На платке инициалы, В небе молния, гроза, Для чего я испытала, В Ваши как глядеть глаза. В дневнике, в строке последней Вы в любови мне клялись - Оборвались Ваши бредни, Поманила меня высь. И в дневник ни полу строчки С этих пор я не пишу. И не радуют цветочки, Грусть - печаль в себе ношу.
На платке инициалы (Избранное) гр. Агата Кристи Ак
Жорж рос здоровым, краснощеким мальчуганом, с прелестными белокурыми локонами и большими томными, чёрными глазами. Знакомые дамы находили Жоржа прелестным ребёнком; часто щекотали маленькими пальцами его подбородок и звонко чмокали в его сочные, румяные губы, вызывая краску удовольствия и стыда на мягкие, круглые щеки тринадцатилетнего мальчика. Адъютанты и подчиненные его отца носили Жоржу конфеты и сладкие пирожки и нередко называли Жоржа при родителях умным мальчиком, так что Жорж очень рано привык считать себя прелестным и умным существом.
Мальчика одевали роскошно, хотя, случалось, забывали подолгу менять бельё, кормили на убой, часто меняли гувернанток и нянек и затем не обращали на него никакого внимания. Да и некому было.
Отец Жоржа, высокий, старый, суровый генерал достопамятной крымской эпохи, снимавший казённой меркой ширину солдатских подметок, – по утрам бывал занят службой, вечера проводил за картами и особенной нежностью к детям не отличался. Официальное: “доброго утра, папенька”, с поцелуем руки утром, и такое же приветствие вечером – вот и всё первоначальные сношения ребёнка с отцом. К тому же ребёнок боялся отца.
Его суровый вид, его седые, торчащие тараканьи усы, мутный взгляд оловянных глаз, вспыльчивые окрики: “я тебя!” наводили на мальчика такой трепет, особливо в первые годы его детства, что после каждого прихода в тёмный, мрачный кабинет с пожеланиями доброго утра и доброго вечера мальчику переменяли панталончики. Так страшна казалась ему высокая, сухая фигура генерала, заставлявшая трепетать не только ребёнка, но и всех взрослых в этом доме. Впрочем, этот трепет понемногу проходил. Мальчик хотя и боялся, но менее трепетал отца, умея найти в нём слабые стороны, которые и эксплуатировал довольно ловко для ребёнка своих лет.
Мать, полная, добродушная женщина лет за сорок, любила без памяти Жоржа, этого Вениамина семейства, с рождением которого отношения супругов приняли совершенно иной характер. После родов Жоржа генерал нашёл, что жена не в меру полна, дрябла и стара, и прекратил посещения её половины. Генеральша обезумела и стала чаще страдать приливами крови и необузданными припадками ревности. Первое время она с пеной у рта, в одной юбке врывалась в кабинет мужа и требовала объяснений. Тогда происходили ужасные сцены. Сперва муж сдерживал себя, молча выслушивая бестолковый лексикон ругательств, но, когда бешеная женщина теряла всякую меру, седые усы шевелились как-то скоро и страшно, лицо бледнело, скулы быстро двигались, и он глухо произносил: “уйди!” Она, разумеется, в ответ посылала проклятия, а он бешено заносил руку…
Из кабинета раздавались отчаянные истерические рыдания; мать металась по полу и наконец замирала в обмороке. Маленький Жорж не раз подглядывал эти сцены и жалел мать.
После таких сцен генеральша, казалось, ещё более привязывалась к своему последышу. Засовывая ему в рот сласти и обливаясь градом слёз, она невольно изливала свои жалобы на отца перед сыном и как - то невзначай, сама не понимая, что делает, посвящала его в свои тайны.
Мать баловала сына, потакала капризам, рядила в дорогие курточки, мотала вместе с ним деньги на сласти, иногда возилась с ним подолгу, забавлялась, как дитя игрушкой, иногда забывала, что не видала его по целым дням. Она выезжала, принимала гостей, читала французские романы и с каким-то наслаждением поруганного женского самолюбия занималась наблюдениями за любовными интригами мужа.
И в этом занятии Жорж мало - помалу сделался её хорошим помощником. Сперва мать под благовидными предлогами посылала Жоржа к отцу, с целью застать его врасплох, но мало - помалу посылки эти стали повторяться без всяких предлогов, и дело дошло наконец до того, что мать с сыном нередко совершенно серьёзно обсуждали сообща какой - нибудь новый план засады, из которой Жоржу можно было бы хорошо рассмотреть, как отец целует и щиплет гувернантку.
Гувернантки у Жоржа менялись очень часто. То сами уходили от преследований генерала, то оставляли дом вследствие ревнивых придирок и дерзостей генеральши. Генерал не давал им спуска. Он как - то выписывал всегда хорошеньких гувернанток и был мастер немедленно становиться с ними на короткую ногу. Та же история бывала и с няньками.
Сангвиник по характеру, генеральша быстро отдавалась впечатлениям. Точно ребёнок, она удивительно скоро переходила от гнева к ласке, от слёз к смеху. Часто, слушая отчёт Жорженьки о том, как папенька в коридоре “обнимал и щипал” новую “няню Дашу”, мать хохотала до слёз, заставляя Жорженьку повторять рассказ о похождениях “старого развратника”, как она всегда за глаза называла своего мужа.
Жорж повторял и подчас присочинял подробности, мелькавшие в его воображении… Благодаря этим беседам с матерью, инстинкты мальчика просыпались ранее времени, и Жорж уже подолгу льнул к губам знакомых дам, целовавших “прелестного малютку”, и краска, являвшаяся при этом на его круглые щеки, не была краской стыда.
из книги Константина Михайловича Станюковича - «Червонный валет»
Семён Семёнович проснулся утром: жена уехала в Дубровку. На кухне слышны звуки, там Миша:
- Доброе утро, Семён Семёнович. - Нет, я должен немедленно ехать в Дубровку. - Правильно, но не сейчас... Завтра утром пришлём вам машину. Как всегда - такси. В 8 утра вам удобно? - А почему не сегодня? - Сегодня я попрошу вас выполнить одну мою просьбу... - Какую? - Вам нужно обязательно встретиться с вашим приятелем. - Каким приятелем? - Ну, с тем, с которым вы были на рыбалке, в ресторане. - А, Геннадий Петрович... - Встретьтесь с ним и так, между делом скажите, что завтра вы уезжаете в Дубровку в 8 утра. А самое главное, скажите ему, тоже так, между прочим, невзначай, что послезавтра с вас снимут гипс. - Гена !? - Да. - А почему же вы его тогда не...? - Чтобы не спугнуть более крупную рыбу (при этом Миша кладёт в рот совсем не крупную рыбу, а кильку).
Бриллиантовая рука; костяная нога? либо жизнь по-человечески Авторский коллектив: Руслан Семёнов
Экран мобильного телефона блеснул. Семён Семёнович прищурился, чтобы увидеть, кто осмелился в четверг нарушить его мирный утренний сон.
Это была смска от какого-то Вергения (1): «Mon ami (2), вы бы хотели встретиться сегодня вечером? Как насчёт ресторанчика с дарами моря?»
Морепродукты? Что за чушь несёт этот липовый француз? Семён Семёнович толкнул мобильный телефон под подушку.
Его живот заурчал – пришло время завтрака, но он не хотел будить Машу… пока. Она пахла лавандовым мылом, теплом и домом. Конечно же, у него была и своя постель, но он всегда приходил к ней, когда ему было холодно или одиноко.
А холод и одиночество ему доводилось испытывать часто.
Маша шевельнулась и пошарила по постели, коснулась плеча Сёмы и нащупала телефон.
Его прекрасное утро было испорчено. Семён Семёнович подкатился ближе, чтобы прижаться к Машиной руке, но она не поддалась на уловку, так как была занята набором текста.
Маша: У меня собрание отдела маркетинга до 7 вечера. Вергений: А если перекусить в сосисочной? Маша: Я вегетарианка. Вергений: О-о-о, тогда я знаю одно местечко.
Маша усмехнулась и села на кровати. Семён Семёнович остался в постели и не видел, что она ответила – её лицо светилось, что предвещало недоброе. Её чистая искренняя улыбка, всегда принадлежавшая Семёну, теперь была адресована невидимому получателю со странным именем Вергений. Пф-ф! Ну и имечко! Родители в погоне за оригинальностью не подумали о дальнейшей судьбе ребёнка.
Семён Семёнович обожал борщ со сметаной, блинчики с творогом и вареные яйца с икрой, желательно чёрной. Но Маша рассчитала процент жира его тела, нашла его избыточным и посадила Семёна на порционную диету. Абсурд. Он не нуждался ни в какой диете. Он был великолепен, как Адонис (3), предан, как Ланселот, и ласков, как Ромео. Кроме того, очень начитан и умен. Ни одной женщине не устоять перед его прекрасными изумрудными глазами и завораживающей улыбкой, не говоря уже о его первоклассной шубе и пытливом взгляде. Он был самым великолепным примером русского голубого кота с шикарной родословной.
Он был королевских кровей, а Мария была его королевой. Когда испуганный маленький котёнок Сёма оказался в её современной двухкомнатной квартире на Арбате, он возненавидел её белую мебель и тишину книжных полок. Он мечтал о компаньоне – кошечке, с которой он будет играть и обниматься, вместе наблюдать за людьми на улице и за золотой рыбкой в аквариуме. Сначала он прятался под кожаным диваном со своей плюшевой игрушкой - лисой. Маша его не выманивала. Вместо этого она читала вслух каждый вечер и обсуждала романы и стихи, обращаясь к Семёну как к собеседнику и в конце концов завоевав его сердце своей добротой, интеллектом и мягким голосом. Ходили слухи, что там также был задействован кошачий корм «Meow Mix», но Семён Семёнович отрицал такую ложь начисто.
Он услышал голос Марии: «Сёма, дорогой, завтрак» и покинул тепло кровати после нескольких ленивых потягиваний. Неторопливой лёгкой трусцой он прибыл на кухню в предвкушении паштета из куриной печёнки. При ближайшем рассмотрении он заметил порезанные кубиками огурцы, примешанные к паштету. Очевидно, Маша ещё не рассталась с идеей о том, что Семёну надо потерять несколько сотен граммов.
Он вскочил на стул и в знак протеста против завтрака из огурцов сбросил на пол красную ручку и несколько печатных страниц. Он презирал Машину работу старшим редактором издательства средней руки, которое снабжало её бесчисленными многообещающими рукописями. Его аристократической душе Эмерсон (4) нравился больше, чем Уитмен (5), а Оскар Уайльд больше, чем Томас Харди (6). Он не интересовался творчеством слишком современных писателей. Он мог бы процитировать Байрона и Эмили Дикинсон (7). К сожалению, Маша слышала только нежное мурлыканье. Иногда он любил покусывать собрание сочинений Льва Толстого на нижней полке, когда в нем взыгрывала русская кровь.
– Я побежала в душ. Будь хорошим мальчиком и ешь свои овощи. Я люблю тебя, мой рыцарь в сияющих доспехах. – Она погладила его блестящую шерсть и подняла страницы с пола. – Не ревнуй меня к работе. Ты же знаешь, я люблю тебя больше.
Он с наслаждением закрыл глаза, слушая, как по дороге в душ Маша напевает 40-ю симфонию Моцарта.
Мария поведала Семёну, что его имя означает на иврите «услышанный». Ему и вправду грех было жаловаться на её глухоту.
В те вечера, когда Маша не задерживалась на работе, они проводили время вместе, по очереди выбирая книги из обширной библиотеки. Семён обычно тёрся носом об свои предпочтения, и Мария читала вслух выбранную им книгу. Вчера вечером это был её выбор, и ему пришлось послушать роман Марии Метлицкой (8), который был совершенно не в характере Маши, но Семён Семёнович стоически дослушал до конца – ладно хоть, что кончилось всё хорошо. Так что сегодня книгу для чтения вслух выбирал он. Ему не улыбалась перспектива провести вечер в одиночестве.
из книги Инны Лайон - «Катарсис Семёна Семёновича» ____________________________________________________________________________________________________________________________________________________________
(1) Это была смска от какого-то Вергения - Одна из форм имени Вергилий - "целомудренный".
(2) Mon ami (фр.) - Мой друг.
(3) Он был великолепен, как Адонис - Адонис, герой древнегреческого эроса, славился своей красотой: в него влюбляется богиня любви Афродита. Его также называют возлюбленным Диониса. Был пастухом и охотником на зайцев. Похвала Музы охоты вдохновила его стать охотником.
(4) Его аристократической душе Эмерсон нравился.. - Эмерсон. Ральф Уолдо Эмерсон (25 мая 1803 – 27 апреля 1882) - американский эссеист, лектор, философ, аболиционист и поэт, возглавлявший трансценденталистское (*) движение середины XIX века. Его считали защитником индивидуализма и дальновидным критиком уравновешивающего давления общества, и он распространил свои мысли через десятки опубликованных эссе и более 1500 публичных лекций по всей территории Соединенных Штатов.
(*) возглавлявший трансценденталистское движение - Трансцендентальное - это то, что пребывает вне рамок познания; это то, что предшествует рождению чувственного опыта и создаёт необходимые условия для его явления. К примеру, пространство и время.
