Ангел железного человека

Всё хуже мне теперь день ото дня,
Так тошно, что не вымолвить ни слова.
Вокруг сплошная, гладкая броня -
Я с головы до пят в неё закован.

Как рыцарь что в доспехи облачён,
И на коня не может сесть бес свиты,
Неповоротлив, скован, обречён,
Быстрей погибнуть от такой защиты.

Канули в лету средние века,
Теперь доспехи не приметны глазу.
Не видимая сталь их всё ж крепка,
Не прошибёшь ничем её, ни разу.

В них по началу было так легко -
Насмешки, сплетни, ложь, ну и так далее,
Не проникали внутрь глубоко -
О панцирь стукнув, с треском отлетали.

Примерив как от трудностей заслон,
Я кожей врос в те проклятые латы,
И заржавел нутром, и пробил он -
Последний час пожизненной расплаты!

Снаружи всё казало бы о`кей,
Но задыхаюсь, плавясь от удушья,
А на поверхности сияет всё сильней,
Холодный блеск пустого равнодушия.

Стал чёрств и к радости, и к боли я людской,
Ни всколыхнёт меня ни грубость и ни ласка.
Лицо закрыто плотною стеной, -
Ожесточённость - металлическая маска.

                                               Железный человек (Избранное)
                                                     Автор: Сергей Кутузов

Лиля никогда не бывала на настоящем венецианском карнавале, и потому весь её сценарий состоял из разрозненных познаний, смелых фантазий и вольных домыслов. Она вполне допускала, что некоторые банковчане, в отличие от неё, не раз посещали Венецианскую лагуну во время грандиозного праздника притворства, и удивить их будет достаточно непросто. Требовалась изюминка.

Лиля рассчитывала использовать дизайнерские маски. Найти подходящие изделия не так-то просто, но даже в нынешнюю прагматичную индустриальную эпоху существуют люди, творящие маленькие чудеса. Лиля знала одну мастерицу-затейницу. Вообще-то эта дама была художником по куклам, жила за счёт заказов для кукольных спектаклей. Ей присылали причудливые эскизы, и она по ним создавала разнообразных шалатев-болтаев. Сказочные и фантастические персонажи обретали свою тряпичную плоть в её мастерской. Забавных уродцев, исполненных собственноручно, женщина обожала и любовно называла их «тряпсами». Тряпсы пучеглазо таращились, смешно болтали несуразными конечностями, улыбались беззубыми ртами и всем своим нелепым видом забавляли зрителей. Это и было их главным предназначением – развлекать людей.

Художница сбывала поделки за умеренную плату, и тряпичные существа быстро обретали биографию. Одни приживались в театрах, другие – в галереях, некоторые – даже в частных коллекциях. Самые везучие тряпсы отправлялись в благополучное зарубежье. Не перевелись ещё состоятельные чудаки, питающие слабость к авторским куклам. Эти ценители оригинальных игрушек живут в разных странах, их сближает страсть к искусству и связывает Интернет. Они имеют свои сайты, блоги, создают виртуальные галереи, очень активно общаются. Мир тряпсов тих, уютен, мягок и удивительно обширен.

Лилю тоже притягивали эти сгустки эмоций, фантазии, ткани, меха и ниток в виде авторских кукол. Было в них что-то ангельское и дьявольское одновременно, какая-то философия, намёк, подтекст. Знакомство с непростыми игрушками произошло в Живом Журнале. Она однажды набрела на блог пользователя hloflo , и мир тряпсов приоткрылся ей, как будто отворилась таинственная дверца в каморке папы Карло. Hloflo — так именовала себя в Интернете рукодельница Валентина. Лиля списалась с художницей, и спустя некоторое время виртуальное общение перетекло в нечастые реальные встречи.

Творческие амбиции Валентины не ограничивались куклами. Она создавала интересные, загадочные маски. Однако если тряпсы продавались с переменным успехом, то маски почему-то покупали крайне редко. Некоторые из них украшали стены Валиной квартиры, а какие-то и вовсе томились в коробках. Лиля не раз приходила посмотреть оригинальные вещицы, но так и не выдался случай использовать творения Валюши. И вот их час настал…

Денис позвонил в полдень.

– Я сегодня рано освободился, и мог бы подъехать к тебе! – радостно сообщил он. – Как ты на это смотришь? Ты на работе?
– Я очень занята, перезвони позже, – коротко ответила Лиля, не желая развивать тему.
– А на обед домой тебе не хочется? – не унимался Денис.
– Ездить обедать домой – непозволительная роскошь для меня, – сухо изрекла Лиля. – Большая потеря времени.
– И ничего нельзя придумать, чтобы увидеться? – парень непривычно упорствовал.

«Однако!» – подумала Лиля и хотела, было, простым нажатием кнопки завершить беседу без лишних объяснений, но удержалась на связи. Что-то слышалось в его голосе, что-то цепляло. Какие-то особые нотки мужского нетерпения, заводная, задорная дерзость, которая допустима лишь между интимными приятелями…

Лиля сдалась и предложила свой вариант свидания:

– Мне нужно отлучиться из офиса по делу. Составишь компанию? Поможешь?
– Спрашиваешь! – откликнулся Денис, не раздумывая. – Куда подъезжать?

Лиля ждала его в машине. Она видела, как Дэн возник на тротуаре из подземки, как шёл к ней, разрезая пространство сильными движениями – высокий, ловкий, ладный, красивый. «Просто явление молодого Бога!», – иронично подумалось ей. – Только не с неба сошёл, а поднялся из подземелья, из преисподней».

Вместо приветствия она метнула колкий вопрос:

– Тебе что, сегодня нечем заняться?
– Я с утра быстро разделался с зачётом по психологии, и день свободен! – радостно пояснил студент. – Могу зачётку показать.
– Маме с папой покажешь, – усмехнулась Лиля. – Мне не надо. Мне от тебя другое требуется.
– Куда едем? – поинтересовался Дэн.
– К одной замечательной художнице. Мне надо отобрать маски для банковского карнавала. Ты поможешь и выбирать, и укладывать, и в машину грузить. Идёт?
– Договорились!

Валентине Лиля отрекомендовала Дениса так:

– Я к тебе с ассистентом!
– Симпатичный у тебя помощник! – отметила художница и игриво подмигнула.
– С такими приятнее работать, – отшутилась Лиля.

А Денис тем временем озирался по сторонам, разглядывая тряпсов и маски.

– Что, нравятся? – с довольством спросила Валентина.
– Впервые вижу такое! – восхищённо признался Денис. – Интересно у вас! Как на вернисаже!
– Подожди, сейчас ещё удивлю. Ну-ка, помогай, ассистент! Вот тебе стремянка, доставай с антресолей коробки!

В ворохе причудливых безглазых образов разбирались часа полтора.

– Я приготовила вам тару для переноски, – заботливо сказала хозяйка и развернула полотняные сумки в клеточку.
– Как челноки побредём! – усмехнулась Лиля.
– Зря ты так, Лиличка! Это самые удобные, лёгкие и прочные сумки! Мы, художники, тоже ими пользуемся, – заметила Валентина.
– Ладно, нам недалеко тащить – до машины, – согласилась Лиля.

Сумки благополучно загрузили в багажник, но уехать без проблем не удалось. Машина заглохла неподалёку от дома Валентины. Она как-то натужно рыкнула, и вероломно остановилась, словно решила отомстить своей хозяйке за прежние оплошности и давние обиды. Лиля повертела руль, выскочила на улицу, открыла капот. Притихший Денис наблюдал за её действиями.

– Вот чёрт! – с весёлой злостью сказала Лиля, вернувшись на водительское место. – Ни раньше, ни позже! Она у меня уже который день что-то барахлит, но я надеялась, что это пустяки. Некогда было в сервис ехать!
– А что же оказалось? – спросил Денис. – В чём причина?
– А я знаю! – воскликнула Лиля. – Я водитель, а не механик. Рулить умею, а во внутренностях, то есть в механизмах, ничего не смыслю!
– И я помочь не могу…
– Я уже догадалась, что в этом деле от тебя толку не будет! – сказала Лиля. – Выхода нет, придется оставить машину пока здесь. Потом я приеду за ней со специалистом. У меня сосед – хороший автослесарь, не раз выручал. Надо поймать частника, что ли… Или таксиста. В этом-то поможешь?
– Зачем нам кто-то? Тут ведь метро рядом, – находчиво заметил Денис. – Может, на метро рванём?
– С этими сумками мы, в самом деле, как челноки! Хорош сюжет! – воспротивилась Лиля.
– Я их понесу, а ты пойдёшь, как королева. Раз-два – и мы в вагоне! Пятнадцать минут – и на станции «Динамо». А там чуть-чуть остаётся до твоего дома, – рассудил Денис.
– Не так уж и близко… Вообще-то можно сумки и в офис забросить, это ближе будет, – прикинула Лиля.
– Тем более! Вперёд?
– Ой, в самый час пик угодим! – предположила Лиля.
– Пустяки, дело житейское! – утешил Денис.

В метро царил час многолюдья. Человеческое море ширилось, гудело, колыхалось, и каждый входящий становился лишь каплей, ничтожно малой частью огромного пассажиропотока. Казалось, что в плотной толпе можно потерять ориентиры, пропасть, не выбраться на волю. Однако людей подхватывали стремительные эскалаторы, а скоростные поезда развозили, прибывая на станцию один за другим. Транспорт исправно работал в заданном темпе.

У Дениса оказался многоразовый абонемент, по которому они оба прошли через турникеты. Парень легко управлялся с баулами, словно они его и тяготили вовсе.

– Тебя не смущает твоя ноша? – Лиля почти крикнула ему в ухо.
– Нет! – бодро ответил он. – Я часто с ракетками и мячами тут таскаюсь. Мои чехлы не легче.
– Так твои чехлы иначе смотрятся!
– Посмотри, все что-то держат в руках! – сказал Денис. – И никому нет никакого дела до чужих вещей!

Лиля внимательно пригляделась. Денис оказался прав: кто-то нёс солидный портфель, у кого-то свисала с плеча пижонская торба, пестрели модные дамские ридикюли размером со средний чемодан, и сами чемоданы тоже вырисовывались, а уж молодёжные рюкзаки и пластиковые пакеты не поддавались подсчёту. Просто царство сумок всевозможных расцветок и фасонов!

– Главное – не заморачиваться! – сказал Денис. – Мы же не взрывчатку везём! Если остановят менты, то документы у нас имеются.
– Ты прав, мой милый друг! Мне нравится твой подход к проблеме! – весело согласилась Лиля. – В конце концов – это маленькое, но забавное приключение!

