не хуже артистов. Конечно, это не соответствовало действительности, но он, стоя в театральном буфете, впервые почему-то застеснялся своего собственного вида.
С зарплаты, которую он получил с конце месяца, Артём купил себе костюм-двойку и красивую рубашку. С галстуком оказалось сложнее. Не терпел мужчина повязок на шее. Как-то раз в детстве играл со старшими ребятами во дворе в войну, и его как «неприятеля» решили повесить. Огрызок каната где-то раздобыли, сделали самую настоящую петлю, закинули на дерево и стали тянуть. Сообразили, что переборщили тогда, когда лицо у мальчишки покраснело, а глаза стали неестественно большими. Хорошо, соседский Макс не растерялся, быстро достал из кармана перочинный ножичек и перерезал вонзившуюся в шею Артёма веревку. Но с тех пор тот не мог ощущать на шее ничего. В том числе галстука. Даже на собственную свадьбу не смог его надеть. Только фиолетово-синие цветочки, предназначенные для жениха, воткнул в петлицу слева, а галстук в красивой блестящей упаковке так и остался лежать на диване.

Предстоящий поход в театр взволновал его. Расстраивало его только то, что Вика в последнее время ничего, кроме работы не видела. Раньше она охотно ходила и в кино, и в театр, и на природу они нет-нет, да выбирались. И даже рождение первенца Алёшки, а затем в доме появилась кудрявая Дианка – не смогло прервать их совместных вылазок.

Но время шло, и Вика стала всё чаще задерживаться на работе, оставляя на Артёма все домашние хлопоты. Ей приходилось много ассистировать на операциях, без этого рост врачебной карьеры был невозможен. Другой муж давно бы запротестовал, если бы оказался на его месте. Но Артём очень любил жену, а без сына и дочки вообще не мыслил жизни. Так постепенно он научился и бельё гладить, и ковёр с красивым восточным узором пылесосить, и детей на прогулку собирать. А они уже привыкли к тому, что с ними бóльшую часть времени проводит папа, а не мама.

Одни из соседей считали его мягкотелым, другие – слишком добрым, у третьих он и подавно получил прозвище «тряпка». Артём то и дело слышал эти насмешливые перешёптывания за спиной. Он несколько раз пытался поговорить с Викой, но она, виновато улыбаясь, отвечала:

- Тёмик, что поделать? Работа для меня стоит далеко не на последнем месте. Ведь ты же знал, на ком женишься.

Артёму каждый раз хотелось возразить, что когда-то ему в голову даже не могло прийти то, что Вика будет больницу любить больше, чем его и детей, но жена подходила сзади, обвивала его за шею руками и легонечко целовала в макушку. Артём как-то сразу терялся и принимался упрекать уже себя в том, что он совсем не понимает супругу. А ведь когда-то дал слово, что будет с ней и в радости, и в горе.

‒ Ты прямо трудоголик какой-то, ‒ как-то раз огорченно сказал он Вике, понимая, что изменить ситуацию не в состоянии.
- Трудоголик – это не смертельно, - услышал он в ответ, - и вообще это не диагноз. А, стало быть, опасности для жизни не представляет.

Артём не мог представить себе того, что произойдёт вечером. Он первый раз за семь лет супружеской жизни повысил на Вику голос. Они уже собирались выходить из дома, как вдруг в коридоре зазвонил городской телефон. Перебросившись двумя фразами с человеком на том конце провода, Вика решительно пошла в комнату и вскоре вернулась в самом обычном платье.