(5) нравился больше, чем Уитмен - Уолт Уитмен (31 мая 1819 — 26 марта 1892) — американский поэт и публицист. Новатор свободного стиха. К концу жизни обрёл славу первого общенационального поэта США. Важное место в поэзии Уитмена занимает индустриальная тема: оды фабричным трубам, домнам, станкам, паровозам делают его предтечей так называемой урбанистической поэзии. На русский язык Уитмена переводили К. Д. Бальмонт, И. А. Кашкин, К. И. Чуковский.
(6) больше, чем Томас Харди - Томас Харди (2 июня 1840 — 11 января 1928) — крупнейший английский писатель и поэт поздневикторианской эпохи. Основные темы его романов — всевластие враждебной человеку судьбы, господство нелепой случайности. Место действия — вымышленный Уэссекс на юго - западе Англии. Поэзию Харди отличает исключительное многообразие метрики и строфики.
(7) Эмили Дикинсон - Эмили Дикинсон. Эмили Элизабет Дикинсон (10 декабря 1830 года, Амхерст, Массачусетс — 15 мая 1886 года) — американская поэтесса. При жизни опубликовала менее десяти стихотворений из тысячи восьмисот, написанных ею. Стихи Дикинсон не имеют аналогов в современной ей поэзии: их строки коротки, названия, как правило, отсутствуют, часто встречается необычная пунктуация и использование заглавных букв. Многие её стихи содержат мотивы смерти и бессмертия. В настоящее время Эмили Дикинсон рассматривается критикой как одна из величайших американских поэтов.
(8) роман Марии Метлицкой - Мария Метлицкая. Мария Метлицкая (род. 19 июля 1959 года, Москва) — российская писательница, автор десятков книг в области популярной литературы. Стала известна в 2011 году. В разное время занималась различными видами деятельности, например, росписью мебели и написанием стихов. Как писательница, Мария Метлицкая пишет, основываясь на историях друзей, коллег и знакомых.
Снова Солнце к закату катится, Ещё миг и взорвётся джаз, Танго «Чёрная каракатица» - Вот, что сблизит сегодня нас. Ты заплачешь, за голову схватишься, Рухну я на горячий песок, Танго «Чёрная каракатица» - Нашей жизни кровавый сок. Снова кто - то назад пятится И, как сорванный лист, дрожит Танго «Чёрная каракатица» Нам вернуло мечту и жизнь.
Танго «Чёрная каракатица» (Отрывок) гр. Пикник. Альбом Чужестранец
Пошлый. Яркий. Настойчивый. Взрывной.
Задняя часть блестящей шёлковой жилетки дико и неописуемо гармонирует с его чёрно - стальной кожей. На лысом затылке блестят капельки пота. Он на секунду замирает, поднимает над роялем свои сильные руки в белоснежных рукавах и опускает их на клавиши слоновой кости.
Гремит бас. Бас готов вытряхнуть душу из зала. Джазмен ухмыляется. Он знает больше чем ты. Прекрасная мисс Однодневка на пределе человеческих возможностей вытягивает голосом тему. Её блестящее платье сверкает миллионом огней, а тёмно - серые чулочки притягивают голодные глаза сотни гангстеров. О, да! Сама она ночевать не будет. Кем будет этот счастливчик? Ну конечно тот самый Джонни, любимчик публики, крутой парень, что не задумываясь пылит деньгами, швыряет их словно бумагу и из шампанского предпочитает только Мумм (3). Но какой Мумм к чёртовой матери сегодня? Сегодня Джаз и контрабандный канадский виски! Всё, что лишено свинга, лишено смысла!
Задумчивый. Глубокий. Свободный. Одинокий.
Я спустился в подземку. Я купил один жетон. Я пошёл в переход И услышал саксофон. Я побежал на звук И увидел его – Аллигатор - джазмен В переходе метро.
Аллигатор, сыграй свой джаз. Мимо тебя идут тысячи ног. Они все куда - то спешат. Ты смотришь на их туфли. Дорогие и кожаные, дешёвые и потёртые. Нет, ты не увидишь здесь Вагабонд (4). Это ведь метро, а не кабаре на окраине Чикаго.
Но ты не замечаешь эти мелькающие серые одинаковые туфли. В твоих глазах разноцветные огни фейерверков. Усталых фейерверков. Которые давным - давно отсырели под ночным осенним дождём и не рвутся с хлопками под радостный визг полуночной публики.
Кофр от сакса раскрыт (5) и в нём блестит десяток мелких монет. Но ведь ты играешь этот джаз не ради них. Тебе давным - давно на всё наплевать. Лишь только пол сотни джина, сигарета, что режет лёгкие как нож, и скрытое серое лицо под широкополой шляпой. Но бар остался на той стороне улицы, а ты стоишь тут.
Рождаешь целый мир одним прикосновением губ к мундштуку. Аллигатор в переходе, сыграй свой джаз для меня. Я вытряхну в твой кофр свои карманы и сяду напротив тебя на грязный пол. Чиркну спичкой по подошве своих потёртых туфлей. Да, Вагабонд. А ты как думал? Подкурю сигарету и выпущу облачко сизого дыма прямо под знаком “курить запрещено”. А ты улыбнёшься краешком глаз и врежешь давно забытый, покрытый пылью, ворующий души джаз…
Ветреный. Горячий. Хмельной. Сексуальный.
Ты щёлкаешь пальцами и на той стороне залива загораются огни. Ты ведёшь свою бэби выпить самый лучший коктейль. Ты улыбаешься беспечным оскалом стиляги, которому под силу всё. Твои стальные подковы стучат чечётку по мокрой мостовой, а серые глаза предупреждают об опасности. Ты горишь огнём страсти, а твоя бэби задыхается от похоти. Быстро - быстро стучат в унисон две пары каблуков. Свернуть за угол. Почти пробежать сотню метров. Ещё раз свернуть. Грязная подворотня с бродячими кошками....
Она висит на твоём плече, перебирая заплетающимися ногами. Ты входишь с ней в клуб и проходишь к бару. Учтивый бармен ставит на сверкающую чёрную стойку два лонг дринка – нежная смесь рома и сливок в очаровательной Мидори Колада (6). Твоя бэби подводит губы и через секунду её спинка мелькает среди таких же развратных сук под очередной биг бэнд боевик Кэба Кэловэя.
(1) тремоло сменяется ударным аккордом - Тремоло (итал. tremolo, букв. «дрожащий») — разновидность мелизма. Приём игры на струнных, клавишных, ударных и других музыкальных инструментах:
— многократное быстрое повторение одного звука; — либо быстрое чередование двух не соседних звуков, двух созвучий (интервалов, аккордов); — отдельного звука и созвучия.
(2) высота блаженства подкрепляется глиссандо тромбона - Глиссандо (итал. glissando от фр. glisser — «скользить») — музыкальный термин, штрих, означающий плавное скольжение от одного звука к другому. Глиссандо предполагает плавный переход от одного звука к другому через все лежащие между ними звуки, возможные для воспроизведения на данном инструменте.
(3) предпочитает только Мумм - Mumm (фр. G.H.Mumm et Cie) — компания-производитель шампанских вин, находящаяся во французском Реймсе. Компания была основана в 1827 году тремя братьями Мумм: Якобсом, Готлибом и Филиппом — немецкими виноделами из долины Рейна. Mumm является третьим в мире брендом по объёмам продаж продукции после Moët & Chandon и Вдовы Клико. Ежегодно продаётся около 8 миллионов бутылок вина в более чем ста странах мира. Компания является официальным спонсором гонок Формулы-1 с 2000 по 2016 год и предоставляла специальные бутылки шампанского для празднования призёров гонки на подиуме.
(4) Нет, ты не увидишь здесь Вагабонд - Бездомный, бродяга. Проходимец.
(5) Кофр от сакса раскрыт - Сундук с несколькими отделениями.
(6) нежная смесь рома и сливок в очаровательной Мидори Колада - Мидори Колада. Разновидность классической Пина Колады, любимого тропического коктейля, приготовленного из рома, ананасового сока и кокосовых сливок. Добавление Мидори в этот традиционный рецепт придает дынному вкусу и поразительному зелёному оттенку, что делает его визуально привлекательным и ароматным напитком.
День - слишком долог, солнце греет не слишком. Ветер холоден, колок. В мозгу глупо мыслишкам. Трава - вредно - зелёная. Простынь - очень уж чистая. Море - слишком солёное. Небо в тучах – бугристое. Луна - очень ущербная. Песок - очень сыпучий. Весна - очень уж вербная. Ёжик - очень колючий. Земля - очень уж грязная. Дети - слишком шумны. Жизнь - совсем безобразная. Ботинки - тесны. Камни - слишком тяжёлые. Ночь – сплошь страхи и мрак. Люди - слишком весёлые… Всё на свете не так.
Овсяная каша была горькой и противно жгла язык. Первым желанием Вячеслава было отставить её. Не есть дальше. Но нужно было позавтракать, да и обижать никого не хотелось.
Слава продолжал глотать ненавистную кашу. Заставляя себя, молча, через силу. Что - то творилось в нём, что - то повторялось, возобновлялось или, наоборот, заново рождалось – он не мог понять что. Что - то было похожим, тождественным чему - то, какая - то мысль копошилась в голове. Слава, не пережевывая, глотал овсяную кашу и пытался поймать её. Вспомнить. «Где? Что? Когда?» – как в известной телепередаче. Или с кем?
Мысль не ловилась.
Бывают состояния, когда всё происходящее кажется точным повтором, слепком уже когда - то происшедшего. В такие минуты возникает ощущение, что мысль о мире, о жизни пронзает время. Или наоборот, время возвращается и проходит, прокручивается через органы чувств ещё раз. Когда такие состояния наступали, Вячеслав с точностью до нюансов мог предсказать, что будет через мгновение. С окружающей обстановкой, с присутствующими в ней людьми, с пространством и временем. Он как бы просвечивал взглядом материю, себя, память, ещё что - то. И знал всё наперёд.
Сейчас было другое…
Время текло своим чередом, пространство кухни стояло неподвижно и неколебимо. Что будет дальше – Вячеслав не знал. И не хотел. Зачем знать будущее? Но он хотел понять, что его задело в это ноябрьское холодное питерское утро, заставило напрягать память и что - то вспоминать.
Утро — с горькой овсяной кашей. Её вкус раздражал, он был таким же, как тогда в деревне.
Мать тогда сходила в сельскую лавку и взяла то, что было. Был геркулес, прогорклый и какой-то пресный. Как сейчас. Она сварила его на завтрак и перед тем как подать на стол сказала, что овсяная каша не очень вкусная, но есть можно. Она сказала тогда: «Ничего другого не завезли!»
Да, Слава это точно вспомнил. Сегодняшняя каша, как каша в то, последнее лето в деревне.
Он уехал в город, учился, жил в общежитии, затем женился и остался в городе. Когда родился сын, перевёз в город и маму. Затем свекровь с невесткой что-то не поделили — пришлось купить квартиру для мамы в ближайшем пригороде. К бабушке приезжали редко, уже три года она жила тихо и скромно. На свою пенсию.
Да, всё это так, но почему вспомнилось об этом сейчас, сегодня?
Ах да — овсяная каша! К счастью, она уже почти съедена. Да-а — горькая овсянка, мама, деревня. Что сейчас делать в деревне? На поля, конечно, можно выехать, иногда – когда сбор урожая, как бывало в студенческие годы. Даже полезно подышать землёй, навозом, подёргать чего - нибудь. Морковь или турнепс (*) какой… Но чтобы жить… Жить можно только в городе!
Город – это дела, это жизнь. Моя жизнь! Сегодня вот опять встреча на высшем уровне, нужно галстук поменять. И эта горькая каша! К чему? Жена купила, сварила, зачем? Мы же не в деревне! Хотя как узнать, что она горькая? Что в городе, что в деревне, — пока не сваришь, не попробуешь и не узнаешь… Пачка - то закрыта. А распечатал — не понесёшь же обратно. Ругаться там! Себе дороже…
Да, но что же я забыл? Важное что-то… Крутится мысль где-то рядом, но не открывается.
По работе вроде бы всё учтено. Позвонить нужно на вахту, предупредить о сегодняшнем мероприятии, чтобы не задерживали гостей, как они любят, чтобы сразу пропустили. Гости - то не простые. Но это мелочь, это не главное, тут что - то другое.
По дому, что ли?.. Сын, дочь, школа, жена? Да нет, вроде бы не здесь, тут — всё в порядке. Тогда — где же? Прямо с утра. И главное — что?
Он долго смотрел в пустую тарелку и вспоминал… Встал, налил чаю, вернулся на своё место.
Мамин день рождения!
Сегодня! Ну, конечно же! Как же это я забыл? Совсем замотался. Что жизнь городская с человеком делает.
Вячеслав хлопнул себя ладонью по лысеющему лбу. Ну, конечно же! Потому - то каша и горькая — чтобы вспомнил! И ведь вспомнил! Невероятно!
Он быстро выпил чай и быстро ушёл из кухни.
К телефону.
ОВСЯНКА Автор: Владимир ХОХЛЕВ ___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________
(*) Морковь или турнепс - Турнепс (Brassica rapa subsp. rapirera), или кормовая репа — двулетнее растение из семейства Капустные.
Дресс коды как соты, отсев по одежде В спортивных штанах твой провал неизбежен Охрана на месте, залипы в кютюре Понты не понятны, достала культура...
На мне 1000 евро, спортивной одежды Кроссовки от найка, костюм чёрный с бежью Свободные темы в одежде моей Мешают охране пустить в клуб теней...
Мне так не понятна вся эта культура Какая вам разница кто я , откуда Я просто увидел у вас ночной клуб А вы мне тут темы толкаете вдруг...