На эскалаторе Дэн поставил баулы на ступеньку и обнял Лилю за талию. Она не отстранилась, и парень осмелел ещё больше. Он поцеловал её – раз-другой, а у неё немного закружилась голова. Лиля видела его глаза, и боковым зрением – чьи-то лица, рекламные плакаты, которые плыли мимо вниз и вверх.

– Романтика мегаполиса, поцелуи в метро, – иронично сказала Лиля, придя в себя. – Вообще-то приятно. Как в кино.
– А с тобой вообще как в захватывающем сериале! – ответил Денис. Он щедро излучал отличное настроение, так и искрился радостью.
– Знаешь, с тобой тоже, – сказала Лиля с одобрением.

Дэн довольно улыбнулся.

– У тебя какие-то глаза хитрющие! О чём ты думаешь? – поинтересовалась она.
– Что происходит в мире в этот момент? – вдруг спросил он. – Вот что тебе известно из последних мировых событий?
– Запускается андронный коллайдер, какой-то крупный метеорит пролетает близко к Земле, международный экипаж вот-вот отправится в космос, – перечислила Лиля. – Где-то воюют…
– А мы целуемся в метро на эскалаторе! – ликующе констатировал Денис. – И это самое важное событие! Осторожно, нам выходить! Смотри под ноги.

Сумки закинули в офис и налегке отправились на улицу Планетную. Дороги стали свободнее, час пик миновал...

Дома Лиля заглянула в холодильник и торжественно сообщила:

– У меня тут мышь повесилась!
Совсем ничего? – спросил Денис.
– Почти! Вот такая уж я хозяюшка! Могу предложить минеральной воды и чай с крекерами. Но вообще-то покушать хочется. Макароны можно отварить, но ни сыра, ни колбаски. Может, кашу сварить? – рассуждала Лиля.

– Можно сходить в магазин. Какой ближе?
– Я люблю магазинчик на Красноармейской, дом номер восемь. Там такая ветхозаветная «Бакалея», будто из советского детства.
– Ретруха, что ли?
– Ну, что-то вроде того.

В это время Денису позвонили.

– Извини, я отвечу, – сказал он. – Да, слушаю! Серёга, ты?

Переговорив с кем-то, он обратился к Лиле:

– Ты любишь японские суши?
– Эти рулетики со всякой рыбой, рисом и травой непонятного происхождения? Несерьёзная еда! Не родная, хоть и модная, – заявила Лиля. – А что ты придумал?
– У меня друзья сегодня в ресторане «Кабуки» ночную смену отрабатывают. Зовут на ужин. Обещают накормить сытно и дёшево, за полцены.
– А кроме суши там найдётся ещё что-то?
– Конечно! Обычная европейская кухня. Едем?
– На метро?
– Конечно!
– И опять будем целоваться на эскалаторе?
– Ещё как! – пообещал Денис. – Всем на зависть!

Друзья Дениса исполняли роли японцев из далёкого прошлого. Они разгуливали по ресторану в ярких мужских кимоно из плотного искусственного шёлка и церемонно, с достоинством древних воинов, кланялись гостям, сложив ладони лодочкой. Глаза у ребят были подведены тушью, а на головах красовались затейливые шапочки.

– Серёга – кореец, боксёр, – пояснил Денис. – А Чен – вьетнамец. А здесь они подрабатывают японцами! Чен со мной в одной группе учится. Я иногда его спраррингую. Он говорит, что закончит наш ВУЗ, уедет к себе во Вьетнам, и будет очень много зарабатывать, быстро разбогатеет, потому что у них почти нет дипломированных специалистов по теннису.

Им приготовили речную форель. Рыба была свежая, нежная, и буквально таяла во рту. Потом принесли душистый зелёный чай в симпатичных чайниках, и они медленно пили его под завораживающую мелодию, звучавшую в зале. Когда выдавалась возможность, друзья Дэна подсаживались к столу, и со стороны казалось, будто они ужинают с настоящими самураями.

На улице тем временем стемнело, на небе мерцали первые звёзды.

– Смотри, какая луна нахальная! – заметила Лиля. – Яркая, чертовка, притягательная! Смущает, подглядывает!
– Подгулявшая, как мы! – подхватил Денис.

До метро шли пешком, а в вагоне обнялись, словно долго не виделись. Их нежность никого не удивила и не смутила. Пассажиров было мало, в основном – молодые парочки, которые так же беззастенчиво льнули друг к другу, словно не существовало ничего важнее их взаимного притяжения. Поезд нёсся в ночи, а внутри него пульсировала чувственность. Ночное метро оказалось совсем не похожим на дневное.

На эскалаторе Денис крепко обхватил Лилю и поцеловал прямо в губы. Лиля не противилась. Ей нравилась его смелость, его сильные руки, его нетерпение. Она сама скользнула в объятия, чтобы снова забыться, стремительно возносясь вверх. Лиля наслаждалась давним, почти утраченным ощущением студенческой бесшабашности и беззаботности. Эти объятия в ночном метро стирали границу между прошлым и настоящим. Они длились мгновения, но вызывали сильные всполохи эмоций.

– Как хорошо гулять по ночному городу, никуда не торопясь! – сказала Лиля, когда они вновь очутились на свежем воздухе.
– Мы можем делать это всякий раз, когда ты пожелаешь! – ответил Денис.

Дэн остался ночевать у Лили. Легли вдвоём на её широкой кровати, похожей на маленький остров. Никаких альковных ласк не случилось. Денис уснул почти мгновенно, как нарезвившийся щенок. От него веяло юностью и слабо пахло яблоком. Даже во сне он оставался налитым жизненными соками, словно спелое тугое яблочко. Лиля слышала ровное дыхание Дениса и думала в мареве полудрёмы: «Он, конечно же, ещё мальчишка, и с ним весело, свободно. Но в то же время он уже и мужчина, и с ним безопасно, надёжно. Славная ночь!».

                                                                                                          Любовь как откровение. Глава 11. Поцелуи на эскалаторе (Избранное)
                                                                                                                                                Автор: Теплякова Лариса Юрьевна

Рубашка - наизнанку

Я - Никто. А ты — ты кто ?
Может быть — тоже — Никто ?
Тогда нас двое. Молчок!
Чего доброго — выдворят нас за порог.

Как уныло — быть кем-нибудь —
И — весь июнь напролёт —
Лягушкой имя свое выкликать —
К восторгу местных болот.

                        Поэтасса - затворница: Эмили Дикинсон
                                        Перевод В. Марковой

Когда я впервые в жизни вдохнул вдосталь природного воздуха, то в первый раз заплакал от удовольствия и радости — такой мне сладкой жизнь эта показалась. Заплакал, потому как это было мое единственное проявление активности, иного я ещё ничего не умел. Я потонул в ослепительности — ведь вместе со мной родился и новый день.

— Смотрите, Емельяновна, а оно в «рубашке!» — защебетала молодая сестричка — наверно, практикантка.
— Так и есть. Счастливого ты, Гафия, сыночка родила. И прекрати стонать, хватит. Сейчас пуповину отрежем и будешь отдыхать.

Взблеснули ослепительные инструменты — и уже я завопил от боли. Второй раз. И замолчал, так как мной овладели новые ощущения — я плавал в воздухе. Емельяновна положила меня на твёрдое холодное ложе и раздела мою «рубашку» — тоненькую пузыристую пленочку из материнского лона. Потом я снова в воздухе поплыл к матери.

— Погляди ещё немного, Гафия, на своего счастливчика, а потом отнесём его  в палату для грудных. А ты спи себе. «Рубашечку» я обработаю препаратами, заберёшь её домой, пусть будет на память...

Я лежал в кроватке рядом с двумя младенцами и смотрел в окно на улицу. Вставало солнце. Внизу — скалы, очерет и много - много ослепляющей воды. Волны переливались под солнцем, и всё двигалось, плыло. Я знал, что вода господствует над всем, так как её много на планете — больше, чем суши, рыб, животных, людей...

Я ещё много чего не видел, но почему - то определённо знал, что всё в мире именно так и есть. Знал также, что речная вода течёт в море, морская — в океан, она движется, как сама жизнь. Есть рождение и есть смерть. Жизнь, равно как смерть, даётся и человеку, и скотине, и всему сущему лишь один раз. Да ведь и в одну реку нельзя войти дважды, говорил философ.

Лежать нудно — очень медленно движется время. Весна только на крыло становится. Лед сошёл, вода в берега входит. На вербах пушистые серёжки распускаются. Я знаю — они мягкие-мягкие. А вон дальше, на другом берегу, куда ни кинь глазом — степи, степи...

Неподалеку от реки растут старые липы — всё, что осталось от панского сада. Посреди кучи мусора валяется черепица с фирмовой надписью, кирпичи, камни — остатки от строений. Их ещё до революции разрушили, спалили. А нужно ли было? Сейчас вот снова землю продают под дыни, арбузы, огурцы, помидоры... А хозяева, новоиспеченные паны, лишь иногда из города наведываются, в основном, когда продукцию нужно сбывать.

А испокон вечные селяне снова ишачат. Так что же изменилось за столетие? Разве что колесницы. Когда - то лошади их тащили, а сейчас конская сила принимается за эквивалент мощности. Вечные основы бытия — незыблемы. Я, скорее всего, не вовремя родился, потому что развитие человечества неравномерное — бывают и взлёты, и падения. Нынче, как видно, не лучшие времена. Хотя моё появление, к сожалению, от меня не зависело.

— Да мальчик, говорю! Три семьсот! — верещала по телефону молодая сестричка. — Здоровый казачинище! Ещё и в рубашке родился. Емельяновна говорит, что счастливым будет. Все беды обходить его будут.

«И обойдут», — про себя повторяю и делаю попытку усмехнуться. Ибо это же правда. ...

                                                                                                                                              В рубашке рожденный (Избранное)
                                                                                                                                                     Автор: Виктор Полянецкий

Прохожий человек

Это не народ ? Это хуже народа - это лучшие люди города.
                                            «Убить дракона». Постановка по мотивам повести «Дракон». Евгений Шварц

Мы на заре самих себя заспали,
И жизнь шумит, как сорная трава.
На крошку хлеба голубя поймали
Мальцы замоскворецкого двора.

Не грязный голубь с дерева безверья -
Сиял красавец, бел, как вечный снег.
Они б ему повыдергали перья,
Но отобрал прохожий человек.