‒ Тёмик, ‒ начала она,  ‒ пожалуйста, не сердись, но мне надо идти.
‒ Куда? – в голосе Артёма зазвучали нотки непонимания.
‒ Ну, Тёмочка, ‒ уговаривающее взглянула на него жена, ‒ ты же знаешь… Докторов сейчас не хватает, а мне, чтобы дорасти до оперирующего хирурга,  нужно постоянно находиться в операционной.
‒ Ночью тебе там случайно не нужно находиться? – неожиданно для самого себя вспылил всегда спокойный Артём, ‒ а то, пожалуйста! Я не против, хоть сутками там сиди!
Выпалил – и осёкся, словно сам испугался того, что произнёс.
Вика, с причёской, в макияже, была настолько обворожительна, что он, понял: на таких красивых женщин мужчина вряд ли имел право повышать голос.
Но, что сделано – то сделано! Пока он соображал, как исправить ситуацию, жена молча отодвинула его с дороги и, привычно сунув ноги в повседневные туфли, вышла на лестничную площадку.
‒ Билеты ты ещё успеешь сдать назад, ‒ услышал Артём как во сне. И не поверил, Викин это был голос или нет. Раньше он никогда таким обжигающе-холодным не был.

Через полчаса он ехал в автобусе и размышлял:

- Может, и правда, я никчёмный муж, раз ко мне такое отношение? Сто лет никуда не ездили, не выбирались. Избаловал я, наверное, Вику таким отношением. И правда, тряпка я какая-то, а не мужик. Хотел, как лучше, а получилось…

Кажется, он даже сказал это вслух, потому что окружающие пассажиры как-то странно на него посмотрели и почему-то расступились, не говоря ни слова.
Артём вышел из автобуса и направился к зданию драмтеатра. Он понятия не имел, где сдают билеты. Захлестнувшая было обида на жену, которая была готова променять выходной на операцию, уже прошла.

Мужчина увидел табличку «возврат билетов» и стрелку, указывающую, куда нужно идти. С горечью Артём подумал, что  он первый раз сдает билеты на спектакль. К горлу подкатил какой-то ком, дышать стало так же трудно, как когда-то в детстве, когда играли «в войнушку» и когда к его шее прикрепили верёвку для невсамделишного «повешения».

В окошечке показалась некрасивая носатая тётка:

‒ Билеты сдаем, молодой человек? – равнодушно спросила она.
‒ Да, ‒ тихо ответил он и почему-то посмотрел на свои ботинки. Он так и уехал в них из дома, не сменив на более удобные кроссовки. И теперь ему казалось, что даже сама мысль появления около театра в кроссовках была неестественной.
‒ Что стоим? Чего ждём? Давайте уже ваши билеты, ‒ донеслось до Артёма. Он сунул руку во внутренний карман и в тот же момент почувствовал, что его кто-то трогает за плечо. В следующий момент он увидел Вику.
‒ Извините, ‒ нагнулась она к театральному окошечку, ‒ он передумал. Вернее, мы передумали.

Она силой оттащила Артёма в строну.

‒ Тёмик, ‒ услышал он в ту же секунду, ‒ я вот что подумала: что мне сдалась эта работа? Пойдём, правда, в театр. Сто лет ведь уже нигде не были.
‒ Да… ‒ растерялся Артём, ‒ в таком виде в театр, как-то…
‒ Да что тебе вид? – улыбнулась Вика, ‒ кому он нужен, этот вид? – и она, как дома, ласково заглянула в его глаза.
‒ Как ты добралась? – не переставая удивляться, зачем-то спросил Артём, ‒ в городе пробки. Я сейчас ехал… ‒ и он запнулся.
‒ На такси, ‒ усмехнулась Вика. – Что, разве в наше время это проблема?
‒ Да нет, ‒ покачал головой Артём, всё ещё находясь в какой-то прострации от происходящего.
‒ Да я знаешь, о чём подумала? – медленно произнесла Вика и опять пристально посмотрела на мужа. ‒ Одной операцией больше, одной меньше… И она махнула рукой:
‒ Семью нельзя приносить в жертву работе.

Потом вздохнула, словно задавая вопрос самой себе: «Что, всю жизнь теперь подчинить карьерному росту?»

И добавила, глядя на удивлённого мужа:

‒ Трудоголик – это, конечно, не диагноз, но… ‒ тут Вика помолчала, ‒ это всё-таки опасно!