Я против такого к себе отношения Какой дибилойд принял это решение Пускать лишь конкретные типы людей Судить по одежке и цвету вещей...
Дресс код (Избранное) Автор: Александр Беркет
Она любит развлечения, ночные клубы, шумные вечеринки, и не представляет без всего этого своей жизни. Так она начала жить года два назад, и этот стиль жизни ей очень понравился.
Ведь ночная жизнь не предполагает обязательств перед новыми знакомыми, а знакомства в ночных клубах в большинстве своем не выходят за стены ночного заведения. Максимально такое знакомство выдерживало на ее практике 2 - 3 свидания после шумного отдыха.
Она ходила бы туда хоть каждый день: ночью танцы, а днём спать, но не позволяют обстоятельства, работа да учёба. Максимально у неё получалось отдохнуть раз или два в две - три недели. Но и этого адреналина иногда хватало надолго. Потому как истории ночного времяпрепровождения случались разные.
Она никогда не задумывается на тему того, зачем многие парни приходят в клубы, ответ всегда лежит на поверхности. Даже на поверхности танц - пола. Большинство из отдыхающих там ребят просто хотят найти бесплатную девушку на ночь. Её тоже пару раз пытались «снять», но она всегда давала достойный отпор.
Девушка бы долго вела такой образ жизни, но ей, как любой представительнице женской половины населения Земли хотелось простого людского счастья – семьи и уюта. Но то, что она хотела бы принадлежать одному-единственному и любимому, Мария тщательно скрывала, предпочитая оставаться для окружающих сильной самостоятельной девушкой, где - то даже холодной и неприступной.
Один из её псевдонимов в кругу друзей не был оригинален – «Кошка»… потому что она называла саму себя, и внушала окружающим, что её девиз – «Кошка, гуляющая сама по себе, но время от времени пригревающаяся и засыпающая на чьих - либо коленях». На такую мысль относительно своего поведения её подтолкнул друг, который знал о девушке абсолютно всё. Как, собственно, и она о нём. Он же и решил, что это её девиз, а она не стала сопротивляться, охотно его приняв.
Она и сама в этот девиз поверила, поверила, что это так. На самом же деле так она лишь оправдывалась перед самой собой за непостоянных и часто сменяющих друг друга ухажёров.
«Господи, как я устала от этого непостоянства! – часто думала она. – Я не хочу больше так жить! Я хочу просто любить и быть любимой». Часто думала она, но никому и никогда не произносила этих слов вслух. Просто любить… случился в ее жизни один роман, перевернувший её жизнь..
Ночная жизнь. Пролог (Избранное) Автор: Эволи Черникова
В берестовой сидя будочке, Ногу на ногу скрестив, Врач наигрывал на дудочке Бессознательный мотив.
Он мечтал об операциях, О бинтах, о ревене (*), О Венере и о грациях… Птицы пели в вышине.
Птицы пели и на тополе, Хоть не ведали о чём, И внезапно все захлопали, Восхищённые врачом.
Лишь один скворец завистливый Им сказал как бы шутя: «Что на веточках повисли вы, Даром уши распустя ?
Песни есть и мелодичнее, Да и дудочка слаба, - И врачу была б приличнее Оловянная труба!»
Берестовая Будочка из цикла «Медицинские стихотворения» Автор: Алексей Толстой __________________________________________________________________________________________________________________
(*) О бинтах, о ревене - РЕВЕНЬ (RHUBARB). Средство растительного происхождения. Слабительное. __________________________________________________________________________________________________________________
Знай, о царь, — сказал визирь, — что у одного царя был визирь, а у этого царя был сын, который любил охоту и ловлю, и визирь его отца находился с ним. И царь, отец юноши, приказал этому визирю быть с царевичем, куда бы тот ни отправился. Однажды юноша выехал на охоту, и визирь его отца выехал с ним, и они поехали вместе. И визирь увидал большого зверя и сказал царевичу: «Вот тебе зверь, гонись за ним». И царевич помчался за зверем и исчез с глаз, и зверь скрылся от него в пустыне. И царевич растерялся и не знал, куда идти и в какую сторону направиться, и вдруг видит: у обочины дороги сидит девушка и плачет.
«Кто ты?» — спросил ее царевич; и девушка сказала: «Я дочь царя из царей Индии, и я была в пустыне, но на меня напала дремота, и я свалилась с коня, и теперь я отбилась от своих и потерялась». И, услышав слова девушки, царевич сжалился над нею и взял её на спину своего коня, посадив её сзади, и поехал. И когда они проезжали мимо каких - то развалин, девушка сказала: «О господин, я хочу сойти за надобностью», и царевич спустил её около развалин. И девушка вошла туда и замешкалась, и царевич, заждавшись её, вошёл за ней следом, не зная, кто она. И вдруг видит: это — гуль (*) , и она говорит своим детям: «Дети, я привела вам сегодня жирного молодца!»
А дети отвечают: «О матушка, приведи его, чтобы мы наполнили им наши животы». Услышав их слова, царевич убедился, что погибнет, и испугался за себя, и у него задрожали поджилки. Он вернулся назад; и гуль вышла и увидела, что он как будто испуган и боится и дрожит, и сказала: «Чего ты боишься?» — «У меня есть враг, и я боюсь его», — отвечал царевич. «Ты говорил, что ты сын царя?» — спросила его гуль; и царевич ответил: «Да».
И тогда гуль сказала: «Почему ты не дашь своему врагу сколько - нибудь денег, чтобы удовлетворить его?» — «Он не удовлетворится деньгами, а только моей жизнью, — отвечал царевич, — и я боюсь за себя. Я человек обиженный». — «Если ты, как ты говоришь, обижен, призови на помощь Аллаха, и он избавит тебя от злобы твоего врага и царевич поднял взор к небу и воскликнул: «О ты, кто отвечаешь попавшему в беду, когда он зовёт тебя, и устраняешь зло, о боже, помоги мне против моего врага и отврати его от меня! Поистине, ты властен в том, чего хочешь!» И когда гуль услыхала его молитву, она удалилась, а царевич отправился к своему отцу и рассказал ему о поступке визиря; и царь призвал его и убил.
И если ты {так и ты}, о царь, доверишься этому врачу, он убьёт тебя злейшим убийством. Тот, кого ты облагодетельствовал и приблизил к себе, действует тебе на погибель. Он лечил тебя от болезни снаружи чем - то, что ты взял в руку, и ты не в безопасности от того, чтобы он не убил тебя вещью, которую ты так же возьмёшь в руку«.
«Ты прав, о визирь, — сказал царь Юнан, — как ты говоришь, так и будет, о благорасположенный визирь! Поистине, этот врач пришёл как лазутчик, ища моей смерти, и если он излечил меня чем - то, что я взял в руку, то сможет меня погубить чем - нибудь, что я понюхаю».
После этого царь Юнан сказал визирю: «О визирь, как же с ним поступить?» И визирь ответил: «Пошли за ним сейчас же, потребуй его, и если он придёт, отруби ему голову. Ты спасёшься от его зла и избавишься от него. Обмани же его раньше, чем он обманет тебя». — «Ты прав, о визирь!» — воскликнул царь и послал за врачом; и тот пришёл радостный, не зная, что судил ему милосердный, подобно тому, как кто - то сказал:
Страшащийся судьбы своей, спокоен будь, Вручи дела ты тому своп, кто мир простор! О владыка мой! Ведь случится то, что судил Аллах, Но избавился ты от того, чего не судил Аллах. И когда врач вошёл к царю, то произнёс: «Не воздал коль я тебе за что благодарностью, Скажи мне, кому ж стихи и прозу готовил я? Без просьбы всегда ты мне оказывал милости, Отсрочек не знал ты в них, не знал извинения. Так как же славить мне тебя, как и следует, И как не хвалить тебя и тайно и явно мне? И вспомню я милости твои: из-за них теперь Забота легка моя, хоть тяжко спине моей. И сказал ещё в этом смысле: К заботам всем повернись спиной И дела свои поручи судьбе! Наслаждайся благом немедленным, И забудешь ты всё минувшее. Ведь немало дней утомительных Принесут тебе удовольствие. И творит Аллах, что желает он. Так не будь же ты из ослушников. Поручи дела всеблагому ты и премудрому, От всего земного ты отдых дай душе твоей. И знай, не так совершится дело, как хочешь ты, Но лишь так, как хочет судья премудрый, Аллах, всегда.
И ещё:
Спокоен будь и весел ты и забудь печаль, Ведь поистине изведет печаль сердце мудрого. Рассудительность ни к чему рабам беспомощным, Так оставь её, и пребудешь ты в вечной радости.
«Знаешь ли ты, зачем я призвал тебя?» — спросил царь врача Дубана. И врач ответил: «Не знает тайного никто, кроме великого Аллаха!» А царь сказал ему: «Я призвал тебя, чтобы тебя убить и извести твою душу».
Потом царь крикнул палача и сказал: «Отруби голову этому обманщику и дай нам отдых от его зла!» — «Пощади меня — пощадит тебя Аллах, не убивай меня — убьёт тебя Аллах», — сказал тогда врач и повторил царю эти слова, подобно тому, как и я говорил тебе, о ифрит, но ты не щадил меня и хотел только моей смерти.
И царь Юнан сказал врачу Дубану: «Я не в безопасности, если не убью тебя: ты меня вылечил чем - то, что я взял в руку, и я опасаюсь, что ты убьёшь меня чем - нибудь, что я понюхаю, или чем другим». — «О царь, сказал врач Дубан, — вот награда мне от тебя! За хорошее ты воздаёшь скверным!» Но царь воскликнул: «Тебя непременно нужно убить, и не откладывая!» И тогда врач убедился, что царь несомненно убьёт его, он заплакал и пожалел о том добре, которое он сделал недостойным его, подобно тому, как сказано:
Поистине, рассудка у Меймуны нет, Хотя отец её рождён разумным был. Кто ходит по сухому иль по скользкому Не думая, — наверно поскользнётся тот.
После этого выступил вперед палач, и завязал врачу глаза, и обнажил меч, и сказал: «Позволь!» А врач плакал и говорил царю: «Оставь меня оставит тебя Аллах, не убивай меня — убьёт тебя Аллах. — И он произнёс:
Правдив, но несчастен я — обманщики счастливы, И ввергнут правдивостью я в дом унижения. Уж в жизни не буду я правдивым, а коль умру Кляните правдивых вы на всяких языках.»
Затем врач сказал: «О царь, вот награда мне от тебя! Ты воздаешь мне воздаянием крокодила». — «А каков рассказ о крокодиле?» — спросил царь, но врач сказал; «Я не могу его рассказать, когда я в таком состоянии. Заклинаю тебя Аллахом, пощади меня — пощадит тебя Аллах!» И врач разразился сильным плачем, и тогда поднялся кто - то из приближённых царя и сказал: «О царь, подари мне жизнь этого врача, так как мы не видели, чтобы он сделал против тебя преступления, и видели только, как вылечил тебя от болезни, не поддававшейся врачам и лекарям».
«Разве вы не знаете, почему я убиваю этого врача? — сказал царь. Это потому, что, если я пощажу его, я несомненно погибну. Ведь тот, кто меня вылечил от моей болезни вещью, которую я взял в руку, может убить меня чем - нибудь, что я понюхаю. Я боюсь, что он убьёт меня и возьмёт за меня подарок, так как он лазутчик и пришёл только затем, чтобы меня убить. Его непременно нужно казнить, и после этого я буду за себя спокоен».
Книга тысячи и одной ночи. «Сказка о коварном везире» (Отрывок) __________________________________________________________________________________________________________________________________________________________
(*) И вдруг видит: это — гуль - Гуль (араб. غُول; англ. ghoul) — мифическое существо и фольклорный персонаж, оборотень в арабской, персидской и тюркской мифологиях. Обычно изображается как существо с отвратительной внешностью и ослиными копытами, которые не исчезают при любых превращениях.
Неважно, что в прошлом наш мир разлетелся На битые пиксели в матрице судеб, Что Sims, где семейным теплом каждый грелся, В момент превратился в обыденный шутер.
И выросли стены как - будто в Майнкрафте, С тобой разделив нас на долгие годы. Осталась я жить на "привычном ландшафте", А ты улетел, активировав моды.
Но время прошло, мы ПО обновили, Обиды отправили в чёрные дыры Все битые пиксели вмиг починили, Найдя координаты новейшего мира.
Разрушили стены привычных реалий: Майнкрафт - не для нас, да и шутеры тоже. А в смежных мирах без "важнейших деталей", Нам жить было холодно, больно и сложно.
Порой даже прошлое можно исправить, Из шутера сделав семьи симулятор, "Программу Эдема" от багов избавить, И в душу поставить свою "трансформатор".
Трансформатор Автор: Виктория Ерух
Ты идёшь по зелёной поляне на берегу широкой северной реки. Изумрудные травинки искрятся капельками росы, облака плывут под гулом наступающей зари, река течёт, как текла тысячи лет до этого. На краю поляны ты замечаешь деревянную трансформаторную будку, покрытую потрескавшимся слоем бледно-синей краски. Старый засов из ромбовидной деревяшки прибит к двери ржавым советским гвоздём. Ты видишь, как будка начинает вибрировать, затем покачиваться и подпрыгивать, изнутри доносятся страшные звуки, стук и чьи - то голоса. Потом она замирает на месте, засов самопроизвольно открывается, и наружу выходят два мента.