                                                    Голубь (Избранное)
                                                 Поэт: Юрий Кузнецов

... шесть персон занимали глубину кареты и олицетворяли богатый, уверенный в себе и могущественный слой общества, слой людей влиятельных, верных религии и твёрдым устоям.

По странной случайности, все женщины разместились на одной скамье, и рядом с графиней сидели две монахини, перебиравшие длинные чётки и шептавшие «Pater» и «Ave». (*) Одна из них была пожилая, с изрытым оспой лицом, словно в неё некогда в упор выстрелили картечью. У другой, очень тщедушной, было красивое болезненное лицо и чахоточная грудь, которую терзала та всепоглощающая вера, что создаёт мучениц и фанатичек.

Всеобщее внимание привлекали мужчина и женщина, сидевшие против монахинь.

Мужчина был хорошо известный Корнюде, демократ, пугало всех почтенных людей. Целых двадцать лет окунал он свою длинную рыжую бороду в пивные кружки всех демократических кафе. Он прокутил со своими собратьями и друзьями довольно большое состояние, полученное от отца, бывшего кондитера, и с нетерпением ждал установления республики, чтобы получить, наконец, место, заслуженное столькими революционными возлияниями.

Четвёртого сентября, быть может в результате чьей - нибудь шутки, он почёл себя назначенным на должность префекта; но когда он вздумал вступить в исполнение своих обязанностей, писари, оказавшиеся единственными хозяевами префектуры, не пожелали его признать, и ему пришлось ретироваться. Будучи в общем добрым малым, безобидным и услужливым, он с необычайным рвением принялся за организацию обороны.

Под его руководством в полях вырыли волчьи ямы, в соседних лесах вырубили все молодые деревца и все дороги усеяли западнями; удовлетворённый принятыми мерами, он с приближением врага поспешно отступил к городу. Теперь он полагал, что гораздо больше пользы принесёт в Гавре, где также необходимо будет рыть траншеи.

Женщина — из числа так называемых особ «лёгкого поведения» — славилась своей преждевременной полнотой, которая стяжала ей прозвище «Пышка». Маленькая, вся кругленькая, заплывшая жиром, с пухлыми пальцами, перетянутыми в суставах наподобие связки коротеньких сосисок, с лоснящейся и натянутой кожей, с необъятной грудью, выдававшейся под платьем, она была еще аппетитна, и за нею немало увивались, до такой степени радовала взор её свежесть. Лицо её походило на румяное яблоко, на готовый распуститься бутон пиона; вверху выделялись два великолепных чёрных глаза, осененных длинными густыми ресницами, благодаря которым глаза казались еще тёмнее, а внизу — прелестный маленький влажный рот с мелкими блестящими зубками, созданный для поцелуя.

Кроме того, она, по слухам, отличалась ещё многими неоценимыми достоинствами.

Как только её узнали, между порядочными женщинами началось шушуканье; слова «девка», «срамота» были произнесены столь внятным шёпотом, что Пышка подняла голову. Она окинула своих спутников таким вызывающим и дерзким взглядом, что тотчас же наступила полнейшая тишина и все потупились, исключая Луазо, который игриво посматривал на неё.

Скоро, однако, разговор между тремя дамами возобновился; присутствие такого сорта девицы неожиданно сблизило, почти подружило их. Добродетельные супруги почувствовали необходимость объединиться перед лицом этой бесстыжей продажной твари, — ведь любовь законная всегда относится свысока к своей свободной сестре.

Трое мужчин, которых в присутствии Корнюде тоже сближал инстинкт консерваторов, говорили о деньгах, и в тоне их чувствовалось презрение к беднякам. Граф Юбер рассказывал об уроне, причинённом ему пруссаками, о больших убытках, связанных с покражей скота и гибелью урожая, но в словах его сквозила уверенность вельможи и миллионера, которого такой ущерб мог стеснить самое большее на год.

Г-н Карре-Ламадон, весьма сведущий в положении хлопчатобумажной промышленности, заблаговременно озаботился перевести в Англию шестьсот тысяч франков — запасной капиталец, прибережённый им на всякий случай.

Что касается Луазо, то он ухитрился продать французскому интендантству весь запас дешёвых вин, хранившихся в его подвалах, так что государство было должно ему огромную сумму, которую он и надеялся получить в Гавре.

И они, все трое, обменивались беглыми дружелюбными взглядами. Несмотря на разницу в общественном положении, они чувствовали себя собратьями по богатству, членами великой франкмасонской ложи, объединяющей всех собственников, всех тех, у кого в карманах звенит золото.

                                                                                                                                                                    из повести Ги де Мопассан — «Пышка»
________________________________________________________________________________________________________________________________________________________

(*) «Pater» и «Ave» - Pater noster (Отче наш, сущий на небеса да святится Имя Твое ..) и Ave Maria, Credo ( Радуйся Мария, благодати полная  Господь с тобою   благословенна ты в жёнах ..)

Розовый шлейф одной сумрачной истории

Розовых плеч... Розовый шлейф... Влажных сосков порыв... В памяти... Град тающих встреч... Скользкий рельеф игры... Небо кефиром... Вспышками звёзд... Аурой алычи... Пальцы чертили... Потело стекло... Трескались кирпичи... Розовый шлейф... Розовых плеч... Солнце растёрто в труху... Тающий след... Медленных встреч... Платье на рыбьем меху... Всё совершилось... Как в колесе... Белкою... На бегу... Серое море... С горсткою звёзд... С горечью на берегу...

                                                                                                                                                        Розовых плеч... Розовый шлейф...
                                                                                                                                                               Автор: Франс Де Симон

В университете ещё до выборов Президента я познакомился с интересным человеком, который работал старшим преподавателем.

Он тянулся ко всем заезжим магам любой окраски и устанавливал с ними дружеские отношения. Характер у него был взрывной и темпераментный. Он через гордыню и честолюбие развивал у студентов самоуверенность и добивался успеха в учебном процессе.

Он постоянно приглашал меня в гости, мы тепло и подолгу беседовали. Собеседник, подсознательно ощущая свою магическую силу, как-то заявил: «За кого я проголосую, тот и станет президентом». Я понял, кого он имел в виду. Но во время выборов президента он отравился сыром и попал в реанимацию. Когда вышел из больницы, то в сердцах произнёс в адрес Жириновского: «Ну и слабак же он!»

В философских взглядах на моральные ценности он соглашался со мной, но иногда в душе у него возникала буря протеста, которая вызывала у меня ответную реакцию. Однажды он заявил, что для достижения цели все средства хороши. Мы горячо заспорили. Его жена, преподаватель филологии, добрая женщина, была на моей стороне. Вдруг город закрыли чёрные тучи, разыгралась сильная гроза и буря. На здании университета снесло телевизионную антенну. У кремля с корнем выворотило вековой дуб. Огромную сирень в сквере, где мы проводили встречи с друзьями, расщепила молния.

Позже, перед моим отъездом из Новгорода, он пригласил меня в компанию местных магов. Мы поехали на окраину города в гости к кому - то из них. Там собрались интересные люди. Была внешне дружеская атмосфера. Но хозяйка квартиры и её приближённые мрачно смотрели на меня. Мой сопровождающий вёл себя вроде бы «и вашим и нашим», но втайне поддерживал их. Возможно, они прибегли к какому-то ритуалу. За столом я почувствовал, как моё сердце закрылось, непроизвольно включилась железная воля, которая парализовала всех, кроме светлых людей.

(Поясню, через сердце человек наполняется энергией, но когда закрывают его, человек быстро теряет её и обесточивается. Это пагубно для тех, у кого мало энергии образа мысли, способной заменить в новом качестве потерю сердечной силы. В этом случае у человека с сильной энергией она преобразуется через сердце и усиленным бумерангом возвращается к нападающим. Видимо, это и произошло – хозяйка исчезла из дома и, как мне сообщили, вернулась лишь на следующий день).

Затем все собравшиеся пили чай. Беседовали лишь добрые люди, остальные пребывали в тревоге. Моя воля обмякла, доброжелательная атмосфера восстановилась.

                                                                                                                                                                                       Непростой человек
                                                                                                                                                                                Автор: Николай Денисенко

Ты станешь моими глазами

Я не хочу глобально мыслить
Это причиняет звонкую боль
Хочу прогнать все эти домыслы
Я не в состоянии смотреть на неё …
На девушку с красными глазами
На девушку, пришедшую из ада
На такую прекрасную и на такую ужасную
На одинокую девушку с больницы
Она бежит и она может догнать
Любое существо в этом синем мире
Она стреляет в военном мундире
В чёрно - красном грязном мундире
Сквозь фонари ночью в парке её тень
Сольётся с бетонными серым столбом
Кажется, её кто - то задел
Кажется, что её кто - то обидел
Она собирает горы мёртвых тел

                                   Девушка с красными глазами (Отрывок)
                                                    Автор: Erica Harris

Я лежал на кровати когда в дверь постучали, я даже дрогнул от неожиданности, но взял себя в руки и разрешил войти. Дверь открылась и вошел господин, он аккуратно закрыл за собой дверь и подошёл ко мне.

- Знаю -  начал он, - Ты сейчас ничего не понимаешь, но я здесь, что бы объяснить, хоть это и будет не легко понять и тем более принять, но собственно другого выхода нет, потому что это так. Всё дело в том, что ты как и я да и все остальные, мы сейчас не как бы это выразится, не на земле, точнее не в реальности, в общем мы во сне.

- Что, это сон - Воскликнул я - правда сон?
- Да сон - спокойно ответил господин.

- То есть мне надо всего лишь проснуться и весь этот кошмар закончится?
- Эээ... Нет, ты не сможешь проснуться.

- Это ещё почему? Я в коме что ли?
- Нет, всё гораздо проще и сложнее одновременно, это не твой сон.

- А чей? - Опешил я.
- Не знаю, чей то и вся проблема в том, что нас не станет как только этот кто - то проснётся, сначала мы думали, что это твой сон, но это не так.

- Почему не так?
- Это сложно объяснить, но тут такое дело, ты и не один из нас, то есть тебя не должно здесь быть, ты из реальности и как попал сюда не понятно.

Как это, погодите, а откуда вы знаете и кто вы сами, я ничего не понимаю.

- Мы по сути лишь воображение, фантазия, мы существует только во сне и порождения того, кто спит и видит этот сон, точнее его мозга, а ты нет, потому что мозг о тебе нечего не знает и собственно он в замешательстве, потому что не знает как поступить, что будет с телом и личностью и с самим мозгом если позволить проснуться тому кому это снится, он пытается сдержать сон всеми силами, но он не может это делать бесконечно.