                                                                                                                                                                Трудоголик – это… Опасно!
                                                                                                                                                                  Автор: Магдалина Гросс

Абрикосы (*)

                (*) Абрикосы - Культурная отсылка.

Мы с тобою видели много лун -
Все оттенки жёлтого с молоком.
Я - уже не девочка, ты - не юн...
Молоко подкрашено коньяком.

Сон твой чуток стал, а, порой - пуглив.
Без причин слеза навернётся вдруг...
Раньше - пил вино из чужуйских слив,
А теперь вино - это твой недуг...

Мы прошли вдвоём миллион дорог...
Перекрёстков было - не сосчитать.
Наблюдал за нами всесильный Бог -
Разрешая вдоволь / дрова ломать/...

... Мы сегодня встретились в первый раз
В этом месте с вывеской "Далеко"...
Ты - преступно молод и ловелас,
А на мне жакет от Шанель Коко...

                                                              Умереть в один день...
                                                            Автор: Ольга Стрижова

Катя красотой не блистала, такой уж создала ее природа. А замуж хотелось. Все подруги и двоюродные сестры устроились, а Катюша…нет, не везло девчонке.

Росла она одна, других детей семье Шапиро Бог не дал. Хорошим человеком выросла Катенька, а в личной жизни никак ей не везло, уже почти 29, суженого не предвидится. И Узнала Катя, что на краю города в стареньком домишке проживает сербиянка Зарина, она любую судьбу по картам вычислит. Идти одной Кате не хотелось, позвала она с собой Цильку, сестру замужнюю двоюродную. Цилька поломалась, но пошла.

Ей везло, Цильке, Петька обожал свою жену и подарками задаривал. Не нужно было ей сербиянское гадание, все и так отлично.

Домик располагался на самой окраине, около кладбища. Зарина встретила их приветливо. Маленькая, сухопарая пожилая женщина, одетая в обычную кофточку и застиранную юбку, смотрела на девушек озорными глазами молодой соблазнительницы.

- Проходите, красавицы, - сказала гадалка, - Сейчас посмотрим, что вас ждёт.
- Мне не надо гадать, - возразила Циля, - Я за компанию с сестрой.
- Как раз тебе и надо, милая, ох, как надо, не всё у тебя хорошо, девушка-красавица, не всё.
- Вы ничего не понимаете, я – счастливая, у меня прекрасный муж, дай Бог, детки будут, - в пику сербиянке проговорила Цилька.
- Не хочешь, не надо, твоё дело, - миролюбиво ответила гадалка и повернулась к Кате.
- Замуж не можешь выйти? – спросила Зарина Катю.
- Не могу, некрасивая я.
- Это кому как, милая, - гадалка разложила карты и стала рассказывать, что на них видит.
- Я не поняла, объясните мне ещё раз, Зарина, - попросила Катя.
- Скажу просто: выйдешь замуж ты за начальника. Вот-вот это случится.
- Сколько вам заплатить? – спросила Катя.
- Сколько дашь, дорогая, сколько тебе сердце велит.

Катя положила на скатерть деньги, и они с Цилькой вышли на улицу.

- Старая идиотка, - сказала Цилька, - Чего она ко мне привязалась? Зря я пошла с тобой. За начальника выйдешь, где ты его возьмёшь? Ты поверила? Только деньги выбросила, простушка, теперь обычных работяг не хватает, а тебе начальник на удочку попадётся? Бред сивой кобылы. Мошенница!
- Не знаю, - простодушно ответила Катя, - Посмотрим.

Через неделю семья Шапиро была приглашена на свадьбу дочери друзей. Да и какая свадьба? Так, вечерок. Кроме молодожёнов и их родителей, были приглашены Шапиро и мужчина лет 40, дальний родственник жениха. Катя оказалась за столом рядом с ним.

- Лёня, - представился мужчина.
- Катя.