На них полный комплект формы – кители, чёрные сапоги, бронежилеты и даже шлемы со стеклянным козырьком на головах. Задумчиво поглаживая резиновые дубинки, они уходят, вежливо разговаривая о чём-то вполголоса. Будка, тем временем, снова начинает ходить ходуном, дверь распахивается и выпускает троих новых ментов. Вслед за ними выходят ещё двое, затем один, затем трое, затем ещё четверо полицейских. Ты начинаешь понимать.
Ты возвращаешься домой, чтобы поскорее сделать бомбу и взорвать к чертям эту будку. Похитив тротил с военного склада, ты очень аккуратно вкручиваешь в серую массу серебристые трубки взрывателей. Ты работаешь несколько дней и ночей, стараясь изо всех сил случайно не взорвать собственный дом. Наконец, бомба готова. Ты кладёшь её в сумку и отправляешься на поляну, но там уже слишком много ментов.
Один из них останавливает тебя.
- Добрый вечер, молодой человек, - четыре пальца взлетают к козырьку. – Что у вас в сумке?
Ты растерян.
- Ничего… - То есть как – ничего? - Ну так. - Вообще ничего? - Абсолютно ничего. - Совершенно, решительно ничего нет? - Ничего. - А ну-ка откройте.
Ты открываешь сумку и вдруг видишь, что там действительно ничего. Абсолютная пустота, вселенский вакуум, в котором медленным водоворотом тонут галактики. Гигантские облака блестящей звёздной пыли искрятся космическими переливами, утекая в чёрную дыру. Мент заглядывает внутрь и, истошно заорав, втягивается в темноту. Сумка захлопывается.
«Ого,» - думаешь ты и продолжаешь свой путь. Около самой будки тебя останавливают ещё раз.
- Здравствуйте, молодой человек, ваши доку… А-А-А-А!..
Не успев опомниться, ещё один полицейский всасывается в сумку. Ты улыбаешься. Ты уже забыл о будке – новое занятие оказывается куда более интересным. Ты ходишь по поляне и собираешь ментов. Они исчезают в твоей сумке парами, тройками – достаточно лишь приоткрыть её, и служители закона методично втягиваются внутрь, как полиэтиленовые мешки в пылесос. Спустя некоторое время ты понимаешь, что всосал последнего мента на поляне. Теперь ты на ней один.
Ты трясёшь сумку и чувствуешь, что внутри будто перекатываются несколько десятков шариков. «Надо же! Я поймал всех ментов,» - думаешь ты. – «Теперь я могу выпустить их наружу, и они будут охранять меня, исполнять мои желания; они всё могут устроить, ещё бы – ведь это же силовики… Они будут работать на меня… Стоп, полиция будет работать на меня? Значит, выходит я г… ГОСУДАРСТВО!..»
Ты застываешь на месте, парализованный неизвестным приступом. Твои мышцы деревенеют, голова сплющивается, а тело опараллелепипедывается. Кожа плавится и синеет, покрывается трещинами, в которых тут же находят убежище мелкие луговые жучки. Бляха на ремне становится подгнившей деревянной щеколдой, ты чувствуешь, как электричество выплавляет провода и разрядники из извилин.
Жалко, зубы не из стали... - Жалко, нервы не стальные... - "Зубы - сгнили, нервы - сдали." (С) Да и члены остальные Словно “галки” поклевали...
«Чайки» съели всю еду... «Дятлы» выпили все деньги... Я, как будто бы, в бреду, На каком-то птичьем сленге, Сочиняю на ходу.
Написал, признаться, хрень... По утрам трясутся руки, - Виноват - мой друг Мигрень. В голове пустые звуки, Даже думать стало лень.
Я теряю мысли нить. Начинает в пот бросать. Надо к доктору сходить, - Пусть мне вставит - чем кусать.
ПАРОДИЯ: ANGRY BIRDS или МОЙ ДРУГ - МИГРЕНЬ (ИЗБРАННОЕ) Автор: Субботин Юрий
В голове обычного человека раздается множество голосов, которые он сам не сознает.
Можно сказать, что в подвале человеческого ума постоянно происходит воровская сходка, где, собственно, и решается судьба всего дома. Эти голоса постоянно спорят между собой.
Пока они говорят разное, крыше ничего не слышно – она лишь ощущает лёгкую нервозность. Потом несколько таких голосов соглашаются о чём -то друг с другом и начинают говорить в унисон. Тогда их общая громкость делается достаточной, чтобы их стало слышно наверху – и они становятся командой.
Обычный человек не то чтобы слышит голоса – он им подчиняется. Ещё точней, он и есть эти голоса, поскольку до того, как команды начинают выполняться, никакого человека просто нет: личность возникает именно в процессе их воплощения в жизнь.
Если же человек по какой-то причине слышит эти голоса все время, его или объявляют шизофреником и изолируют от нормальных людей, или назначают пророком и сажают в золотую колесницу. Но это, в общем, известно.
Можно долго спорить о природе таких голосов. Раньше считали, что они принадлежат богам, духам, ангелам и бесам. Потом их стали называть интериоризованными (*) социальными кодами, фрагментами управляющих человеком программ, инвариантами иерархически обусловленной матрицы поведения, и так далее – но сами голоса от этого не изменились ни разу.
Дело, однако, не в том, как я их буду называть.
Дело в том, что я мог зайти в этот подвал к любому человеку – и, совершенно незаметно для него, заговорить на его внутренней воровской сходке не особенно громким, но очень убедительным голосом такого тембра, что все остальные участники сразу же начинали соглашаться, подпевать, подвывать и подблеивать. В результате человек не то чтобы слышал меня – он слышал себя.
Он вовсе не подчинялся моей команде, он самым естественным образом спешил выполнить сильнейшее желание, вдруг возникшее в самой сердцевине его существа.
Поскольку это было его собственным желанием, ему и в голову не приходило подвергнуть происходящее сомнению. На такое способны только некоторые созерцатели – но с ними, по счастью, я практически не имел дел, ибо их сердца пребывают далеко от путей этого мира.
Так вот, если вернуться к нашему примеру – допустим, мне требовалось, чтобы вредная гражданка взяла зонт. Тогда «глаголом жги сердца людей» заключалось в банальном «женщина, возьми!». Говоря совсем точно, слова «женщина» там не было. Войдя в чужое сердце, я всегда изъяснялся в первом лице: «мне таки нужен зонт» – а вслед за этим и появлялся тот зыбкий голем, которому зонт был нужен. И всё.
Никакого дыма, никаких кардиологических ожогов. Женщина вспоминает, что её тяжелый зонтик с синей ручкой – на самом деле замаскированная дубинка из трёх связанных скотчем арматурных прутьев: вещь, крайне необходимая в судьбоносные времена. Она чему то улыбается, кладёт зонт в сумку, выходит из дома – и сквозь морозный туман и растворенную в нём революционную надежду направляется в будущее. Но я за ней уже не слежу.
из романа Виктора Олеговича Пелевина «Любовь к трём цукербринам» ________________________________________________________________________________________________________________________________________________________
(*) их стали называть интериоризованными социальными кодами - Интериоризация (от фр. intériorisation — «переход извне внутрь», от лат. interior — «внутренний») — в психологии формирование внутренних структур человеческой психики посредством усвоения внешней социальной деятельности, присвоения жизненного опыта, становления психических функций и развития человека в целом.
Взбесившийся автобус Из моих снов. И в нём, как глобус, Летит моё лицо. А на лице морщинки. И льдинками глаза. И все, как невидимки, Снуют вокруг меня. Хочу остановить Автобус тот шальной Не знаю, как мне быть. Приговорён судьбой. Нас вместе здесь собрали. Пустили под откос. Чтоб больше мы не врали. И ясно сознавали, Что жизнь нам ставит Один большой вопрос.
Взбесившийся автобус Автор: Нина Романова
Рядом с закусочной в уцелевшей кузнице был оборудован гараж, на потолке и балках до сих пор чернела копоть старого горна, и правил здесь – между автобусными рейсами в Сан-Хуан - де - ла - Крус и обратно – Хуан Чикой. Он был хороший, спокойный человек, Хуан Чикой, полуирландец - полу мексиканец, лет пятидесяти, с ясными глазами, густыми волосами и красивым смуглым лицом. Жена любила его безумно – и побаивалась, потому что он был мужчина, а их, Алиса обнаружила, не так уж много. Каждый рано или поздно обнаруживает, что мужчин на свете не так уж много.
В гараже Хуан латал проколотые шины, выгонял воздушные пробки из бензопроводов, вычищал наждачно твёрдую пыль из карбюраторов, менял диафрагмы чахоточных бензонасосов, делал всякий мелкий ремонт, о котором моторизованная публика знать не знает. Не занимался он починками только с половины одиннадцатого до четырёх. В это время он вёз на автобусе в Сан - Хуан - де - ла - Крус пассажиров, которых высаживали на Мятежном углу большие автобусы компании «Борзая», и возвращался обратно с людьми, которых забирали «борзые» – либо в 4.46 на север, либо в 5.17 на юг.
Пока Хуан Чикой был в рейсе, обязанности механика исполнял очередной мальчишка - переросток или безусый юнец – более или менее «ученик». Ни один из них не задерживался надолго. Доверчивый клиент и вообразить не мог, какие разрушения способен причинить такой подручный его карбюратору, и хотя сам Хуан был первоклассным механиком, в учениках у него обыкновенно ходили дерзкие подростки, которые проводили досуг, запихивая железные плашки в щель проигрывателя - автомата или вяло переругиваясь с Алисой. Этих юнцов всё манила куда -то удача, увлекая всё дальше на юг, к Лос-Анджелесу и опять же Голливуду, где в конце концов соберутся юнцы со всего света.
За гаражом были две кабинки, увитые плющом: одна «Мужчины», другая «Дамы». К каждой вела своя дорожка: одна по левую руку от гаража, другая по правую руку от гаража.
Выделялся Угол и заметен был среди распаханных полей благодаря большим дубам, окружавшим гараж и закусочную. Высокие и стройные, с чёрными стволами и сучьями, ярко - зелёные летом и чёрные, унылые зимой, эти деревья стояли как вехи в плоской длинной долине. Никто не знает, Бленкены их посадили или же, наоборот, сами осели возле них.
Последнее вероятней: во ‑ первых, Бленкены отродясь не сажали того, чего нельзя съесть, а во ‑ вторых, деревьям с виду было больше восьмидесяти пяти лет. Может быть, даже лет двести; впрочем, возможно, что их корни питались от какого-то подземного ключа, почему дубы и выросли такими сильными посреди полупустынных мест.
Летом эти большие деревья бросали на станцию тень, и проезжие часто останавливались под ними перекусить и остудить перегретые моторы. Да и сама станция была уютна: весело окрашенная в красный и зелёный цвет, с широкой грядкой гераней вокруг ресторана, красных гераней в густо - зелёной листве, плотной, как живая изгородь. Белый гравий перед бензоколонками каждый день продирали граблями и поливали.
В ресторане и гараже царили система и порядок. Например, на полках в ресторане банки с супом, коробки с хлопьями и даже грейпфруты располагались в пирамидках: четыре в нижнем ряду, потом три, потом две и одна на верхушке. Так же и банки с маслом в гараже; а вентиляторные ремни были развешаны на гвоздях по ранжиру.
Станцию содержали в аккуратности. Окна ресторана были забраны сетками от мух, а дверь с сеткой мощно захлопывалась за каждым входящим и выходящим. Потому что мух Алиса Чикой ненавидела. В мире, и без того трудно переносимом и малопонятном, мухи были для неё совсем уже гадостным испытанием. Алиса ненавидела их жестоко, и смерть насекомого под мухобойкой или медленное удушение на липучке доставляли ей жгучую радость.
Подобно тому как через гараж Хуана вереницей проходили ученики, в закусочной у Алисы мелькали молодые помощницы. Девушки эти, недотёпистые, мечтательные, серенькие, – которые поинтереснее обыкновенно отбывали через несколько дней с клиентом, – по части работы не отличались. Они развозили мокрой тряпкой грязь, грезили над голливудскими журналами, вздыхали в проигрыватель, а у последней краснели глаза, не проходил насморк, и она писала длинные страстные письма Кларку Гейблу (*) . Всех их Алиса подозревала в том, что они впускают мух. Не раз доставалось за мух и последней девушке – Норме.
из романа Джона Стейнбек - «Заблудившийся автобус» ___________________________________________________________________________________________________________________________________________________________
(*) она писала длинные страстные письма Кларку Гейблу - Уильям Кларк Гейбл. Американский киноактёр, которого часто называют «королём Голливуда». Американским институтом киноискусства признан одной из величайших звёзд кино.
Я злюсь ! Злюсь на себя.. или на Вас .. Пытаюсь понять, про меня это или про нас. Чувство растет, терзает меня, А Вы молчите, ничего не говорите ... Словно, нет ничего.
Я злюсь! Боюсь Вам это сказать .. "Обязательно скажу об этом в следующий раз". Приходя к Вам, садясь, я робею, замираю... И всё время думаю .... Ведь это что - то про меня или про нас ...
Проекция. Психоанализ в стихах Источник: Белые стихи. На глубине души. Психоанализ
Она вышла на веранду и видела, как он уходил. Он помахал ей. Она смотрела ему вслед, и сердце её трепетало. Сорок один год, а фигура легкая и походка пружинистая, как у юноши.