- И что теперь делать?
- Я не знаю, собственно мозг и отправил меня с тобой поговорить как только понял, что ты чужой тут.

- А как он понял, что я чужой?
- Я же сказал, потому что он о тебе ничего не знает, всё что когда либо видел  слышал, чувствовал и так далее мозг, он всё запоминает и всё хранится, личность может не помнить, но мозг помнит, так вот, он не нашёл о тебе никакой информации, совсем, а значит ты чужой, вопрос как попал сюда и как тебя убрать отсюда.

- А что со мной будет если личность проснётся?
- Понятия не имею.

- И что делать?
- Понятия не имею.

- А я не мог из своего сна в чужой попасть?
- Я не могу ответить на этот вопрос.

- А почему вы думали сначала, что я хозяин сна, Вы разве не знаете как выглядит личность?
- Нет, не знаем, нам нельзя знать.

- Почему?
- Такие правила, нам не рассказывают.

- Ты так спокойно об этом говоришь, а не боишься исчезнуть когда личность проснётся?
- Тебе не понять, ты не мы, мы как бы и существуем и как бы нет, у нас нет страха исчезнуть, для нас это нормально, мы даже как бы ждём и хотим этого.

- Ладно, так что делать то дальше?
- Может лучше расскажешь кто ты и как сюда попал?

- Я не помню ничего, совсем, я помню только как сюда приехал и всё, даже имени своего не знаю... Постой, ты ведь назвал меня как то Вадимом, почему?
- Хм... А ведь точно, даже не знаю, но почему то мы все считали, что ты Вадим, тебе это имя ничего не напоминает?

- Нет, совсем ничего.
- Может ты и правда Вадим?

- Увы, я не помню.
- Ладно, я пойду, а ты пока побудь здесь, постарайся подумать, вспомнить, что нибудь, нужно решать эту проблему и тебе и мне, а я пока пойду, у меня же сон идёт, и где - то ходит личность и мне кажется вам лучше не встречаться, потому что не знаю, что произойдёт, а мы даже не знаем кто он.

- А он не может быть среди Вас?
- Нет, мы уже проверили.

- А как вы вычисляете личность?
- Она больше всех суетится - сказал господин усмехнувшись.

                                                                                                                                                                          Что здесь происходит? Часть 5
                                                                                                                                                                              Автор: Денис Ангельский

Искры перевёрнутых слов (©️)

Пройти по следам до конца,
Вернувшись к началу пути…
Задумчивых глаз бирюза,
Забыть не даёт и уйти…
А может, как серый туман,
В глазах твоих плещется грусть ?..
…Обманчивая тишина,..
В неё с головой окунусь…
Но, бездна глухой темноты
Безжалостна и холодна,
Печальной, далёкой луны
Обратная сторона…....

Сорвусь, словно птица с небес…
На тонкое, хрупкое  дно…
Где памяти трепетный всплеск
Рассыплется, словно стекло…
Осколками талого льда,
Растаявшей лужицей снов…
Бессонных ночей череда -
Придуманная любовь...
Несбывшейся чьей - то мечты
Дрожащая грустью струна,
Печальной, далёкой луны
Обратная сторона…….

                                    Обратная сторона луны...
                                             Автор: Miss Vi...

Денис Одинцов был для Максима ещё одним свидетельством того, что и он когда-то принадлежал к таинственной касте кудесников слова. Дружба их тянулась с тех самых доисторических времён беззаботной литературной юности. Ожидая гостей, приглашённых на Званый ужин, который Максим традиционно устраивал на своей загородной вилле они с Денисом коротали время за обсуждением романа “Четыре дня в августе“, который Дэн недавно опубликовал.

- Денис, дружище, твой новый роман – это же чёртов мейнстрим, типа Прилепина, только хуже.
- Прилепин - жалкий конъюнктурщик, - обиженно сказал Денис, - Может мне тоже, чтобы привлечь внимание, создать какой - нибудь батальон?
- Дэн, не обижайся, ты прекрасно знаешь моё отношение к твоему творчеству. Хоть ты мне и друг, но истина дороже!
- За это я и люблю тебя братишка, за твою искренность. Всегда правду матку в глаза, как она есть и никак иначе, так что давай - не щади меня!
- Хорошо, раз пошла такая пьянка, то, извини, но это полное говно. Совсем никуда не годится. Ты опять пытаешься играть на зыбком поле мейнстрима.
- Макс, а что плохого в мейнстриме? Например, твой любимый Тургенев, только и занимался тем, что писал самый настоящий, для своего времени, мейнстрим. И хочу тебе заметить если бы Иван Сергеевич творил сейчас, в наше скорбное время, то я думаю, что его книги мало чем отличались бы от книг Сергея Минаева, и назывались бы типа – “Духлесс” и “the Тёлки”. Будь уверен.
- Не стоит путать Божий дар с яичницей! Ты сам попросил высказать своё мнение.

- Да, хорошо, просто я пытался выстроить всё это в виде некой дискуссии. Прошу тебя продолжай.
- Потом, опять у тебя эта модная в современной литературе изнанка жизни. Все про неё пишут, но многие жизни этой даже никогда и близко не нюхали. Складывается такое ощущение, все думают, что алкоголики - это такие себе милые и начитанные персонажи, просто запутавшиеся в жизненных перипетиях, вроде Довлатова и Буковски, но это совсем не так. Тот же Буковски, нажравшись до усрачки, не стал бы с тобой разговаривать про ценность прозы Хемингуэя в контексте мировой литературы, а просто набил бы тебе морду, смеха ради! У тебя всё стандартно для современной русской прозы: маленький захолустий городок на окраине Империи, течёт сонная угрюм – река, на заводских окраинах мужики сидят и квасят водку – вот и всё, вот весь твой новый роман!
- А чего ты хочешь? Не мы такие - жизнь такая!

- Я тебя умоляю, не надо ровнять нас с тобой и российский народ. Ты не хуже меня знаешь, что мы с тобой давно уже оторвались от этого народа, извини, но те мужики, о которых ты пытаешься писать в своём романе, не рассовывают по ноздрям килограммы чистейшего колумбийского кокса, как некоторые товарищи, а пьют настойку боярышника.
- Старик, чужие слабости надо уважать!
- Возможно ты прав, но не нам судить российский народ. Он всю свою историю живёт обособленно. Какой бы не был режим - он партизан. При любом Госстрое - он анархист.
- Егор Летов – жив! - улыбнулся Денис.

- “Не забывай свои корни, помни, что есть вещи на порядок выше, слышишь, говорят отсюда надо сваливать по идее, заводить семью, растить детей…”
- Да, “Каста” раньше реально качала!
- Аминь. А если ещё, про твой роман, ну так чисто по - читательски – мрачновато как-то и конечно без хэппи-энда.
- Это жизнь Макс, тебе ли не знать, что в ней редко, бывает хэппи - энд.

- То жизнь, а то литература. Понимаешь, хочется чего - нибудь светлого и жизнеутверждающего.
- Если хочешь светлого и жизнеутверждающего, ну не знаю, почитай “Унесённые ветром”.
- Не смешно, между прочим – не самая плохая книжка, и тебе, кстати, есть чему поучиться у Маргарет Митчелл.
- Чему? Она написала две с половиной книги, а у меня уже около сорока вышло.
- Зато, каких, две!
- Дешёвая калька с Шолохова.
- Только не начинай нести этот новомодный Быковский бред. Про то что Рэд Батлер и Скарлетт - это Аксинья и Григорий Мелехов соответственно. У Быкова только две величины в литературе – это Гриневский и братья Стругацкие! Все остальные писатели в его представлении по сравнению с ними отстой!

- В общем и целом, как я понял, твоё отношение к моему роману отрицательное.
- Денис, ты умный парень, и лучше меня разбираешься в литературе. Самое главное, чтобы твой фэйс был на билбордах нашего города. И твоё бескомпромиссное выступление в очередном вечернем телешоу, обеспечит тебе продажи. Пипл, как всегда всё схавает, что бы ему не поднесли на ложечке ко рту - даже если это будет дерьмо!

- Кстати об ужине – мы не засиделись?
- Не волнуйся, без нас не начнут, к тому же Император ещё не прилетел!
- Император будет присутствовать?
- Обещал быть, как он может пропустить такой ужин?
- Ну, не знаю, Оппозиционер ведь смог?!
- Оппозиционер идиот! Представляешь, улетел в Вашингтон за очередным траншем на дестабилизацию обстановки.

                                                                                                                                                 из книги Ивана Егорова - «Родина - мать»

Рождение героя и большие сезоны .. Анонс

Где мертвец кричал: - Милая, беги! Странный наш мир, и нам так странно здесь порой (©️).
Где мертвец кричал: - Милая, беги! Странный наш мир, и нам так странно здесь порой (©️).

..............  для Золотого Дракона

Королева в восхищении…
Лица, лики, маски…
Полноте!
Губы в кровь…
Ежевечерние
мысли чёрны в стылой комнате,
Кружева паучьи…
Прошлое
тянет нити от запястья,
а луна сверкает грошиком
в глубине бездонной пасти мне…
Королева в восхищении…
Воск горячий с сердца…
Угольный
неба глаз…
Планет вращение движет ночь
по линзе купола…
За него!
За ним…
единственным!
Ведьма… от беды, от горестей…
Вишен цвет у тихой пристани
нас дождётся…
Знаю!
Вскорости…

Королева в восхищении…
Лица, лики, маски…
В пламени
утонули…

Звёзд течение
лижет мост у дома
каменный…

                                        Королева в восхищении...
                                      Автор: Маргарита Белова

Они расположились за столом.

— А теперь к делу, – шеф встал и прикрыл плотнее входную дверь. — Надо съездить в Питер. Там проходит карнавал «Злодеи в кино». Соберётся народ со всей страны, чтобы шумно погудеть, пропустить по бокальчику пива, а также чего - нибудь и покрепче. Помериться силами в конкурсе на лучший костюм и самый правдоподобный грим. Заявлено двести участников, плюс журналисты. Так что это довольно масштабное мероприятие. Будет красиво и, возможно, страшно. Сдюжишь?
— В смысле? – Блинов посмотрел на шефа. — Павел Евгеньевич, вы совсем меня уже за какого-то хлюпика держите. Конечно, справлюсь. А что нужно, конкретно?
— Ну, как. Мы же должны осветить такое фееричное событие нашим читателям. Ты корреспондент, тебе и карты в руки. Собирай материал, вернёшься, напишешь забойную мистическую статью про злодеев и про карнавал. Заодно, эти материалы можешь использовать в своём рассказе. Понял?
— Хорошо, а когда нужно ехать?
— Карнавал уже завтра. Поезд сегодня вечером, утром будешь на месте. Получи в бухгалтерии командировочные.
— Я всё понял, - Виктор готов был ехать куда угодно, лишь бы отложить хоть на денёк дедлайн по рассказу.
— Кстати! – шеф поднял указательный палец вверх. — Заодно отвезёшь портфель в Питер. Найдёшь двух моих коллег журналистов, они будут на карнавале, и передашь им портфель.
— Хорошо. А как я их узнаю?
— Действительно, всё же будут в костюмах, - засмеялся Абзацев. — А мы сейчас им позвоним.