Лёня ухаживал за девушкой и всё время приглашал Катю танцевать. Она уже знала, что он – главный инженер инструментального завода, живёт в центре города, готовит ему домработница, жены нет.

- Удивительно, сейчас так много и молодых девушек, и вдов, а вы….
- Я был женат, но всё время пропадаю на работе, а жене хотелось, чтобы чаще оставался дома, уделял внимание только ей. Разошлись, она вышла замуж за другого, теперь в Ташкенте живёт. А вы замужем?
- Нет, никогда не была, - честно призналась Катюша.
- Такая славная девушка и не замужем! Вы с ума сошли! Приглашаю вас завтра в театр, там премьера. Пойдёте?
- С удовольствием, я люблю театр.

Он сделал ей предложение ровно через неделю знакомства. Катя приняла его, хотя Цилька обвиняла её в легкомыслии и неразборчивости.

- Дура! Он на целых 12 лет старше тебя. Что ты с ним будешь делать? Он умрёт раньше тебя, ты останешься одна. Что, я тебя спрашиваю, святая простота?
- Жить, детей рожать.

Цилин брак закончился ровно через полгода: Петю посадили за взяточничество. Тогда и вспомнила молодая женщина слова сербиянки. Может, старая ведьма всё это устроила? - -- Если бы не боялась, набила бы ей морду, - думала Циля, - а вдруг старуха меня на тот свет отправит? Ведьма, и есть ведьма!

Катя и Лёня прожили вместе долгую жизнь и умерли почти в один день, так уж случилось.

Подруги завидовали их браку, а Циля, возненавидевшая удачливую сестру, постоянно говорила знакомым.

- Он старый, умрёт, она останется одна с детьми, три пацана растут….

Циля так больше и не вышла замуж, хотя прожила почти 90 лет, а её муж Петр повесился в тюрьме, не выдержал неволи.

                                                                                                                      И выйдешь ты замуж за начальника... (Избранное)
                                                                                                                                            Автор: Зинаида Маркина

Не стерпелось - не с любилось

Стерпится - слюбится, так не бывает,
Сердце холодное вряд ли растает.
Вряд ли на коже покажется дрожь,
Чувства приходят спустя - это ложь!

Жизнь без любви не несёт чудеса,
Сколько не глянь не в родные глаза.
В них не найти теплоты для двоих,
Здесь даже разум устал и затих.

Здесь не поможет ни ласка, ни смех,
Если касанья морозны, как снег.
Руки чужие, различны мечты,
Нет, не распустятся в сердце цветы!

Сколько не думай, не ладен сюжет,
Уют и комфорт, а любви, увы, нет!
Просто есть свой человек и не свой,
Как не крути, он не станет родной.

                                                            Стерпится - слюбится, так не бывает
                                                                             Автор: Катерина Кейнси

История с единицей 12х ускорение 1975

  Были последние числа августа, а конец лета на юге такой же жаркий и приятный, как июнь и июль.

Я возвращалась в свою «ссылку» на Урал, к моему месту работы после окончания  института, где нужно было отработать три года.

Да я тогда и не знала, что эта ссылка навсегда останется в моей памяти, ведь это самые светлые воспоминания  юности.

В Воронеже жили мои друзья, с которыми в детстве мы принимали лунные ванны, играли в салки.

Иногда забредали в колхозные поля и в чужие сады за арбузами, хотя  у каждого был свой сад дома.

Просто нужны были острые ощущения и романтичные приключения. И мы их получали на нашем «пятачке», где собирались по вечерам.

Так вот Машка и Миша Куликовы ждали меня давно.

Мой поезд отправлялся вечером, поэтому я заглянула к ним на несколько часов.

А Машка такая смешная,  накануне позвонила мне и говорит:

«Я тут тебе жениха приглядела, хочешь, познакомлю! Когда приедешь?»

Я, конечно, не возражала, тем более, что и отрабатывать - то на Урале мне осталось всего год.