Веранда была в тени, и она еще помедлила там, разнеженная, утомлённая любовью. Дом их стоял в Счастливой долине, на склоне холма. Более фешенебельная, но и более дорогая Вершина была им не по средствам. Но её рассеянный взор почти не воспринимал синеву моря и гавань, заполненную судами. Все её мысли были о любовнике.
Сегодня они, конечно, допустили страшную глупость, но возможно ли осторожничать, если он её хочет? Два - три раза он уже заходил к ней после второго завтрака, когда все спасаются по домам от жары, и даже бои не видели, как он входил в дом и выходил на улицу. В Гонконге с этим было очень трудно. Она ненавидела китайскую часть города, всегда нервничала, входя в грязный домишко близ Виктория - роуд, где обычно происходили их свидания. Дом принадлежал торговцу - антиквару, и китайцы, рассевшись в лавке, глазели на неё. Она ненавидела угодливую улыбку на лице старика хозяина, когда он провожал её в глубину дома и вверх по тёмной лестнице. Комната, куда он вводил её, была неопрятная, душная, от большой деревянной кровати, стоявшей у стены, её бросало в дрожь.
- Неприглядно здесь, правда? - сказала она, когда встретилась там с Чарли в первый раз. - Было неприглядно, пока ты не вошла, - ответил он.
И конечно же, стоило ему обнять ее, как она обо всем забыла. О, как ужасно, что она не свободна, что они не свободны!
Его жена ей не нравилась. И сейчас она снова вспомнила Дороти Таунсенд. Даже имя ей досталось неудачное - Дороти. Такое имя старит женщину. Ей лет тридцать восемь, никак не меньше. Но Чарли о ней никогда не говорит. Он, разумеется, не любит её, она ему до смерти надоела. Но он джентльмен. Китти улыбнулась ласково и насмешливо. Вот дурачок - изменять жене считает возможным, но не позволит себе ни единого осудительного слова по её адресу. Она была высокого роста, выше Китти, не худая и не толстая, с густой русой шевелюрой. Красотой, вероятно, никогда не блистала, разве что красотой молодости. Черты лица недурные, но ничего особенного, голубые глаза холодные. Кожа неважная, щеки без румянца. И одевается, как... ну, как и следует одеваться жене помощника губернатора в Гонконге. Китти улыбнулась и слегка пожала плечами.
Никто, конечно, не стал бы отрицать, что голос у Дороти Таунсенд приятный. Она прекрасная мать. Чарли вечно об этом толкует, а мать Китти говорит о таких женщинах, что они "из благородного семейства". Но Китти её не любила. Ей не нравилось, что Дороти держится так непринужденно, её бесила вежливость, которую та проявляла, когда они бывали приглашены к Таунсендам на чаепитие или на обед, - сразу чувствовалось, что ты ей глубоко безразлична. Наверно, вся беда в том, думала Китти, что её ничто не интересует, кроме собственных детей. Два её сына учились в школе в Англии, и был ещё младший, шести лет, того она собиралась отвезти в Англию на будущий год. А лицо у неё было как маска. Она улыбалась и приятным, воспитанным тоном говорила то, что от неё ожидали услышать, но при всей сердечности держала людей на расстоянии. Было у неё в городе несколько близких приятельниц, те все как одна восхищались ею. Китти подумалось, не считает ли её миссис Таунсенд немного вульгарной. Она вспыхнула. А кто она такая, эта Дороти, чтобы задирать нос? Правда, отец её был губернатором целой колонии, это, конечно, очень почётно - когда входишь в комнату, все встают, когда проезжаешь в автомобиле, мужчины на улице снимают шляпы, - но стоит колониальному губернатору уйти в отставку, и он - ничто, ноль без палочки. Отец Дороти Таунсенд живёт теперь на пенсию в маленьком доме на Эрлс - Корт, в Лондоне. Мать Китти ещё подумала бы, стоит ли идти к Дороти в гости, если бы та её пригласила. Отец Китти, Бернард Гарстин, - королевский адвокат, не сегодня завтра будет назначен судьей. И живут они, как - никак, в Саут - Кенсингтоне.
Когда Китти после свадьбы приехала в Гонконг, ей было нелегко примириться с тем, что её положение в обществе определяется специальностью её мужа. Да, встретили её очень радушно, и первые два - три месяца они чуть не каждый вечер бывали в гостях. Когда их пригласили на обед в губернаторский дом, губернатор сам повёл её к столу, как новобрачную; но она быстро смекнула, что как жена правительственного бактериолога котируется невысоко. Это её рассердило.
- Какое идиотство, - заявила она мужу. - Да таких, как эти люди, мы в Англии в грош не ставили. Моей маме и в голову не пришло бы пригласить их к нам на обед. - Пусть это тебя не волнует, - ответил он. - Ведь это не имеет значения. - Конечно, не имеет значения, это только показывает, какие они идиоты, но, когда вспомнишь, какие люди бывали у нас в доме, как-то странно, что здесь на нас смотрят сверху вниз.
Он улыбнулся.
- С точки зрения света, учёный - величина несуществующая.
Теперь-то она это знала - не знала тогда, когда выходила за него замуж.
- Не могу сказать, что меня очень радует, когда меня сажают за столом рядом с агентом пароходной компании, - сказала она и засмеялась, чтобы он не усмотрел в её словах снобизма.
Может быть, за наигранной легкостью её тона он почувствовал упрёк, потому что робко пожал её руку.
- Мне очень жаль, Китти, милая, но ты не огорчайся. - А я и не думаю огорчаться.
Нет, не мог это быть Уолтер. Не иначе как кто - нибудь из слуг, а это, в конце концов, неважно. Слуги - китайцы всё равно всё знают. Но умеют держать язык за зубами. Сердце её чуть ёкнуло, когда она вспомнила, как поворачивалась белая фарфоровая дверная ручка. Нельзя больше так рисковать. Лучше встречаться в лавке у антиквара. Никто ничего не подумает, даже если увидит, как она туда входит, а уж там они в безопасности. Хозяин лавки знает, какой пост занимает Чарли, и не такой он дурак, чтобы вызвать недовольство помощника губернатора. И вообще всё неважно, кроме того, что Чарли её любит. Она вернулась в свой будуар, бросилась на диван и потянулась за сигаретой. Увидела какую - то записку, лежащую на книге, и развернула её. Записка была наспех написана карандашом. "Милая Китти! Вот книга, которую Вы хотели прочесть. Я как раз собиралась послать её Вам, но встретила д-ра Фейна, и он сказал, что сам её Вам передаст, так как будет проходить мимо дома. Ваша В. X." Она позвонила и, когда вошёл бой, спросила, кто принёс эту книгу и когда.
- Принёс хозяин, мисси, после завтрак.
Значит, это был Уолтер. Она тут же позвонила по телефону в канцелярию губернатора и, попросив соединить её с Чарли, сообщила ему эту новость. Ответ последовал не сразу.
- Что мне делать? - спросила она. - У меня идёт важное совещание. К сожалению, сейчас говорить с вами не могу. Мой совет - никакой паники.
Она положила трубку. Значит, он не один. Экая досада, вечно у него дела.
Она села к столу и, опустив лицо в ладони, попробовала спокойно всё обдумать. Конечно, Уолтер мог просто решить, что она заснула, а что заперлась в спальне - что ж тут такого? Постаралась вспомнить, разговаривали ли они с Чарли. Если и разговаривали, то, во всяком случае, негромко. И ещё этот шлем. Болван, как он мог оставить его внизу? Впрочем, какой смысл ругать Чарли, это было вполне естественно, да Уолтер, возможно, и не заметил его. Он, вероятно, торопился, забросил книгу и записку по дороге на какое - нибудь деловое свидание. Странно только, что он попробовал все двери - и внутреннюю, и обе с веранды. Если он решил, что она спит, едва ли стал бы её тревожить. Как она могла так оплошать!
Она встрепенулась и, как всегда при мысли о Чарли, опять ощутила в сердце сладкую боль. Да, дело того стоило. Он сказал, что выручит её, а в худшем случае - что ж... Пусть Уолтер устраивает скандал. У неё есть Чарли, не все ли ей равно? Может, и лучше, если он узнает. Она никогда не любила Уолтера, а с тех пор, как полюбила Чарли Таунсенда, ласки мужа стали ей в тягость. Не захочет больше с ней жить - и очень хорошо. Доказать - то он ничего не может. Если вздумает приставать к ней с расспросами, она всё будет отрицать, а если отрицать станет невозможно - выложит ему всё начистоту, и пусть делает что хочет. из романа Сомерсет Моэм - «Узорный покров»
Алеканово — село в Рязанском районе Рязанской области России. Входит в состав Дубровичского сельского поселения.
Название деревни своим происхождением обязано, по всей вероятности, каким-то древним племенам, может быть, уральской языковой семьи. И в самом деле, местное коренное население произносит имя этого села как «Ляканово», а на языке пермских народов финской языковой группы «лякан» означает «нечто колеблющееся, колышущееся, гибкий прут, тонкое дерево» или же «топкое, трясинное место» (сравни с марийским «лакаш» — непроходимое место).
Кстати, там же не так далеко за селом Ижевское (родина К. Э. Циолковского) есть село с таким названием ЛАКАШ. То есть название села — это топонимический субстрат: ЛЯК — корень слова, АН — суффикс, ОВО — русское (более позднее) окончание слова. И можно предположить, что непосредственно живший этнос был близок по языку к марийцам, именно в этом языке ОЛЫКАН означает «с лугами», то есть опять же луговина — «низкое, топкое место». Такой ландшафт у этого населенного пункта сохранился и по сей день. Прилегающие к Алеканово пойменные луга Оки в течение многих лет определяли хозяйственную направленность занятий населения.
из Википедии
Всё началось на вокзале. Хотя, нет, вероятно, все началось несколько раньше. Меня как наиболее успешного из «продажников», оправили провести бизнес - тренинг в один из филиалов нашей компании. Филиал находился в Петрозаводске. Прилетел я туда тёплым «бабьелетинским» днём. В аэропорту меня встретили, отвезли в гостиницу, дали график моих семинаров (командировка была рассчитана на три дня) и оставили до обеда в покое. Затем приехали, отвезли в офис, там я провёл несколько часов, рассказывая, как наиболее выигрышно предложить товары и услуги. В общем, всё шло как надо, я уже готовился к обратной дороге, как вдруг...
Идиотка - уборщица каким - то образом умудрилась «убрать» мой билет на самолёт! Полчаса я был просто в бешенстве, но ситуацию требовалось исправить реальным способом, а не криком. Я отправился в аэропорт, но билеты оказались по угрожающей для бухгалтерии нашей компании цене, о чём мне сообщил директор. Он же и посоветовал не париться, купить билет на поезд, а уж по приезде домой порешать все вопросы. Шеф, видимо, не хотел терять ценного сотрудника, а я не хотел лишаться хорошей, приносящей доход и удовольствие, работы. В общем, командировка моя уже закончилась, билет был куплен на послезавтра, два дня мне можно было пожить просто так, ничего не делая. Кстати, эти два дня были мне «подарены» гостиницей вместо пропавшего билета.
Честно говоря, я и не жалел о таком итоге. Погода была чудная, поэтому я решил просто побродить по улицам, подышать воздухом. Гулял, гулял, и догулялся до каких-то сувенирных магазинчиков. Возле некоторых сидели кустари, продавая незамысловатые фигурки героев карело - финских сказок. Были и какие-то амулеты, и картины, и вязаные вещи...в общем, всё, что может порадовать туристов. Я от нечего делать подходил к каждому столику, к каждой торговке, осматривал безделушки. Кстати, улочка, на которой находился весь этот «вернисаж», как бы упиралась в небольшой парк. В конце её сидела одинокая старушка, закутанная в чёрный пуховый платок. Любопытствуя, чем она торгует, я подошёл к ней... Бабушка подняла на меня свои какой-то удивительной голубизны глаза. Да и взгляд был какой-то нереальный, какой - то наивный, детский...
Что продаешь, любезная?
Не видишь? - прокаркала мне вдруг «любезная».
Я оторопел. Во - первых, подобное хамство я слышал один раз, когда мне было лет 10, и мы с мамой стояли в дикой очереди за маслом. Тогдашние продавцы считались чуть ли не высшими существами, и поэтому могли как угодно разговаривать с покупателями. Во - вторых, не вязались как-то эти слова с такими глазами.
Бабка молча глядела на меня, а я, наконец, рассмотрел её товар. Это оказались какие - то сухие и свежие травки да цветочки, порошки всякие, корешки... Короче, меня это не интересовало и я уж было развернулся назад, как бабка вдруг вежливо сказала:
А ты, красавец, может, чего ищешь? Ты спроси, может, и найдётся у меня. Ты вот сердитый такой подошёл, я и подумала, что ругаться начнёшь, а теперь вижу, что просто беда какая - то у тебя...
Купившись на «красавца», я не зная почему, продолжил беседу со старухой, рассказал ей свою историю с билетами, да и потом что - то там о жизни говорил. Вдруг бабка, оглянувшись по сторонам, спросила меня:
Милок, у меня есть икона, нужная тебе, возьми.
Сам я не особо верующий, ну как многие: на Пасху куличи ем, на Крещение воду святую пью... Но вот бабушка моя — настоящая православная: в церковь ходит, постится, нищим помогает. Икон у неё в квартире много всяких, вот я и подумал бабуле подарок к её коллекции сделать. А бабка уже вытащила образ какого - то святого. Мне икона показалась красивой — блестящие украшения, яркие краски, а сама техника рисунка чем - то напоминала старинные древнерусские иконы, которые я видел в Третьяковке.