Он набрал номер.

— Леонид Витальевич! Приветствую! Скажи, а как моему молодому корреспонденту вас отыскать на карнавале?

Послышался голос в трубке, который что - то объяснял.

— Хорошо! Договорились.

Абзацев положил телефон на стол.

— Всё очень просто. Один из них будет в костюме профессора Мориарти, а второй – полковника Морана. Знаешь, таких злодеев? – спросил шеф, улыбаясь во весь рот.
— Конечно! Кто же их не знает! Заклятые враги Шерлока Холмса. Чуть не убаюкали знаменитого сыщика. Буквально вчера фильм про них смотрел, будь он не ладен. А телефон мне не понадобится ваших друзей, на всякий случай?
— Это лишнее, мы же всё выяснили.

Абзацев подошёл к сейфу, достал портфель и положил на стол. Виктор не поверил своим глазам. Он перестал дышать и стал ещё бледнее. Это был тот самый коричневый портфель, который он видел во сне. Он его хорошо запомнил, потому что у портфеля был жёлтый металлический замок необычной круглой формы в виде циферблата.

— Что с тобой такое? Ты меня слышишь? – тормошил шеф за плечо Виктора.
— Всё в порядке… уже еду, Павел Евгеньевич, – Блинов забрал со стола портфель и вышел из кабинета.

***

Поезд прибыл в Санкт - Петербург по расписанию. Всю ночь Виктор пытался понять, как такое возможно, что портфель, который ему приснился, теперь он держит в руках. Но никаких объяснений не находилось. Интересно, конечно, что внутри. Но вопрос о выяснении содержимого портфеля Виктор даже не рассматривал.

Карнавал открыл свои гостеприимные двери в 20 часов в фешенебельном ресторане одной из гостиниц на Невском. Блинов опоздал к началу – провозился с поиском маски злодея для себя, без которой на карнавал, как выяснилось, никого не пускали. Он нашёл в торговом центре маску Дракулы, примерил, ужаснулся торчащим клыкам и купил.

Показав пригласительный, Виктор вошёл в ресторан, где в костюмах клубился народ. Играла ритмичная музыка. Среди злодеев всех мастей летали официанты с бокалами, наполненными шампанским. Длинные столы с фуршетными блюдами бесконечно тянулись вдоль стен ресторана. Впечатлительный Блинов шёл среди негодяев буквально с открытым ртом. Хорошо, что он был в маске и этого никто не видел. Какой только нечисти вокруг не было. Сволочь на сволочи, - подумал Блинов. Справа Ганнибал Лектер из «Молчание ягнят» поглощал один за другим канапе с курицей и ананасом. Судя по лицу, еда ему не нравилась. Он мечтал о чём  -то другом. Но как закуска к виски, сошла за компромисс. Рядом с ним с белой повязкой на правом глазу и с коктейлем в руке стояла Элли Драйвер из «Убить Билла».

С фишками в руке прошёл мимо и презрительно посмотрел на Блинова Ле Шиффр из «Казино «Рояль». У колонны в тёмных очках стоял Смит из «Матрицы». Блинов был в шоке. Все были так похожи на своих героев, что это вызывало искреннюю оторопь. Виктор совершенно забыл, что это обычные люди в костюмах и гриме. Он подошёл к Смиту и на полном серьёзе сказал:

— Ну, что съел? Всё равно тебя Нео сделал!
— Че? – Смит поперхнулся коктейлем и, закашлявшись, отошёл в сторону.

Виктор прошёл в глубь зала и, пробравшись сквозь толпу терминаторов разных версий из знаменитого фильма «Терминатор», которых почему - то было больше всех в зале, он столкнулся нос к носу с самим Крёстным отцом.

Майкл Корлеоне, увидев, неподдельный интерес Блинова - Дракулы, прищурился и спросил:

— Какие-то проблемы?
— Простите… к вам никаких вопросов.

Блинов в спешке ретировался за спины танцующих, подальше от этого сверлящего взгляда. Виктор продолжал искать тех, кому он должен отдать портфель. Наконец, он увидел двух мужчин, которые стояли возле стола к нему спиной, что - то обсуждая. Виктор понял, что это они, потому что у одного из них в руках было ружьё. Кроме того, со спины они вполне походили на профессора Мориарти и полковника Морана.

— Вечер добрый! Это вам я должен передать портфель? – спросил Блинов, сняв маску и улыбнувшись.

Мужчины прервали беседу и повернулись. Виктор окаменел. Это, конечно, судя по костюмам, были Мориарти и Моран. Однако весь ужас заключался в том, что именно эти лица он видел во сне. Именно эти двое грохнули его прошлой ночью.

— Привет, привет, - сказал Моран с какой - то зловещей улыбкой, намекая на то, что они уже встречались.

Мориарти надменно молчал, сложив руки на груди. Виктору стало страшно. Он вдруг понял, что отдавать портфель ни в коем случае нельзя, потому что после этого его сразу убьют, как это произошло во сне. Не зря же ему было отправлено это послание. Конечно! Это же предупреждение!

Блинов в страхе вертел головой, пытаясь найти пути отхода. Он начал пятиться и, выбрав момент, нырнул в толпу. Он пробирался к выходу сквозь танцующих злодеев, пригнувшись, чтобы его не заметили.

Сбив по дороге Фредди Крюгера с лезвиями вместо пальцев, а на самом выходе Билла Каттинга – мясника из фильма «Банды Нью Йорка», Блинов в страхе выскочил из ресторана и растворился в ночи. За ним на лестницу выбежали Мориарти и Моран, но Блинов скрылся. Лишь маска Дракулы, лежащая на ступеньках, говорила о том, что он здесь был.

— Я знаю, где он,- сказал Мориарти. - Едем!

***

Тёмный переулок. Мостовая из камня. Виктор бежал, что есть силы. В руках - коричневый портфель, сзади двое - погоня. У Мориарти блеснул нож. Моран с ружьём в правой руке пыхтел, но не отставал. Виктор метнулся за угол, нырнул в подъезд уже знакомого дома, забежал на верхний третий этаж, где было три двери, и затаился. Внизу топот – это они. Чёрт! Значит, заметили. Что делать?

Он хотел нажать звонок левой двери, но вдруг вспомнил, что в прошлый раз именно за ней оказались Мориарти и Моран, которые убили его и забрали портфель. Виктор паниковал. Какую из трех дверей выбрать? Стук обуви по лестнице приближался. Ну? Решайся! Он толкнул правую дверь, она приоткрылась. Не заперта! – обрадовался Виктор. Он нырнул внутрь и, захлопнув за собой дверь, выдохнул с облегчением.

— О! Блинов! – услышал он за спиной знакомый голос.

Виктор повернулся За столом в кабинете сидел главный редактор Абзацев. Но... как?

— Присаживайся! – сказал шеф.

Блинов, озираясь по сторонам, сел в кресло и положил портфель на стол. Абзацев встал с кресла и спрятал портфель в сейф. Затем, снова уселся в кресло. Они молчали.

— Павел Евгеньевич, простите, а что вообще происходит?
— В каком смысле?
— Вы откуда здесь?
— Вообще - то, это мой кабинет, Блинов.
— В Питере, что ли?
— Почему же в Питере?
— Вы же меня сами отправили в командировку! – недоумевал Виктор.
— В какую командировку?
— Ну как же? На бал негодяев! Вернее, на карнавал злодеев!
— Блинов, ты о чём?
— Вы ещё портфель мне вручили с жёлтым металлическим замком в виде циферблата.
— Какой, к чёрту, портфель?
— Что? – вскочил с кресла Виктор. — Портфель, который я должен был передать профессору Мориарти и полковнику Морану!
— Блинов! Ты, вообще, себя слышишь? Что ты несёшь?
— Вы же только что портфель убрали в сейф! Скажете, что это не так?
— Какой сейф? – спросил Абзацев. — У меня нет сейфа.

Блинов повернулся к стене, где, по его мнению, стоял сейф. Сейфа не было. Он плюхнулся в кресло, закрыв ладонями лицо. Что с ним? Он что, придумал всё, что ли?

— Ну, хорошо, а что я тогда делаю в вашем кабинете?
— Вообще, я пригласил тебя, чтобы выяснить, как обстоят дела с твоим рассказом. Сегодня же дедлайн. Только мы сели за стол, и я прикрыл плотнее дверь, как вдруг с тобой стали происходить странные вещи. Глаза начали закрываться и тебя просто вырубило. Ты заснул прямо в кресле, положив голову и руки на стол. Это был крепкий сон с ровным дыханием. Через пару минут ты неожиданно проснулся и спросил, что, вообще, происходит, и что я здесь делаю? Затем нес пургу про Питер. Вот и всё.

Виктор сидел потрясённый услышанным. Что там за таблетки у Серёги? - мелькнуло у него в голове.

— Простите, Павел Евгеньевич. Я, видимо, действительно не здоров.
— Ты меня пугаешь, Блинов. Короче! Я не знаю, что ты там курил, и что с твоим самочувствием. Меня это не волнует! У нас тут не детский сад, а редакция газеты. Дедлайн есть дедлайн, месяц прошёл. Рассказ к концу дня должен быть у меня на столе! Иначе, увольнение! – Абзацев встал с кресла. — Иди, работай, стажёр!

Блинов на негнущихся ногах вышел из кабинета главного редактора. Поздоровавшись с появившимися коллегами журналистами, он сел за монитор. До обеда Виктор боролся с недомоганием. После полудня его самочувствие стало улучшаться, видимо время прошло, таблетки отпускали. Неожиданно появились силы, и возникло желание выпить большую чашку кофе.
                                                                                                                                                                                      Карнавал злодеев (Отрывок)
                                                                                                                                                                                          Автор: Николай Бирма

Иуда всегда прав

Посылал свою молитву
Я богине кареокой.
Тихо ветер в поле всхлипнул,
Шелестя травой высокой.