Чем чёрт не шутит, а вдруг понравится. Почти все мои ровесники переженились, и ровесницы были замужем.

Вечером мы отправились в сквер знакомиться, так сказать, на свидание.

Машка очень быстро находила общий язык с людьми, благодаря шуткам - прибауткам. Что - нибудь такое сморозит, до слёз потом хохочешь.

Едем в трамвае, она мне даёт «наставление»: «Он водитель, зовут Мишкой, ты его не очень - то задирай, живёт с матерью, у него на окраине свой дом».

Доехали быстро.

Приближаемся к назначенному месту. Сидит белобрысый парень, среднего роста, ничем непримечательный.

Но сразу бросилась в глаза небрежная одежда: брюки в жирных пятнах бензина.

Оторванный в плечах рукав старенького свитера, стоптанные башмаки.

«Да - а - а! - подумала я - Хорош гусь! Пришёл знакомиться, и так безобразно  одет». 

Разговор  как- то не клеился. Так, о том, о сём — и, почти, ни о чём.

Они меня проводили на поезд  часов в 10 вечера. А уже на второй день я вышла на работу.

Как-то сразу всё закрутилось: педсоветы, классные часы, уроки. И я забыла про всю эту историю.

Но вскоре «жених» о себе напомнил коротеньким письмецом.

Вскрыла, стала читать. Боже! Сколько же здесь было ошибок! Невольно рука потянулась к ручке с красной пастой.

Наконец, письмо было прочитано мной, но листочек весь пестрел от красных чернил. А в конце письма я поставила жирную единицу.

Из всей этой писанины мне запомнилась одна лишь фраза:

«Когда ждали поезд, ты, как Зоя Космодемьянская,  стояла на перроне, такая далёкая и неприступная».

Так хохотала над этой «Зоей Космодемьянской!»

Такое, и нарочно не придумаешь. А он вот нашёл сравнение, да ещё какое!

Я, конечно, ответила на письмо, а между делом посетовала, что на первое свидание к девушке в таком виде не приходят.

Что-то ещё писала, уже и не помню сейчас, одним словом, он мне был не интересен, и об этом я ему тоже написала.

А через год я, отслужив государству  положенный срок, уехала в свою родную Воронежскую область, в свой отчий дом.

Впереди - полная неопределённость.

Море вещей, вагон и маленькая тележка  художественной и методической литературы.

В Москве я встретилась с братом (он только что закончил учиться).  Мы купили билеты до Воронежа. 

И, о ужас! Прибываем в Воронеж  в 9 часов вечера.

Моя Машка куда - то слиняла из города, а знакомых в городе ноль.

Автобусов до моего Архангельска уже никаких. Что делать?

И тут из памяти, откуда - то выплывает подсказка: у меня же есть знакомый, Мишка, А что, если ему отправить телеграмму?

Я так и сделала. Переночевать есть где. А утром домой.

Подъезжаем к родному городу, я всё - таки забеспокоилась: «Вдруг не встретит!».

Но… поезд медленно тормозит, заскрипели колёса.  Я к окну. И каково же было моё удивление! 

На перроне стоял Мишка. Но теперь его было не узнать: новенький с иголочки роскошный костюмчик, в руках букет цветов, на ногах модные штиблеты, а в глазах - ожидание.

Ну, думаю, мой урок пошёл ему на пользу. Мы с братом с сумками и кучей чемоданов вывалились из вагона.

Мишка заказал такси, привёз нас домой, познакомил со старенькой мамой, накормил ужином.

Уже стемнело, брат ушёл спать, а мы всё сидели в саду и опять разговаривали о том - о сём!

Разговор не клеился. Вдруг Мишка полез обниматься, целоваться. Это было уже слишком!

Я его легонько отстранила, сказав при этом:

«Не спеши, и коли, уж ты так намекаешь на свадьбу, у нас впереди ещё  много времени для этого, всё решим завтра, а сегодня я очень устала».

Он  не возражал, и я ушла спать.