Сколько стоит - то?
А бери так, - вдруг почему-то расщедрилась бабка. - Только на виду её держи, смотри почаще...
Послушайте, ведь она, наверное, дорогая... - как - то неуверенно промямлил я. Мне почему - то казалось, что все церковные реликвии стоят больших денег, честно говоря, я уже как - то привык к тому, что за всё, а особенно религиозные предметы, приходится платить, поэтому не ожидал, что кто - то когда - нибудь подарит мне нечто подобное.
Да бери уж, тебе нужней она - проговорила старуха, почти насильно впихнув мне образ.
Удивившись про себя такой щедрости, я с иконой подмышкой пошёл восвояси гулять дальше. Вечер прошёл без особых приключений, утро ворвалось в номер гостиницы ярким солнечным светом и невероятным, прямо - таки лазурным небом. Утро плавно перетекло в полдень, который так же плавно переходил в вечер. И вот я уже на местном вокзале, стою в ожидании поезда. В вестибюле было многолюдно, и я от скуки принялся разглядывать рядом стоящих, сидящих и даже лежащих людей. Вдруг возле меня остановился какой - то дедок с большим узлом. Примостившись на лавке, он посидел немного, потом сморщился и укоризненно поглядел на меня. Затем резво соскочил с лавки, схватил свой тюк и пошёл куда - то. Я недоуменно глядел ему вслед. «Блин, да когда же я отсюда уеду! Что - то здесь старики какие-то диковатые!» - мысленно ругался я. Но тут подали состав на посадку, через полчаса все провожающие покинули вагоны и я, наконец, двинулся домой.
...Странный сон мне приснился той ночью. То ли потому, что в вагоне было душно, то ли события минувших дней как - то угнетающе подействовали. Вроде как я сижу на каком - то странном холме, он весь в траве, но трава неприятного цвета: какая-то сероватая. Рядом стоит тот недовольный вокзальный старик и лопочет что - то на незнакомом мне языке, яростно тыча в меня пальцем. А самое интересное, что я себя во сне не вижу, но понимаю, что всё это происходит со мной. Вернее, не вижу своего лица. Дед же продолжает орать, я отмахиваюсь от него и тут замечаю, что руки у меня какие - то чёрные, звериные, с кривыми когтями, с которых алыми каплями стекает кровь... Короче, проснулся в холодном поту, но за окошками меня приветствовал родной город.
Забросив чемодан домой, я поехал в офис, рассказал про командировку, выслушал ЦУ, вечером с коллегами отметил своё возвращение... В общем, опять завертелась - закружилась жизнь в большом городе.
Как - то, спустя недели две после командировки, позвонила моя бабуля. Говорит, мол, сильно соскучилась, когда я к ней приеду и всё такое. Я тоже почувствовал, что соскучился по ней. Вообще-то я бабушкин любимчик – первый внук, она со мной нянькалась, пока родители доучивались в институтах. Короче, собрался и вдруг вспомнил об иконе. Достал её из чемодана, который даже и не разбирал, и поехал к бабушке.
Уже в подъезде почуял запах блинчиков и пулей взлетел на третий этаж.
- Иду - иду, - сквозь дверь услышал бабушкин ласковый голос и через минуту уже обнимал ее. - Ну как ты? Похудел совсем, вон щеки-то ввалились, садись давай ешь.
Дважды меня не пришлось просить – я уже сворачивал блинчик, попутно рассказывая бабуле о своем житье - бытье.
- Слушай, я ж тебе подарок привёз - наверное, тебе понравится. - Конечно понравится, а как же! А чегой -то? - Да ты знаешь, нашёл там икону какую - то, я ж в них не особо разбираюсь, старуха какая-то сказала, что мне она очень пригодится.
С этими словами я вручил бабуле икону. С благоговением прикоснувшись к ней пальцами, она помчалась прилаживать её к остальным, зажгла лампадку, перекрестилась, в общем, все ритуалы выполнила.
- Баа, а что это за святой? - Николай - Угодник? - А, ясно… Он вроде как всем помогает… - За праведных перед Христом просит, грешных на путь истинный наставляет. - Короче, хороший мужик, да, бабуль? - Нельзя так говорить, грешно это. - Ладно, не сердись, я ж пошутил.
Пока мы так болтали, на улице разразилась настоящая гроза, с ветром, молниями и ливнем, который сменился серым осенним нудным дождём. Решил я заночевать у бабули, чему она была несказанно рада. Спать постелила мне в зале.
… Я опять стою на том же самом холме, трава уже не серого, а какого-то красного оттенка, небо хмурое, на горизонте виднеется чёрная туча. Я сижу и жду чего - то. Вдруг появляется тот самый дед, смотрит на меня с испугом и бормочет, постепенно срываясь на крик. Я слышу только некоторые слова, нечто вроде «тули», «кирикё», «рэкю», «пюха»… Не понимая, чего он от меня хочет, понимаю, что он – враг. Пытаюсь подойти к нему, но почему - то он все время недосягаем. Вдруг туча, что мелькала на горизонте, оказывается прямо над нами, она странных очертаний – вроде как человек над нами простёр руки. Старик вдруг отпрыгивает в сторону от меня, но я его уже не боюсь. Смело шагаю к нему и вновь вижу свои руки. Уже не такие страшные, но по-прежнему с длинными крепкими чёрными когтями и покрытые густой шелковистой бурой шерстью. Я тянусь к голове старика, потом чувствую приятную влагу на ладонях…
- Митюшка, внучок, проснись же, родненький, да что же это такое!
Я очнулся от толчков. Бабуля стояла надо мной, плакала и трясла за плечи.
- Ты чего, ба? Что случилось? - Да ты уже полчаса как по кровати мечешься, проснуться не можешь, бормочешь что - то не по - нашему, я уж и трясла тебя, вот как водой святой брызнула, так ты только тогда и проснулся. Что, кошмар какой? - Да нет вроде… Просто сон несуразный…А время сколько? - Да уж 9 утра… - Ну ладно, я поеду домой. Ты не переживай, ладно? - Помоги тебе Христос!
По дороге домой я всё размышлял о странном сне. Таких видений никогда не было у меня, и я решил разобраться. Подруга моей девушки училась на филфаке, вернее, уже была аспиранткой, специализировалась на античной литературе. Вот к ней я и решил обратиться. Оксана сначала немного подулась, но потом дозвонилась до Аминки, договорилась о встрече. Вечерком мы встретились в небольшой кафешке, и Амина приступила к «допросу».
Дим, можешь в точности повторить, что сказал тебе тот старик? Попробую, хотя не уверен... Он несколько раз говорил... Амина, не смейся только... Слушай, у меня времени в обрез, хочешь, чтобы я чем - то помогла, будь посерьёзнее. Ладно... Я всю речь не помню, на часто повторялись слова «кирикё», «пюхя», «рьяки»... Блин, полным дураком себя чувствовал, ещё и Оксанка моя рассмеялась... Димуль, ты после своей командировки человеческий язык совсем забыл? А где был? - спросила Амина В Петрозаводске. Обалдеть! Ну а чего сразу не сказал. Я сразу подумала на какой-то фино - угорский... И вероятно, дедок этот тоже реальный, а не плод твоего воображения Ну да! Короче, рассказал я девчонкам историю со всеми подробностями. Оксанка слушала меня, как маленькая девочка, которой рассказывают страшную сказку. Амина рисовала на салфетке какие-то стрелки. Короче, так, Димон. Вероятно, ты чем - то оскорбил старика, и до сих пор он думает о тебе и шлёт свой негатив. А что мне делать?! Опять ехать в Петрозаводск, искать деда и извиняться неизвестно за что?! Ладно, Амин, извини, что побеспокоил, но, наверное, у меня какая-то хандра непонятная... короче, не бери в голову. Да как скажешь.
В общем, я постарался выбросить мысли о ночном кошмаре, «включился» в работу, и этот способ на самом деле помог.
В ближайшие выходные моя бабуля отмечала день рождения. Как водится, отмечали всей семьей, праздник удался, мы с Оксанкой остались ночевать у бабушки, родители и остальные родственники разъехались по домам. Так как бабуля считала меня самым лучшим внуком на земле, то и Оксанке перепало немного её любви. Ведь у лучшего внука не может быть какой - то там профурсетки! Под действием напитков сон приближался с угрожающей быстротой — не успели мы опустить головы на подушки, как тут же уснули. Во всяком случае я.
Эй, элкиэ луатикуа няин, эй, эй, эй...
Он опять смотрел на меня, этот ужасный старик. В какой - то момент мне вдруг показалось, что я не во сне. Бывает ведь иногда такое чувство, что вроде бы ты спишь, а вроде бы и нет...
Что ты хочешь от меня? Что ты молчишь?! Что я сделал тебе плохого?! Ты сделал плохо себе. Ты по - русски говоришь, оказывается. Немного. Слушай, дед, я не знаю, чем я тебя обидел.... В твоём доме поселился ужас, который скоро станет тебе и всей твоей семье другом, а после погубит вас всех. Ты уже чувствовал его, поначалу боролся, потом тебе стало хорошо, но за тебя боролись... Помоги мне, дед, научи, что делать. Мие эй вой... Я не понимаю Мне это не под силу, ты сам должен найти и победить. Что хоть искать и где?
В этот момент из тучи прямо-таки выстрелила молния, ударив в старика, и словно отрикошетила в меня. Падая, я увидел окровавленную голову деда и свои руки — на левой шерсти не было и пальцы на ней были обычные, человеческие...
Утром Оксанка ушла, а я решил позвонить Аминке. Слушай, мне нужна твоя помощь, можем встретиться? Вечером после работы заеду к тебе. Она приехала, когда уже смеркалось.
- Слушай, Амин, может, я с ума сошёл? - Дружище, расскажи - ка мне.
Я стал рассказывать ей про свой сон, но она меня перебила:
- Знаешь, мне самой стало так интересно, поэтому я немного подсуетилась. Короче, речь деда крутилась, вероятно, вокруг какой-то святыни и греха. Но я все равно ничего не понимаю.
И тут я вспомнил…
- Аминка, я купил икону! - И молчал!
На наши крики выбежала бабуля.
- Ба, а где та икона, что я тебе привёз? - Дак вон висит.
Мы втроем обернулись на иконостас. В огоньках свечек и лампадок лики святых выглядели очень таинственными и умиротворяющими. Вдруг Николай на иконе как - то страшно осклабился и подмигнул мне. Все это длилось долю секунды, и я сначала подумал, что мне показалось. Но по оторопелым взглядам бабушки и Амины понял, что они видели то же самое… Вдруг резко выбило пробки и комната погрузилась в полумрак. Свечи не разрушали эту страшную густоту, а лишь подчеркивали тьму. Я услышал, как упала бабуля, вероятно, в обморок, слышал Аминкино судорожное дыхание, но ничего не мог поделать. А лик продолжал злорадно ухмыляться и кривляться. Вдруг я почувствовал, как помимо воли начинаю произносить непонятные мне слова. Улыбка Николая тут же перестала казаться зловещей, наоборот, она подбадривала.
- Немедленно замолчи, Дима, не слушай никого! - Громче! Громче! - Дима, не поддавайся! - Тебе мешают? Убери тех, кто тебе мешает…
Голос Аминки и чей - то новый властный голос смешались в моей голове, я бормотал какую-то молитву, слова которой мне кто - то словно диктовал. Аминка, зажав уши, пыталась подойти ко мне, но её как будто кто - то удерживал. Её противный визг уже сильно надоел мне, я взмахнул руками… своими звериными руками с чёрными когтями…. Это был какой - то абсурд, я не спал, но и не бодрствовал. Вдруг словно яркая вспышка пронеслась в моём мозгу, и я увидел старика на том странном холме с красной травой. Зачем - то он начал поджигал её, и вдруг я понял…
Подбежав к стене, стал отдирать икону – она была обжигающе горячей. Лик, нет, уже не лик, а уродливое ухмыляющееся лицо было на ней. Глаза горели кровавым блеском, губы раздвинулись, обнажая желтоватые звериные клыки… Мои ладони горели, а икона как влитая висела на стене, словно говоря мне, что не так - то просто от неё избавиться. Вдруг подбежала Аминка, ухватилась за неё, вскрикнув от боли, и вместе мы свалили на пол зловещую деревяшку. Я бросил на нее лампадку – масло вспыхнуло и синие огоньки забегали по страшному лицу, слизывая его… Под обуглившейся краской стал проступать какой - то другой образ, как вдруг я услышал в своей голове полный ярости крик. Словно сам дьявол орал на меня.
Виски разламывало от боли, ноги подкашивались, я чувствовал во рту металлический привкус крови, но всё же самым страшным оставался этот крик, который словно поселился в моём мозгу. И вдруг, сам того не осознавая, я стал читать «Отче наш». Голос в голове уже приближался к ультразвуку, кровь пульсировала в венах быстрыми толчками, сердце билось с угрожающей скоростью – похоже, я умирал…
Вдруг я краем глаза увидел, что ко мне подходит моя бабушка и вместе со мной начинает повторять слова молитвы, к ней присоединилась и Аминка. И тут как будто что - то лопнуло в моей голове, стало легко - легко, и пропал этот ужасный голос. В ту же минуту зажёгся, как по мановению волшебной палочки, свет. Мы втроём молча приблизились к валяющемуся на полу страшному предмету… Теперь на нём явственно проступали гнусные рожи чертей, какие - то непонятные кресты и другая сатанинская тематика.