Растревожилась сорока,
Стрекоча, помчалась к лесу
Рассказать той кареокой,
Что блудник я и повеса.

- Ты не верь, моя богиня,
Сплетням той сороки скверной.
Без тебя в душе пустыня -
ТЫ лишь центр моей вселенной!

Не ответила богиня.
Только стало вдруг туманно
И лишь звёзды в небе синем
Мне мигали непрестанно.

                                                Кареокая богиня
                                        Автор: Жанна Юматова

Далеко лежит дорога
В царство сладких наших снов,
Где ночами под ветвями
Соловьи зовут любовь.
Отдыхать мы будем долго,
Пусть приснится что - нибудь.
Вместе в раннем полумраке
Мы отправились в тот путь.

– Ну, они у вас и весельчаки, а?
– По - моему, даже слишком.
– Так не пускайте их за руль, миссис. Тогда хоть ничего не случится.
– Надеюсь. Не нужно бы с этими пьяницами никуда ездить, я знаю. Но что я должна была делать? Я сказала, что не поеду с ними, так они заявили, что поедут сами без меня.
– Ещё сломают себе где - нибудь шею.
– Вот именно. Так уж лучше я поведу машину. Ничего другого не остаётся.
– Человек никогда не знает, что лучше. С вас за бензин доллар шестьдесят. Масло в порядке?
– Думаю, да.
– Спасибо, миссис. До свидания.

Она снова села за руль, а мы с греком продолжали петь и буянить. Это был первый акт разыгранной нами с Корой пьесы. Я должен был быть пьян, что избавляло от подозрений в способности совершить обдуманное преступление. На этот раз убийство должно было быть таким простым, чтобы даже не походить на убийство. Обыкновенное дорожное происшествие с пьяницами, с бутылками спиртного в машине – словом, со всем, что требуется. Само собой, что, когда я приналёг на бутылку, грек тут же присоединился, так что я скоро довёл его до нужной кондиции. Мы остановились заправиться, чтобы был свидетель, как она расстроена и устала, потому что всё время была за рулём и не могла выпить.

Перед этим нам чертовски повезло. Перед самым закрытием таверны, около девяти, у нас остановился поужинать какой - то парень и как раз стоял на дороге и смотрел на нас, когда мы выезжали. Он видел всю эту комедию: видел, как я дважды пытался тронуться и у меня дважды глох мотор; слышал, как мы ругаемся с Корой, что я слишком пьян, чтобы сидеть за рулём; видел, как она вышла и заявила, что никуда не поедет; видел, как пытаемся тронуться мы с греком; видел, как она заставила нас поменяться местами, чтобы я сидел сзади, а грек впереди, а потом села за руль и поехала сама. Звали его Джеф Паркер, он разводил кроликов в Энчино. Кора получила от него визитку, когда заметила, что стоит попробовать, как пойдут блюда из кролика. Так что мы знали, где его искать, если вдруг понадобится.

* * *
Мы с греком пели «Матушку Мари», и «Смейся, смейся», и «У старой мельницы» и не заметили, как оказались у поворота на Малибу - Бич и свернули. Хотя правильно было ехать прямо. К побережью ведут две дороги. По одной, в десяти милях от моря, теперь ехали мы. Вторая, шедшая вдоль берега, осталась слева от нас. В Венчуре они сливаются и ведут вдоль моря в Санта - Барбару, Сан - Франциско и ещё дальше. Кора никогда не видела Малибу - Бич, где живут кинозвезды, и хотела ехать к океану по этой дороге, чтобы потом проехать ещё несколько миль и увидеть это чудо, и уже после развернуться и ехать прямо в Санта - Барбару.

В действительности, дело заключалось в том, что эта дорога была, пожалуй, худшим горным участком во всей округе, и авария на ней никого бы не удивила, даже полицейских. Там темно и почти никто не ездит, нигде нет домов и ничего такого, так что для того, что мы собирались сделать, это место подходило как нельзя лучше.

Грек вообще ничего не заметил. Мы миновали небольшой летний кемпинг среди холмов, который назывался Малибу - Лейк, где на площадке шли танцы, а на озере кружили парочки в каноэ. Я им что - то закричал. Грек присоединился:

– Задай ей жару и за меня!

Всё это мелочи, но зато мы получили лишнюю отметину на нашей трассе, если бы кто вздумал копнуть поглубже.

Мы начали подниматься на первую гряду гор. Три мили подъеёма. Я сказал ей, как надо ехать: в основном – на второй передаче. Отчасти потому, что там каждые двадцать метров – крутой поворот, при прохождении которого машина потеряла бы скорость и всё равно пришлось бы переходить на вторую, чтобы не заглох мотор; а отчасти – чтобы мотор был перегрет. Всё должно соответствовать. Нам предстояла уйма объяснений.

Когда грек выглянул наружу и увидел, какая там темнота, хоть глаз выколи, а вокруг эти ужасные горы без единого огонька, дома или бензоколонки, он вдруг ожил и начал спорить:

– Подожди, подожди, разворачивайся. Господи, ты едешь не туда!
– Неправда. Я знаю, где мы. Так мы выедем на Малибу - Бич. Ты что, не помнишь? Я тебе говорила, что хочу туда заглянуть.
– Поезжай потихоньку.
– Я еду потихоньку.
– Совсем потихоньку. А то мы все разобьёмся.

Мы взобрались на гору и начали спускаться. Она заглушила мотор. Когда вентилятор выключён, мотор за несколько минут быстро нагревается. Внизу, под горой, она снова завела мотор. Я взглянул на приборы. Вода нагрелась почти до ста градусов. Мы начали взбираться на следующую гору, и температура пошла вверх.

– Вот оно, вот оно.

Это был наш сигнал. Одна из тех глупостей, которые человек лепит когда угодно, и никто на них внимания не обращает. Она съехала на обочину. Обрыв под нами был так глубок, что не видно дна. Наверно, метров сто пятьдесят.

– Лучше дадим ему остыть.
– Да уж, нечего сказать. Фрэнк, ты посмотри, что делается. Посмотри, где стрелка.
– Сколько там?
– Больше ста двадцати. Сейчас мотор заклинит.
– Ну да.

Я достал разводной ключ. Он лежал у меня под ногами. Но тут наверху, на горе, я увидел огни какой-то машины. Нужно подождать. Нужно немного подождать, пока машина не пройдёт.

– Ну ладно, Ник. Споём.

Он снова выглянул наружу, но, похоже, ему было не до песен. Он открыл дверцу и вышел. Мы слышали, как его рвёт. Он всё ещё стоял там, когда тот автомобиль проехал мимо. Я успел взглянуть на номер, чтобы запомнить его навсегда. Потом расхохотался. Она оглянулась на меня.

– Не обращай внимания. Они нас запомнят. Оба мужчины были живы, когда они проезжали мимо.
– Номер ты рассмотрел?
– 2Р-58-01.
– 2Р-58-01. 2Р-58-01. Отлично. Я это запомню.
– Ладно.

Он вернулся к нам, и казалось, что ему лучше.

– Ты слышал?
– Что я должен был слышать?
– Ну, когда ты хохотал. Эхо. Тут отличное эхо.

Он взял высокую ноту. Никакой мелодии, только высокий тон, как на пластинке Карузо. Резко оборвал его и послушал, как он повторяется. Эхо тут же и резко смолкло, точно как он.

– Похоже на меня?
– Точно как ты, дружище. Точно так же.
– Господи, как чудесно.

Он стоял там минут пять, импровизировал в высоких тонах и слушал, как они возвращаются. Он впервые слушал собственный голос. Радовался этому, как горилла, впервые узнавая себя в зеркале. Она не сводила с меня глаз. Нужно было спешить. Я начал разыгрывать недовольство:

– Ну что ты дурака валяешь? Думаешь, мы будем целый вечер слушать, как ты пытаешься перекричать самого себя? Брось это и лезь внутрь. Едем.
– Уже поздно, Ник.
– Ну ладно, ладно.

Он уселся, но тут же высунул рожу из окна и продолжал орать. Я упёрся ногой и, когда подбородок у него был на раме окна, ударил его разводным ключом. Голова у него загудела, и я почувствовал, как она треснула.

Он рухнул и свернулся на сиденье в клубок, как кошка на диване. Прошёл, наверное, целый год, пока он затих.

Потом Кора издала страшный звук, который кончился стоном. Это было еще одно эхо его голоса. Она взяла такую же высокую ноту, как он, напряглась, умолкла и ждала.

                                                                    из романа Джеймса Кейна - «Почтальон всегда звонит дважды». Глава 7. (Отрывок)

Прихорашивающаяся со второй платформы

Жили - были реальность и искусство, были они в больших друзьях, но вечно при встречах спорили, и все на одну и ту же тему: о склонности искусства так расписывать реальность, что реальность сама себя не узнавала. Прихорашивающимся женщинам такая ситуация особенно знакома.

     - Зачем ты искажаешь меня, зачем ты приукрашиваешь, кроишь меня по своему разумению? - сердито спрашивала реальность у искусства.
     - Что же мне делать, реальность? В тебе есть такие стороны, которые никто знать не хочет. Всем нужна красота, надежда, интрига… и высокие суждения. Вот я и подстраиваюсь. Иначе кому я буду нужна? Кто ко мне потянется? - раскрыло карты искусство.
     - Но в твоих произведениях, искусство, кроме приукрашивания, есть много прямого обмана, а ещё ты слишком часто передёргиваешь: выпячиваешь, преувеличиваешь одни мои стороны, но совершенно игнорируешь другие, - продолжило обвинения реальность.
     - Вся жизнь - обман, и он иногда лучше, чем твоя правда. Если показывать честно все твои стороны, многие и жить - то не захотят, а со мною они на что - то надеются, радуются, влюбляются, рожают детей, создают новое, - ответило искусство. -  Представь, что будет, если детям с рождения внушать, что любое их дело и занятие, как и они сами, - всё обратится в тлен, пыль, грязь. Думаю, мало кто пошёл бы с оптимизмом по жизни, а это как раз и надо, чтобы жить, а не превращать жизнь с самого детства в похоронную процессию, чем, правда, она на самом деле и является.

    - Ты же соглашаешься со мной, искусство, но всё равно врёшь! - вспыхнула реальность.
     - Да обманываю, но во спасение человечества и из благих побуждений, - согласилось искусство.
     - Но ты хоть тут не обманывай, - попросила реальность. - Ты очень даже искусно лжёшь для спасения и обогащения личного…

     Спор между искусством и реальностью мог бы продолжаться бесконечно, но для вывода морали остальное не важно.