В голове мелькала одна мысль: « Как это у него всё просто, одна встреча и уже под венец!»

Наутро мы уехали, распрощавшись.

Он пообещал приехать, свататься. Я очень - то и не возражала.

Но, приехав домой  и сто раз обдумав, я сочла это ужасной глупостью и тут же написала ему коротенькое письмо о том, что я передумала. 

И свадьбы не будет, объяснив это тем, что у меня к нему нет никаких чувств.

Вот так закончилось моё знакомство с городским кавалером. И, кто знает, как бы сложилась моя жизнь, согласись я на этот брак.

Не знаю, насколько верна народная пословица: «Стерпится - слюбится!» Наверное, уже не те времена, что были раньше.

Да и мы совсем другие стали. Я иногда с улыбкой вспоминаю о своём воздыхателе  и думаю, что всё - таки к себе тоже надо прислушиваться, интуиция не подводит.

А Мишка вскоре женился, затем развёлся, и снова женился.

Больше я о нём ничего не слышала.

Наверное, таким бесшабашным Мишкам легче жить, ни о чём особо не задумываясь

                                                                                                                                                                                          Незадачливый жених
                                                                                                                                                                                       Автор: Зинаида Попова

Отходил пароход от пристани

Ну зачем мне такая любовь,
Что сожгла до золы сердце жаркое?
Воду с ядом влила в мою кровь.
И затмила собой солнце яркое.

Ну зачем мне такая любовь,
Что не греет зимой, стужей лютою?
Не спасает от злейших врагов
И болит в душе раной открытою.

Ну зачем мне такая любовь,
Что добра в ней не вижу и милости?
Не находит ключей от замков.
Не закрытых, висящих поблизости.

Ну зачем мне такая любовь,
Породившая страх одиночества?
Без любви мир к безумству готов.
Мне с любовью пожить очень хочется.

                                                        Ну зачем мне такая любовь (отрывок)
                                                                       Автор: Любовь Толмачёва

Она была хороша и сзади, и то, что она не пошла вперёд, а задержалась, вопросительно взглядывая на него и этим как бы выражая уже свою зависимость, — всё это страшно обрадовало Агеева, хоть минуту назад он испытывал стыд и неловкость от того, что она приехала.

Он понимал отдалённо, что и выпил только потому, чтобы не было так неловко.

— Я тебе привезла газеты… — сказала Вика, когда Агеев догнал её. — Тебя ругают, знаешь? На выставке страшный шум, я ходила.
— А! — опять сказал он, испытывая в то же время глубокое удовольствие. Колхозницу не сняли? — тут же с тревогой спросил он.
— Нет, висит… — Вика засмеялась. — Никто ничего не понимает, кричат, спорят, ребята с бородками, в джинсах, посоловели, кругами ходят…
— Тебе-то понравилась? — спросил Агеев.

Вика неопределённо улыбнулась, а Агеев вдруг разозлился, нахмурился и засопел, нижняя губа его выпятилась, тёмные глаза запухли, поленивели.

«Напьюсь!» — решил он.

И весь день уже, как чужой, ходил с Викой по городу, зевал, на вопросы её мычал что-то невнятное, ждал на пристани, пока она справлялась о расписании пароходов, а вечером, как ни просила его Вика, снова напился, заперся у себя в номере и, чувствуя с тонкой глубокой болью, что Вика одна у себя, что она расстроена, не знает, что делать, только курил и усмехался.

И думал о рыжей Жанне.

Раза два принимался звонить телефон. Агеев знал, что это Вика, и трубку не снимал.

«Иди пасись!» — злобно думал он.

На другой день Вика разбудила Агеева рано, заставила умыться и одеться, сама укладывала его рюкзак, вытаскивала из-под кровати этюдник и спиннинг, заглядывала в ящики стола, звенела пустыми бутылками и была решительна и бесстрастна.

На Агеева она не обращала внимания.

«Прямо как жена!» — с изумлением думал Агеев, следя за ней.