- Адописная икона, - проговорила Аминка. - Вообще-то вещь редкая, и с точки зрения истории очень ценная… Хотя после этого ужаса не думаю, что ты будешь ее хранить.
… Я несколько месяцев не мог успокоиться, кошмары снились, правда, с благополучным исходом. Страшный крик, возникший в ту ужасную ночь у меня в голове, нет- нет да и тревожил меня. Да, окаянную икону я сжег, бабушке меня даже просить не пришлось. Аминка никому не рассказывала о событиях той жуткой ночи. А я стал чаще ходить в церковь, учу молитвы… но иногда, проснувшись ночью непонятно от чего, чувствую, что руки мои покрыты шерстью…
Я сижу, вжавшись в старое скрипучее кресло, в последнем ряду, в темноте. Лишь на огромном экране мечутся немые всполохи, да где-то над головой, под самым потолком, стрекочет невидимый кинопроектор под руками несуществующего киномеханика. Боже мой, сколько фильмов я здесь пересмотрел - не счесть.
В зрительном зале ни души, лишь тонко поскуливает осенний сквозняк, пронизывающий, кажется, каждый кубический сантиметр затхлого от времени воздуха. Дверь в правом углу зала, скрипнув, приоткрывается, и в проёме света возникает долгожданный, ещё размытый и неясный, силуэт. Вера... Наконец - то.
- Я опять опоздала... - шепчешь ты из тьмы. Эхо играет твоими словами, отчего шёпот становится громким и отчётливым. Здесь потрясающая акустика...
Я жадно смотрю на экран, слежу за каждым твоим движением, повторенным на плотном грубом холсте. Сейчас ты спустишься по широким плоским деревянным ступенькам, проберёшься между рядами кресел сюда, и твой серый плащ зашелестит, будто сухая листва в осеннем парке.
Ты устало опускаешься в соседнее кресло, сдерживая порывистое дыхание, как будто не хочешь никому мешать смотреть это вечное чёрно - белое кино. Хотя кто может услышать твоё потустороннее дыхание, кроме меня? Здесь уже почти век нет никого, кому бы мы с тобой могли помешать.
- Я так торопилась... Бежала, летела... И всё равно опоздала! Ты давно меня тут ждёшь? - Всегда... - отвечаю я.
Ты дышишь всё спокойнее, заглядываешь в лицо и закрываешь мне глаза ладонью. - Сколько можно смотреть, ты ведь знаешь наперёд, что и как произойдёт...
Кинотеатр Веры (Отрывок) Автор: Птицелов Фрагорийский
Всё началось с того, что Надя умерла. Из-за чего? Банально - от сильнейшего воспаления лёгких. Как? Тяжело. Высокая температура, непрерывный кашель и жгучая боль в груди, не давали ей сосредоточиться на мысли, что если вдруг она умрёт, она должна, просто обязана, стать призраком! Должна! Если вдруг она умрёт, она должна увидеть свои похороны, и после, она обязательно должна утешить маму, подав ей знак с того света. Если вдруг она умрёт, она должна...
Она умерла.
Но боль, преследовавшая Надю на протяжении всей последней недели, была настолько сильной, что не давала ей сосредоточиться ни на одной мысли. Вместо этого все мысли были о том, что у неё есть тело, и оно болит! Тело болит! БОЛИТ!
И когда смерть выполнила свою работу - отсекла душу от тела, и швырнула эту душу в Переход, Надя ещё не совсем поняла, что тела уже нет. И когда её проволокло по коридору, вывернутому, словно палочка конфеты - тянучки, она сжалась в комок, опасаясь удариться. Опасаясь, что опять будет больно. Сжалась и зажмурилась, и пребывала в таком состоянии, пока не услышала какой-то разноголосый шум - гам.
Открыв глаза, Надя распрямилась, ощупала себя, и огляделась вокруг.
Оказалось, что сидит она на полу в большой комнате, привалившись к стене, а вокруг ходят, разговаривают, смеются и плачут, сидят на креслах и скамейках, неизвестные люди.
Надя захлопала глазами, думая, что на её похороны это не похоже, и не слишком понимая, где она и что вообще происходит.
На неё никто не обращал внимания, и через некоторое время Надя привыкла, и немного разобралась, что к чему.
Похоже, что в эту комнату она попала, вот через эту дверь, возле которой она сейчас и сидит. Напротив, у дальней стены - ещё две двери: слева чёрная, справа белая. Между ними, чуть выдвинутый вперёд, стоит массивный стол, на котором лежит огромная книга. По краям стола - справа и слева, лежат две авторучки. Надя рот открыла, поняв, что каждая авторучка размером с её руку. Авторучки были прикреплены к краям стола цепями - звено каждой размером с грецкий орех - и различались по цвету: слева - красная, справа - золотая.
За столом стоял чёрно - белый гигант. То есть, левая его половина - и волосы и лицо и тело - было чёрного цвета, а правая - тоже снизу до верху - белая. Люди, присутствующие в комнате, по очереди подходили к столу, гигант спрашивал что - то у них на удивление тихим голосом - при этом листы книги начинали переворачиваться сами по себе - потом давал одну из авторучек, и расписавшийся человек, уходил за дверь - белую или чёрную.
Шло время, люди в комнате подходили к столу, уходили за двери, Надя продолжала сидеть возле стены. Иногда гигант поглядывал на неё, и тогда она пыталась скорчить жалкое подобие улыбки, и гигант, качал головой и продолжал заниматься своей работой.
Глухой удар, за ним второй и третий, заставили Надю отпрянуть назад и вжаться в стену. Оказалось, это били огромные часы, висевшие на стене, за спиной гиганта. Надя рассеяно огляделась вокруг, и увидела, что комната пуста. Все люди куда - то делись, должно быть ушли за двери, а чёрно - белый гигант вопросительно смотрит на Надю. В ответ она тоже уставилась на него, широко раскрыв глаза, и даже рот открыла. Гигант вздохнул и покачал головой. Выйдя из - за стола, он подошёл к чёрной двери, ещё раз оглянулся на Надю, и открыв дверь, скрылся за ней.
Поглядев ему вслед несколько секунд, Надя неуклюже поднялась на ноги и поковыляла к столу. Попутно удивилась, что не отсидела ноги, хотя проторчала несколько часов, скрючившись на полу.
Книга закрылась с уходом гиганта, и теперь лежала на столе подобно гранитной плите. Надя нашла сравнение с плитой могильной и поёжилась. Ей вдруг стало страшно одиноко в этой пустой комнате, и захотелось увидеть хоть кого - нибудь. Хоть того же гиганта, или даже кого-то из...мм.. людей этого мира. Хоть какого задохлика!
Да ты и сама теперь задохлик! - сердито напомнила себе Надя, в который раз подивившись, что не чувствует в связи с этим никакой особой разницы. Есть тело, голова соображает по -прежнему, только ничего не болит - так это здорово! Но всё - таки было скучно. Решив действовать, Надя взялась за корку (или крышку?) Книги, и потянула, стараясь открыть. Минут пять она пыхтела над ней, но ничего не вышло - Книга словно была цельной, Надя не шелохнула ни странички, не говоря уже об массивной обложке. Вздохнув, Надя оставила попытки открыть Книгу, перевела взгляд на часы и тут заметила дверь! Прямо под часами, в стене была дверь. Раньше на этом месте стоял за столом чёрно - белый гигант, и дверь была не видна из-за его широченной спины, а теперь Надя видела её.
Дверь была коричневая, деревянная, и на первый взгляд ничего особенного из себя не представляла, но когда Надя, обойдя стол, приблизилась к ней так, что могла бы потереться носом, она увидела на цельной деревянной поверхности какой-то узор. Протянув руку, Надя провела по выпуклостям, стирая густую коричневую пыль.
Виноград. Вся дверь по краям была словно увита маленькими виноградными плетями, частыми листочками и сочными крупными виноградными гроздьями. Надя трогала их пальцами, и видела вместо пыльного дерева прозрачную жёлто - зелёную кожицу, или фиолетовую с беловатым налётом, и текущий сладкий сок. Она сглотнула слюну, потянула носом воздух, отчётливо пахнущий виноградом, потрясла головой, и решительно взялась за деревянную ручку в виде виноградного листка. Дверь распахнулась бесшумно, словно только что смазанная, Надя с любопытством заглянула за неё, вытянула шею, ничего не увидев, подвинулась дальше, и наконец, сунулась туда полностью, и дверь захлопнулась за её спиной, так поспешно, словно испугалась, что Надя выскочит обратно.
Потом дверь неторопливо исчезла.
Чуть позже, чёрная дверь распахнулась, и оттуда вышел усталый сгорбленный человек, в грязно - зелёном балахоне. Он оглядел пустую комнату, и вздохнул. Выругался, оглянувшись боязливо на Книгу, почесал лысеющую кудрявую шевелюру, среди которой торчали короткие острые рожки, и юркнул обратно за чёрную дверь.
Было невыносимо жарко, и почему - то хотелось пить. Надя шла по голой коричневой земле, на которой не росло ни травинки, и думала только об одном - где бы найти воды. Она уже перестала искать дверь, через которую попала сюда - впереди и сзади была лишь бескрайняя коричневая земля, сухая и безжизненная, перестала кричать и звать, в надежде, что кто -нибудь услышит, и устала сидеть на одном месте, поняв, что ничего из этого не получится. Теперь она просто шла, и думала, как же так - вроде умерла, а пить хочется? Да и есть уже тоже. И жарко просто ужас как!
Надя не понимала, где находится - те две двери вели в Ад и в Рай, но ведь она-то вошла в третью! Или это запасной вход в Ад? Ведь не может это безжизненное место быть Раем! А кто вообще ей сказал, то есть Ад и Рай? Может вот так всё и происходит - идёшь себе и идёшь по пустоте? Нет. Не так. Надя чувствовала, что тут вполне возможно умереть от обезвоживания или голода. Умереть ещё раз? Как это? Этого Надя не знала, но всё же не сомневалась - можно. И ей именно это и грозило. Солнце ещё высоко, жара спадёт не скоро, да и неизвестно спадёт ли? А вдруг солнце тут не заходит?
- Долго не протяну, - прошептала Надя растрескавшимися от жары губами. - Вон уже миражи вижу.
Впереди, и чуть справа и правда встал мираж: высокие тонкие веточки, растущие вокруг громадного камня. Надя пошла к миражу, жажда жаждой, но всё - таки интересно. С расстояния трёх метров она услышала знакомый шум, а пройдя ещё метр, поняла - журит ручей! Последний метр Надя одолела бегом, и с размаху сунулась в ледяную воду - из-под камня вытекал родник и наполнял крохотную, с пригоршню Нади, выемку. Потом исчезал в сухой земле. Вокруг того места, где он исчезал, росла короткая очень густая травка, ярко - зелёная, и сочная на вид. Надя пила долго, прежде чем утолила жажду. Потом умыла лицо и вымыла руки. Стряхнула влажными ладонями пыль с одежды - на ней были коричневые шорты и обычная, без рисунков, синяя футболка, Надя не помнила откуда эта одежда взялась. Светло - коричневые кеды она тоже протёрла водой, не решившись, однако, их постирать.
- Дальше не пойду, - сообщила Надя в пространство. - Устала. Может быть потом...
Она обошла камень и слева увидела в нём пещерку, учитывая размеры камня - это была вполне приличная пещерка, Надя залезла в неё и нашла, что при желании тут даже можно устроиться на ночлег.
Кроме тонких веточек - Надя долго и внимательно рассматривала их и решила, что они похожи на виноградные плети - вокруг камня росло несколько изогнутых деревцев, светло -коричневые стволы были толщиной с руку Нади, а на корявых веточках не росло ни единого листочка. И всё же это были деревца.
К вечеру Надя проголодалась так сильно, что попробовала жевать виноградные листья, но тут же плюнула и побежала к роднику - горечь была необыкновенная. Прополоскав рот, Надя вздохнула, и тут её взгляд упал на травку вокруг родника. Ухмыльнувшись сама себе, Надя сорвала пару травинок и отправила их в рот. К её изумлению трава оказалась почти вкусной - сладковатые сочные травинки имели привкус неспелой груши, и голодный желудок даже не счёл нужным обидеться, что хозяйка играет в корову.
Есть много этой травы Надя не решилась, снова выпила воды, и прошла немного дальше, оглядывая окрестности, но не теряя спасительный камень из виду. Вдали слева темнело что-то, напоминавшее каменную гряду, и Надя решила завтра сходить туда, посмотреть. А пока вернулась обратно к камню, и села в его удлинившейся тени. Спать ещё не хотелось, сидеть без дела было скучно, и Надя, поразмышляв, решила, что ей жалко чахлые лианы.
Носить воду в ладонях она скоро замучилась, и потому сняла кеды и стала черпать воду ими. Получалось лучше, хотя результатов было не видать - вода уходила в коричневую землю бесследно. Надя вдруг подумала, что корни лиан достаточно длинные и достают до родника под землёй, расстроилась, и, бросив кеды на землю, ушла в пещерку. Солнце ещё только садилось за горизонт, а Надя, свернувшись в пещерке клубком, уже крепко спала.