    Мораль состоит в том, что искусство настолько заполонило жизнь человеческую, преобразовавшись и в искусство обмана, и в искусство спора, и в прочие виды искусств общения, что реальность и разглядеть-то невозможно.

                                                                                                                                    Притча о реальности и приукрашивании
                                                                                                                                                      Автор: Дробот Андрей

— Что это такое? Мы едем в закрытую зону? — спросила я у управляющего имением, которого звали весьма интересно — Альфред. Хорошо хоть не Альфонс, подумалось мне, когда он представился — возле большой чёрной машины странного вида. Этот автомобиль как будто сошёл с экрана фильмов про начало двадцатого века. И именно на нём они с водителем встречали меня на захолустной станции «Солянка».
— Да-да, что-то вроде того… Имение вашей тёти находится в весьма интересном месте, — закивал Альфред. — Сейчас я выйду, улажу формальности…

Он выскочил из машины и пошёл к мужикам в гусарской форме. Я была бы не я, если бы не попробовала «подслушать». Покрутила ручку, приоткрыла окно…

— Мастер Альфред, — почтительно сказал один из «гусаров». — Вас с водителем мы знаем в лицо. А вот дама, которую вы везёте… Я вынужден просить показать её визу...

Бред какой-то! Я заёрзала. Части меня захотелось выскочить из машины и броситься бежать. Вопрос только куда я побегу одна на пустынной дороге посреди .. леса из кедровых сосен и лиственниц? В трёх часах езды даже от затрапезной «Солянки».

И никакой визы у меня, кстати, нет!

— Не извольте беспокоиться! — ответил управляющий. — У дамы даже не виза, а вид на жительство с возможностью получения гражданства… — управляющий достал какие-то бумаги из-за пазухи и протянул «гусару». — Согласно праву наследования.

Ого… Это что ещё такое?! Может, это розыгрыш, который придумала тётя Арина, дабы мне было не скучно получать её наследство? Но интуиция подсказывала — нет, тёткины проделки здесь не при чём. И это плохо, очень плохо…

Потому что вообще непонятно, что происходит!

— Благодарю, все бумаги в исправности, — козырнул Альфреду гусар. Потом наклонился, заглянул в окно и почтительно козырнул мне тоже, улыбнулся, блеснув белыми зубами.

Альфред быстренько забрался обратно, и шлагбаум поднялся, как на переезде. Мы тронулись, а я вжалась в кресло.

— Может быть, объясните, что это всё значит? — холодно и с достоинством спросила я, скрывая притаившиеся под кожей опасения.
— Ах, миледи… простите, Маргарита Андреевна, не тревожьтесь. Скоро мы приедем — имение вашей тёти недалеко от границы. И там я вам всё расскажу…
— А ничего, что все это выглядит очень странно? — возмутилась я. — Вы не находите?
— Ох, может быть, странно… Но, поверьте, вашей жизни и здоровью ничто не угрожает. Мы всецело преданы вашим интересам, — сообщил Альфред.

Интересно, а маньяки ведь, заманивая своих жертв, тоже могут так говорить, подумалось мне… И я принялась оглядываться по сторонам (то есть смотреть в окно), пытаясь хотя бы понять, куда меня везут.

А за окном… Нет, это уже было совсем невероятно!

Лиственницы и кедровые сосны исчезли. Вместо них на обочинах дороги высился странный пёстрый лес. Огромные пальмы соседствовали с совсем уж странными деревьями. Я таких не видела даже по телевизору!

Высокие и коренастые, с листвой зелёной и жёлтой, а кое-где с голубоватой и по виду — пушистой. Кустарники, что росли прямо у дороги, были усыпаны огромными разноцветными цветами.

— Как будто другой мир! — вырвалось у меня.

Я почувствовала себя Алисой в стране чудес. Вернее, Алисой в странных иномировых джунглях.

— Не понимаю, как это возможно! — тут же накинулась я на управляющего. — Пора бы объяснить мне! Это Диснейленд? Все эти деревья не могут быть настоящими…
— Маргарита Андреевна, прошу вас, позвольте нам доехать. Боюсь, сейчас мои объяснения могут быть… голословными. Но мы с Бореем очень рады, — он кивнул на водителя (тоже ведь непонятное имя!), — что вам нравится наша флора. Ты ведь рад, Борей, правда?

Темноволосый молчаливый Борей улыбнулся до самых ушей и радостно кивнул. И так ничего и не сказал.

— Знаете, если бы я верила во всякую фантастику, то предположила бы, что это другой мир, — сказала я управляющему. — И… если со мной что-нибудь случится, имейте в виду, я отправила нескольким людям номер вашей машины. И фотографию документов, которые вы мне показали при встрече…

А что? Я ведь не совсем «безбашенная». Конечно, я проверила документы Альфреда Ибрауталовича Гастеро, когда он меня встретил.

— Ваши меры безопасности не пригодятся, — улыбнулся управляющий. — Посмотрите направо, вот тут начинаются владения вашей тёти…

Я последовала его совету. Смысла сидеть и бояться — никакого. Намного лучше осмотреться, составить впечатление. И разобраться, наконец, что тут творится!

Да, мы и верно выезжали из леса. Теперь справа был огромный луг, усыпанный потрясающими цветами. Дальше проглядывал красивый узорчатый кованый забор. За ним — сад. Издалека он казался собранным из разноцветных ярких пятен — опять же цветочки, видимо. Но выглядело всё очень гармонично.

А в середине этого сада высился особняк. Какой же красивый он был! Белокаменный, с колоннами, как у Парфенона. Огромный.

Неужели тётя Арина оставила мне вот этот дом? Не может быть… Это здание — наверняка памятник архитектуры. Неужели в нём можно жить? Просто невероятно…

— Это особняк моей тёти? — спросила я у Альфреда. Скрыть в голосе восхищения я была не в состоянии.
— Да-да, это он. И при определенных условиях он станет вашим… — радостно закивал моей понятливости Альфред. — А дальше, взгляните, другие части владений миле… Арины Александровны.

Я посмотрела в указанном направлении. Там простирался комплекс каких-то непонятных строений за высоким забором. Круглые, продолговатые… Кое-где они явно перемежались с незастроенным пространством. И вдруг мне показалось, что надо всем этим пролетела какая-то большая птица…

Если подумать о расстоянии, с которого я всё это вижу — то птица эта должна быть размером с птеродактиля!

Бред, подумала я. Устала, много странных впечатлений, вот мне и чудится.

Но птица пролетела снова, и я принялась усиленно моргать… Не помогало.

— Что за строения? И что там летает? — спросила я.
— Скоро вы всё узнаете… Одну минуточку, — в своей бесящей вежливой манере ответил Альфред, и мы свернули на широкую мощеную дорогу к особняку.

Ладно. Просто я тебя пристрелю, если в ближайшие полчаса не узнаю всю правду, подумала я. Во мне не только авантюрная жилка от тёти Арины, но и некоторая… суровость от моей мамы. Просто ты, Альфредушка, ещё не знаешь об этом.

Правда, пистолет я не прихватила. Да и нет его у меня.

Возле прекрасного особняка нас встретил импозантного вида пожилой мужчина в чёрном костюме в стиле ретро. Он заглянул в машину и бросился открывать дверь с моей стороны. Протянул мне руку.

Ощущая себя по крайней мере английской леди, я непривычно оперлась на эту ладонь и вышла из машины.

— Наш дворецкий Гералт, — представил его Альфред, а мужчина поклонился мне с достоинством и почтением.

Безупречен. Вот так я всегда и представляла себе какого-нибудь английского дворецкого, служащего при лорде.

— Миледи, рад приветствовать вас. Все слуги будут в вашем распоряжении на весь период вашего пребывания.
— Благодарю… — только и нашлась я.

Просто «сюр» какой-то! Цветные деревья, старинный особняк, вышколенная прислуга… И всем этим владела моя тётка? Я ожидала хороший коттедж и много земли вокруг. Ничего более. А тут прямо какая-то сказка.

Альфред провёл меня внутрь особняка. Огромный холл, потом белокаменная лестница, как в музее… Наконец, мы оказались в просторном кабинете. Солнечный свет падал в окно, играл на лакированных поверхностях элитной старинной мебели.

Большой стол из красного дерева, кресла с резными подлокотниками…

А ближе к окну, сложив руки на груди, стоял высокий мужчина. Вполоборота — поэтому я не смогла хорошо его разглядеть.

Заметила лишь отменное сложение — сила и собранность в его фигуре сочеталась со стройностью. Костюм примерно как у дворецкого, только как-то красивее, изысканнее. Белая манишка… Хм, у нас все же какое-то ролевое шоу?

И волосы почти до плеч — солнечный свет играл на них красивыми бликами. Орлиный строгий нос и… кажется, силуэт резко-изогнутой брови.

Почему-то, когда я увидела его, моё терпение лопнуло. Этот незнакомец был такой невозмутимый, такой… холодный и сухой по виду. В его фигуре читалось такое высокомерие, что… пружинка внутри меня разжалась со звоном, и возмущение захлестнуло с головой.

Я обвела взглядом фантастическую обстановку и уткнула руки в бока. Как разгневанная хозяйка.

— Скажете, наконец, что это за наследство? — сердито уставилась я на управляющего, который принялся раскладывать на столе какие-то бумаги.

Альфред вздохнул, бросил короткий взгляд на молчавшего незнакомца. А тот даже не удосужился повернуться ко мне или как-то меня приветствовать. Но неожиданно он кивнул Альфреду — коротко, сухо, без эмоций.

— Вы наследуете половинную долю магического зоопарка. И ещё… жениха. Вот этого мужчину, — осторожно произнёс Альфред и выставил руку, словно хотел защититься от меня.

                                                                                                                Жених по наследству и зоопарк в придачу (Избранное)
                                                                                                                                          Автор: Лидия Миленина

Это  случится однажды ( © )

Ты выпила меня до дна,
ты растерзала моё сердце,
мои глаза лишила сна,
душой заставила раздеться.

И вот стою перед тобой:
нагой, растерянный и жалкий.
Я проиграл любовный бой,
как партию простую в шашки.

Теперь - никто в твоём плену,
лишённый гордости и чести,
ведь я живу, ещё живу,
хоть жизнь постыдна, хуже смерти.

                                                                    Ты выпила меня до дна
                                                                    Автор: Айямиг Александр

Они то встречались, то разбегались.

Едва расставшись, снова  жаждали друг друга.

И ничто не смогло бы помешать их встрече. 

Случись война или конец света, они бы и не заметили. Так бы и кончили жизнь, сплетясь в один клубок.