Морщась, он стал думать, как быстро приживаются женщины и как они умеют быть властными и холодными, будто сто лет с ней прожил.

Голова у него болела, он хотел спуститься в буфет, но вспомнил, что буфет закрыт ещё, покашлял, покряхтел и закурил натощак.

Ему было худо.

Вика между тем успела расплатиться внизу и вызвала такси.

«Чёрт с ним! — вяло думал Агеев, выходя на улицу и залезая в машину. — Пускай!»

Он сел и закрыл глаза. Начинался утренний дождь, и это значило, что на весь день.

Пошёл даже снег. Мокрый и тяжёлый, он падал быстро и темнел, едва успев коснуться мокрых крыш и тротуаров.

На пристани Агееву стало совсем плохо.

Он задремал, изнемогая от тоски, не понимая, куда и зачем ему нужно ехать, слыша сквозь дрему, как свистит, погукивает ветер, шлёпает о причал вода, как возникают на высокой ноте, долго трещат и затихают потом моторки.

Вика гоже погрустнела и озябла.

От недавней её решительности не осталось и следа, она сидела рядом с Агеевым, беспомощно осматриваясь, — поникшая, в узких коротких брюках, по-прежнему с непокрытой головой.

Ветер трепал, сваливал на лоб ей волосы, и было похоже, будто она получила телеграмму и едет на похороны.

«Брючки надела, — желчно думал Агеев и закрывал глаза, стараясь поудобней приладиться у фанерной стены. — Ну куда меня чёрт несёт? Ай - яй - яй, до чего плохо!»

Они еле дождались своего парохода, с нетерпением смотрели, как он подваливает, шипит паром, стукает, скрипит о причал, отдирая от причального бруса белую щепу.

Но и на пароходе Агееву не стало легче.

Где-то внизу благодатно клокотало и бурлило, ходили в горячем масле жёлтые поршни, было тепло, а каюта на носу была мрачна, холодна и застарело пахла.

За стеной гудел ветер, волна плескала в борт, стекло нервно звякало, пароход покачивало.

За окном смутно, медленно тянулись бурые, уже сквозящие леса, деревни, потемневшие от дождей, бакены и растрёпанные вешки. Агеева знобило, и он вышел из каюты.

Побродив по железному рубчатому настилу нижней палубы, он примостился возле машинного отделения, недалеко от буфета.

Этот буфет тоже не открылся ещё, хотя на камбузе варили уже солёную треску и оттуда вонюче пахло.

Агеев забрался с ногами на тёплый железный рундук, облокотился на берёзовые дрова с лоснящейся атласной корой и стал слушать мерные вздохи машин, шум плиц за бортом, нестройный говор пассажиров.

Как всегда, те, кого недавно провожали, не затихли ещё, не успокоились, горланили, острили, а на корме играли на гармошке, громко топали по железу палубы, вскрикивали: «Эх! Эх!»

У крана с кипятком заваривали чай в кружках и чайниках и пили, отламывая от батонов, сидя прямо на узлах, на чемоданах, в тепле, покойно поглядывая на озеро, по которому ветер гнал беспорядочную тёмную волну.

Женщины разматывали платки, причёсывались, ребятишки играли уже, бегали и возились.

Жёлто засветились лампы в матовых колпаках, и сразу снаружи стало ещё темней и холодней.

Агеев лениво поводил глазами, оглядывался.

Проходы были завалены мешками с картошкой, корзинами, кадками с огурцами, какими-то тюками.

И народ был всё местный, добирающийся до какой - нибудь Малой Губы.

И разговоры были тоже местные: о скотине, о новых постановлениях, о тёщах, о рыбодобыче, о леспромхозах и о погоде.

«Ничего! — думал Агеев. — Один только день, а там остров, дом какой - нибудь, тишина, одиночество… Ничего!»
 
                                                                                                                                                                              Адам и Ева (отрывок)
                                                                                                                                                                             Автор: Юрий Казаков