Истории о вампирах Автор: Кочарина Светлана Петровна
«Всё в мире есть ... » _________________________________________________________________________________________________________________________________________
«Всё в мире есть Вода». Фалес Милетский, древнегреческий философ «Всё в мире есть разновидность Огня». Гераклит, древнегреческий философ «Всё в мире есть Апейрон (некое неопределённое вечное вещество)». Анаксимандр, древнегреческий философ. «Всё в мире есть Число». Пифагор, древнегреческий философ. «Всё в мире есть Атом». Демокрит, древнегреческий философ. __________________________________________________________________________________________________________________________________________
Катин муж не в состоянии бросить пить если ему не купить коньяка (в коньяк добавить воды) то дороже будет он говорит, что все люди его достали и устраивает истерики из - за еды
взять бы деньги и улететь от беды в Америку или во Францию там купила бы дом в саду была бы акация вырос бы огромный мак по пояс развела бы собак
сидела бы ветер листья смотрела бы на горы с утра и до темноты
в сумерках было бы слышно как ходит ёж как закрываются большие цветы
Катя, муж и мертвые инкассаторы (Отрывок) Автор: Федор Сваровский
— Зачем ты меня целуешь, если не хочешь? — А если хочу? — Тогда можно без поцелуев.
Красивая голая спина белела статуей на фоне жёлтых обоев, женщина мыла посуду. Заниматься любовью не хотелось. Поцеловав её сзади в шею напоследок, я сел за стол и принялся наблюдать, как она работает.
Жена. «Неужели она создана только для этого?» — холодно подумал я, может от того, что ноги мои подмёрзли, а тапочки я так и не нашёл. Сидел за столом в одних шортах, в руках кусок сыра. В задумчивости крошил его на пол. Тапочки не выходили, но вышли тараканы мыслей, однако писать было не на чем, на глаза попалась толстая тетрадь с рецептами блюд, я её распахнул, и первое, на что наткнулся, была надпись «Чебуреки». Через минуту я узнал, что нужно для их приготовления: кефир, мука, масло, сода, соль и фарш. Перевернул тетрадь, чтобы начать писать с другой стороны, с чистой страницы. Если бы жизнь так же перевернуть и начать с чистого листа, пока ты ещё не стал чебуреком. А может быть, уже стал? Я снова посмотрел на чудную белую спинку, на которой женился и которая уже выключила воду и повернулась:
— Ты опять накрошил. — У тебя красивая спина, — сделал я ход конём. — Сыр на полу, а я мыла утром. — Извини, пытался выманить тапочки. — Они в коридоре, — не смягчилась от шутки жена. — Значит, сыр был напрасным.
Жена вздохнула мокрыми руками о полотенце:
— Чай пить будешь? — Когда я от чая отказывался? — поднял с пола крошки, снова собираясь стать хорошим, неизвестно зачем. Там, где меня и так любили, просто за то что я есть. — Может, чебуреки вечером сделаем? — выронил я ненароком. — А ты мясо купил? — Могу предложить своё, — напряг бицепс.
Я представил, как часть за частью закладываю в мясорубку беспокойные фрагменты своего тела. Жуть. Чем - то похоже на любовь, на секс.
— Не пойдёт, будет горчить от негодования, — заварила чай супруга. Я продолжил читать рецепт. «Потом смешиваем муку, соль и кефир, месим до получения однородной массы и даём отстояться. Далее надо разрезать тесто на равные части, размером с крупное куриное яйцо, и раскатать их на лепёшки». Вот и в жизни, когда ты доходишь до состояния однородной массы и уже не можешь себе позволить… Позволить мечтать, гонишь эту мечту, как шлюху: «Пошла на х… отсюда, от тебя одни неприятности и убытки», понимая, что ты — катыш теста, ты начинаешь разрываться на куски, разбиваться в лепёшку, лишь бы выбраться из этой неизбежности. Но поздно, потому что вместо тела уже фарш. То, что мы обычно называем плотью, которая уже кручена - перекручена, с луком и стрелами, со специями и солью, лежит на диване и смотрит телик. Фарш любит диваны.
Далее следовало выложить фарш на одной половине раскатанного теста и накрыть другой. Потом края слепляются, и можно отправлять полуфабрикат в кипящее масло. Через пять минут его надо перевернуть, ещё через пять чебурек готов.
Я вспомнил свой последний отпуск на берег моря. Нигде так не отпускает, как в отпуске, это как отпуск грехов. Нигде больше не хочется так грешить, как на отдыхе. Каждый полуфабрикат раз в год обязан съездить куда - нибудь далеко, чтобы полежать на горящей сковородке пляжа пять дней на спине, пять — на животе и поджариться как следует, приобрести цвет побед. Через десять дней чебурек готов.
Удивляясь такому случайному совпадению и своему близкому родству с чебуреком, я инстинктивно крутил в руках кусок сыра, пока наконец не засунул два пальца в его жёлтые дырки, как штепсель в розетку. Ничто так не привлекает мужчину, как отверстия, возможно оттого, что когда - то он с трудом выбрался из одного из них, чтобы потом всю жизнь посвятить возвращению. Домой, в норку, к кормушке, где тепло, где ждут, где ласкают.
— Ты что делаешь? — воскликнула с тревогой жена. — Он же задохнётся.
Я достал пальцы и понюхал.
— По - моему, у него гайморит. — Вскрытие покажет, — хладнокровно взяла сыр из моих рук жена и разрезала на тонкие дырявые пластыри. Потом приклеила один из них к хлебу с маслом и протянула мне. Я откусил, всё ещё мечтая о чебуреках. Трудно есть бутерброд с сыром, когда думаешь о чебуреках. — Ещё? — Она уже стелила масло на другой. — Что - то не хочется, — откусил я и положил на тарелку. — Может сделаешь сегодня чебуреки? Мясо я куплю. — У меня цыплёнок размораживается, — кивнула она на тарелку у раковины. — Они начали убивать птенцов, эти птице фабриканты. А из него не получится? — кивнул я на дичь. — Ты мне предлагаешь его откормить? — Ладно, курица так курица. Хотя две курицы на одной кухне — это уже перебор. — Что ты сказал? — Девушка, вы прекрасны, — положил я руку на её бедро. — Вас это не касается, — легонько хлопнула Фортуна своей ладонью мою. — Мяса, говорю, хочется, хочется мяса! Какой сегодня день недели? Пятница? Как быстро летит время, недавно только был понедельник, а завтра уже суббота. Я совсем не чувствую жизни, она просачивается сквозь пальцы где - то между кухней и спальней, работой и телевизором. — Ты слишком много смотришь в экран, больше чем на меня, — подлила себе чаю жена. — Глаза всё время ищут новостей, а ты неизменна. Даже не стареешь, — уставился я на неё. — Это уже похоже на комплимент, — улыбнулась Фортуна первый раз за утро.
Жену звали Фортуной. Жениться на ней можно было только за одно это имя, если тебе не фартило всю предыдущую жизнь.
— Как долго ты сможешь на меня смотреть? — Пока не отвернёшься. — Я так и знала, что тебя привлекают совсем не глаза. — Даже красивые глаза надо дозировать, — бросил я, покидая стол в надежде найти тапочки в коридоре. — Вот зараза!
из книги Рината Валиуллина - «КУЛИНАРНАЯ КНИГА» Часть I. Глава. Чебуреки (Отрывок)
Посмотреть на ипподром Мы решили всем двором. Встали рано, в шесть утра, Причесались - Нам пора. Взяли яблоки, морковку... Малыша, соседа Вовку. И гурьбою со двора Высыпалась детвора.
На ипподроме (Отрывок) Автор: Константин Медведев
Итак, уважаемые зрители, мы видим, что технически Ленин выигрывает две минуты, но скачки далеко не закончены, и ещё многое может измениться.
Спокойно к калитке твоей подойду У всех папарацци на виду, Соседи - "звёзды" глядят из - за заборов - Теперь им на месяц хватит разговоров.
Нажму на звонок, приготовив цветы, Откроется дверь, и появишься ты. В бигудях и в халате, без макияжа и грима, Скажешь: "Я так ждала тебя, Дима!
Знаешь, как скучно и грустно мне было - От одиночества чуть не завыла! И в личной жизни никакого успеха, Давай, заходи, хорошо, что приехал!
Встретился мне Том Круз недавно, Сказал, что опять бы сойтись было б славно, А я ему: "Знаешь, Томми, иди ты... мимо, Я теперь жду из России Диму!"
Я раньше не знала тебя - какая жалость - В доме моём розетка сломалась, Теперь не включить ни утюг, ни тостер... Здорово, что ты заехал в гости!"
Николь Кидман (Отрывок) Автор: Дмитрий Аленичев
Эта история произошла в конце шестидесятых годов прошлого века. На экраны страны только что вышел фильм «Ошибка резидента» с Георгием Жжёновым и Михаилом Ножкиным в главных ролях…
***
««Зачем звал? – спрашивает Генка», – говори быстрей, мне ещё в библиотеку успеть надо…» «Библиотека отменяется», – говорит Владик, выдерживая паузу.
– Ты случаем не того? – Ну, ты даёшь! – Владик начинает злиться. – А чувство бдительности у тебя есть? – А у тебя?! – У меня?! Да говорю же тебе, засёк одного типа. – И кого же? – Да ты не скалься! – Я не скалюсь. – Нет, скалишься!.. – Ну, тогда я пошёл… – Да погоди ты! Вспомни лучше, сколько лет мы с тобой в баню ходим? – С третьего класса. – Три года, значит! И ты ничего не усёк?..
Генка чешет затылок и отвечает уверенно:
– Нет, разве что тазы… – Что тазы?! – Ну, чистые, говорю, они не всегда… – Фу, ерунда, какая! – возмущается Владик и переходит на шёпот: – Ты дядю Васю банщика помнишь? – Это рыжего-то, с усищами такими смешными? Помню, конечно. Ну и что?! – А то!.. Сколько за это время банщиков сменилось? И припомнить трудно. А дядя Вася и до нас был, и сейчас есть, и никуда деваться не собирается. Вот и мотай на ус, почему все нормальные люди поработают в бане месяц-другой – и дёру. А этот держится. – Может быть, нравится ему банщиком быть, – неуверенно говорит Генка, – работник хороший, зарплата там, то да сё… – Да где это видано, чтобы хорошие люди банщиками работали. Хорошие – в космос летают, дома строят… Вот ты, когда вырастешь, пойдёшь в баню работать? Нет! То-то же… Владик вплотную подходит к Генке и шепчет ему в ухо: – Так вот, я уверен, что дядя Вася – шпион, и нам с тобой надо его разоблачить! Так что забудь про библиотеку, собирайся и айда в баню.
***
– Ну, ребятки, проходите, проходите, вот вам венички, парьтесь на здоровье, – приветствует дядя Вася. – Вишь, заигрывает, сволочь, – раздеваясь, говорит Владик. Чует, гад, что раскусили его. Значит, так, ты, Генка, дуй в парную, а я тут караулить буду, потом поменяемся. Из виду нам его выпускать никак нельзя…
Прошло два часа. Ничего подозрительного за банщиком не наблюдалось.
– Может, зря мы всё это затеяли, – бубнит Генка, – я и в библиотеку не сходил. – Заткнись! – Владик толкает приятеля в бок, – смотри…
Генка цепенеет и видит прямо перед собой завёрнутого в простыню мужчину лет пятидесяти – пятидесяти пяти. Мужчина поднимает вверх правую руку, щёлкает пальцами, подносит руку ко лбу и делает вид, что вытирает пот. При этом простыня сползает с его плеча и обнажает татуировку в виде русалки и надписью под ней.
Эта надпись и привлекает Владькино внимание, потому как сделана нерусскими буквами.
К незнакомцу, озираясь по сторонам, приближается дядя Вася. Тот что-то говорит банщику, суёт в руки какую-то бумажку и ногой выталкивает из-под скамейки холщовую сумку… Дядя Вася поднимает её и направляется к выходу.
– Ну, Генка, – шепчет Владик, – давай двигай за банщиком, а я здесь попробую всё разузнать об этом типе. В сумке, по всей вероятности, бомба. Видел, какая пузатая?
Генка натягивает штаны, набрасывает на плечи рубашку и босиком выбегает на улицу. Зыркает по сторонам, но банщика нигде не видит…
– Ушёл гад!.. Владька говорит, у него в сумке бомба, надо что-то предпринимать…
Генка возвращается в баню, просит у кассира разрешения позвонить по телефону и набирает 02…
*** Владик с невозмутимым лицом наблюдает за «объектом». «Объект» достаёт часы и долго глядит на циферблат. Затем сбрасывает с себя простыню, поднимается и идёт в моечное отделение…
«Сейчас или никогда! – проносится в разгорячённой мальчишечьей голове. Надо узнать фамилию незнакомца».
Владик подходит к кабинке подозрительного типа и опускает руку в карман серого пиджака
– Ага, попался голубчик! – слышит он грубый голос. – А я-то думаю, что это ты тут всё высматриваешь…
Владику становится душно, он поднимает глаза… и видит Генку, входящего в раздевалку в сопровождении милиционера. Владик облегчённо вздыхает…
– Вот он, шпион! – Генка тычет пальцем в незнакомца…
И тут появляется дядя Вася.
– Что в сумке? – спрашивает его блюститель порядка. – Да вот, – дядя Вася ставит сумку на лавку, – товарищ попросил пивка купить… – Пивка?! – у Генки глаза полезли из орбит. – А мы думали…
Он пытается ещё что - то сказать, но дружный хохот прерывает его…
Банный день продолжается
Как ловили шпиона. Однажды в СССР» Автор: Анатолий Чертенков