Между тем, Анна никак не могла простить Даниле прошлого, беспощадно осыпала его упрёками и порой убегала со словами:

Прощай! Больше не приду! И не вздумай  меня искать!

Он боялся, что так оно и случится однажды:

Анна встретит другого, более  достойного  человека, и больше никогда не вернётся.

Вокруг ведь столько  достойных парней в отличие от него, грешника с тёмной отметиной на совести!

Когда за Анной закрывалась дверь, несчастный  художник кидался к холсту, ища спасения, и писал с такой страстью и болью, будто размешивал краски на собственной крови.
 
Однажды, выдохнувшись над холстом, Данила вышел на улицу, забрёл в кабак и напился.

Хмель, чудо - лекарь, задурманил голову и унёс боль. Ни горя, ни угрызений…

Так и повелось. 

Вскоре оброс дружками, любителями выпить за чужой счёт. 

Опорожнив первую стопку, крепко обнимались, выпив последнюю, - дрались до крови по любому пустяку, от избытка чувств…

Мутный поток подхватил Данилу и понёс в неизвестность.

Он и не думал сопротивляться. Лишь бы забыться хоть на время, а там  - будь, что будет!

Сойдясь с Анной, Данила стал писать картины, в которых весь мир со всеми его красками сводился к образу одной женщины.

Сам того не ведая, художник  создавал полотна - вампиры. На первый взгляд – портрет прекрасной женщины. 

Но красавица безжалостно выпивала душу из своих поклонников. Горе тому, кто впускал её в своё жилище!

***

«Женщина - солнце» или «золотой портрет» был написан самым первым, когда радость обретённой любви ещё преобладала над страданиями.

- Делай со своими портретами, что хочешь, - не раз повторял художник  своей подруге. –  Они все твои. Только «золотой» никому  не отдавай и не продавай. Он должен  оставаться с тобой. Слышишь, всегда с тобой!  Особенно,  когда  меня больше не будет. Выполни  мою просьбу, очень  прошу…

Слух об удивительном художнике разносился по Москве. Каждый, кто хоть раз видел его картины, рассказывал о них родным, друзьям и знакомым.

Одни восторгались, другие возмущались, однако и те и другие сходились в одном: стоит посмотреть диковинку.

У Данилы появились поклонники, фанаты и, как полагается, яростные критики.

Первая же персональная выставка принесла Даниле оглушительный успех. 

Люди выстраивались  в очередь за квартал до входа. Стояли в жару и под проливным дождём.

Поскольку автор выставлялся под псевдонимом и никогда не показывался, пошли разговоры об инвалиде с повреждённой психикой. 

Богатые ценители охотно покупали чудо - картины. 

Платили, не скупясь. Но через некоторое время возвращали покупку назад.

Некоторые даже не  требовали вернуть деньги, боясь навлечь на себя неотвратимый гнев. 

Говорили, что красавица на картине - чудовище, чей злой взгляд преследует даже сквозь стены…   

                                                                                                                                                              Женщина - солнце продолжение
                                                                                                                                                                   Автор: Людмила Попова 8

( картина художницы Кэтрин Вельц - Штайн )

С. Т. Р. А. Х.

Почему неспокойно
и душа не на месте?
Вроде, всё уже ровно.
Не пугают уж вести.

То же солнце восходит
по утрам величаво.
Те же в жизни расходы,
что и были вначале.

Время капает мерно,
поглощая живое...
Но не всё, так уж скверно.
Есть и что-то святое.

Всё равно неспокойно
и на сердце тревога:
всё ли делал достойно,
всё ли верно со слогом?

                                             Неспокойно
                                      Автор: Леонид Хегай

Опять сегодня не спал почти всю ночь, отмечал он утром, еле разлепляя глаза.

Но к полудню вполне объяснимая недосыпом сонливость уравновешивалась служебной суетой, рутина не вызывала эмоций – требовались только минимальная сообразительность и внимание.

Вдруг всё сдвинулось и стало разваливаться, как небрежно установленные и плохо закрепленные декорации, сцена поворачивалась всё быстрее, задник ехал, слегка вздрагивая и покачиваясь.

Обнаруживается, что в спектакле участвуют живые люди, что от страсти повышается давление, особенно нижнее, и болит голова.

Говорили по телефону в раз и навсегда назначенное время, утром и вечером в девять.

Ничего не скрывали, даже подчёркивали откровенность, рассказывая об очевидно тайных событиях и переживаниях.

В этом были и суть отношений, и главное их очарование – в абсолютной открытости.

Явный повтор, но надо оставить – усиливает ощущение монотонности.

Всё рухнуло в одно мгновение – когда он получил окончательное решение по текущему проекту.

И теперь он лежал, всматриваясь в неприязненный рассвет за окном, понемногу проникавший в комнату.

Он отчётливо понимал, что прежняя жизнь кончилась и продолжение её невозможно.

Но, как всегда, острое чувство держалось недолго, боль стала тупой, её поглощали оцепенение, безразличие, усталость.

Выхода не было, и как только это стало очевидно, наступило смирение.

Оно подкреплялось обычным недоверием, знакомым всем, кто переживал огромное и неожиданное горе.

Не может быть, что это случилось со мной, не может быть, ведь никогда ничего подобного со мной не случалось, за что, почему со мной, нет, не со мной, со мной всё обойдётся, обойдётся, обойдётся…

Самые трусливые и покорные скрывались за твёрдым «Бог не попустит, Бог всё управит, Господь спасёт…»

Другие отвлекались логикой – вероятность, что это выпадет на меня, ничтожная, значит, нечего бояться…

Третьи сосредоточенно обдумывали линию поведения «потом», когда всё худшее уже случится и минует и небо не рухнет на землю…

Но стоило отвлечься, на минуту ослабить руки на горле судьбы, как наступало отчаяние, и оно было сокрушительным. За ним следовало разъяснение. Горло судьбы – пафосно, но точно. Надо держать, не отпуская, руки на горле судьбы. Иначе – конец.

Он сидел за столом, не замечая, что народ разошёлся на обед, что в рабочем зале пусто, смотрел на компьютерный монитор, по которому ползли капли, будто с потолка капал мелкий и редкий дождь, и не сразу понимал, что капли на мониторе – не дождь с потолка на мониторе, а его собственные слёзы на стёклах очков.

Наконец для разъяснения указаний, которые он получил уже довольно давно по локальной сети, его пригласили к Нине Филипповне.

Так Алёна и сказала: «Ниночка Филипповна вам всё объяснит».

Он зашёл в сортир, увидел в зеркале неожиданно спокойное, даже какое-то самодовольное лицо и отправился к Нинке, не чувствуя ни малейшего волнения.

В лучших своих традициях последних лет – будто со стороны наблюдая жизнь Игоря Матвеевича С.

– Ты можешь считать меня чудовищем, – пользуясь некоторой как бы экстерриториальностью кабинета, Нинка закурила. – Уверена, что считаешь, и все вы считаете меня бесчувственной гадиной…
– Кто все, – перебил он в склочном тоне, совершенно не подходящем для такого разговора, но почему-то установившемся с самого начала, – кто все? Крепостные?

Он ткнул большим пальцем через плечо, за стеклянную стену, отделяющую её начальнический закуток от общего зала.

Нинка не ответила, будто не услышала, продолжая своё.

– А ведь это не я вас всех сюда собрала, и профессию всем вам выбирала не я, и не я рвала жилы, готова была на всё, чтобы в этой грёбаной профессии выбиться в первый ряд! Что, не знали, какой продукт будете производить?! А теперь Нинка, тварь, вас в упыри толкает, всё человеческое истребляет!

Раздавив окурок на затёртом пеплом блюдце, она замолчала, глядя сквозь стекло в рабочий зал, на прижавшихся щекой к телефону, на уткнувшихся в экраны, на беззвучно разевающих рот в смехе, на упавших головой на стол в приступе мгновенного сна…

– Мы делаем самое важное из всех важных дел, – после паузы она заговорила тихо, будто сама с собой. – Мы сеем страх, именно так, как говорили когда-то, именно сеем. Страх быть убитыми, разорёнными, потерявшими всё, что имеем, страх гибели и страх жизни, страх мучений и страх благоденствия, страх, страх, страх… Двенадцатилетние девочки издеваются над такой же девчонкой, бьют, таскают за волосы… Трое, их безрезультатно ищут по следам, забрались ночью в дом священника, вырезали всю семью, дом и церковь подожгли… На шоссе столкнулись пять машин, трое погибших на месте, водитель фуры, по вине которого произошло ДТП, был пьян… К концу года инфляция достигнет семи процентов… Задержан при получении взятки глава городской администрации…

Нинка замолчала, но казалось, что её тихий крик ещё висит в воздухе.

– А, думаешь, там, – она махнула рукой в неопределённом направлении, – думаешь, там не то же самое? Уволенный служащий расстрелял бывших сослуживцев, беженцы захватили мэрию, перевернулся паром…

Нинка невменяема, подумал он, с нею никто не разговаривает, кроме как по делу, и поэтому никто не замечает, что она невменяема.

Сидели минут пять молча, только в воздухе летали тени её безумных речей.

И кроме неё в конторе уже никто не курит, бессмысленно отметил он.

– И всё это страх, – закончила она совсем тихо. – Если бы не страх, мы уже давно сожрали бы друг друга. Почитай Ветхий Завет, давно читал? История кровавого уничтожения одних людей другими, и только страх держал их в узде. Тогда это называлось страхом Божьим, но с тех пор, как Бога высмеяли и отменили, мы работаем за Него. Страх. Ты не хуже меня знаешь, что наша группа занята только в тех проектах, в которых проливается кровь. Группа крови. Кстати, хорошая игра слов, можно использовать…

– Не понял…

Он действительно сначала не понял.

– Чего ты не понял?! Мы создаём поддельные трагедии с жертвами, большей частью детскими, с уничтожающими друг друга родственниками, с пытками и тому подобным, – продолжала с середины фразы Нинка. – Я должна тебе напоминать, объяснять? Я – тебе?! А не ты сам участвовал в разработке и планировании таких проектов на ближайшие пять лет? Наиболее эффективным из проектов, легко внедряющихся в сознание образованных служащих, все сочли твой собственный, вполне логично реализацию поручили тебе же. А ты устраиваешь рыдания, как…

Не подобрав сравнения, Нинка замолчала и принялась давить старый окурок.

                                                                                                              из повести - пьесы Александра Кабакова - «Группа крови»

( кадр из фильма «Авария» 1997 )